Ведьмак - Гладкий Виталий Дмитриевич. Страница 16
Насколько я знал, Зосима был эдаким христианским язычником. Он молился и боженьке, что фигурировал на иконостасе, и богам из другой эпохи – тем, что давно забыты людьми, изгнаны в чащи и болота, и представляют лишь узкоспециальный интересе для немногих ученых и исследователей.
И надо сказать, эти странные и непонятные для цивилизованного человека боги ему помогали, как это ни странно. Я имел возможность в этом убедиться – это я-то, прагматик до мозга костей.
А может, это Зосима так мне мозги закомпостировал, что я и впрямь начал верить в леших, домовых, водяных и прочих персонажей славянской мифологии.
Наверное, чтобы дойти до такого состояния, нужно пожить хотя бы год среди дикой (ладно, почти дикой) природы. В конце концов, человеку очень впечатлительному и не такое может привидеться.
Например, летающие тарелки и инопланетные головастики с выпученными глазами, зеленые, как те самые черти, что отплясываю на столе, когда примешь внутрь литра два самогона…
Додумать столь занимательную мысль я не успел. В дверь сильно и требовательно постучали.
Глава 7
«А что вы тут делаете, люди добрые?» Так без слов вопрошала своими маленькими глазками свиная голова, которая нагло влезла в окно, когда простой украинский народ, пустив по кругу баклажку с горилкой, как раз завел разговор о происках нечистой силы, объявившейся на Сорочинской ярмарке.
И как пишет далее гениальный Гоголь «Ужас оковал всех находившихся в хате…» Примерно такое же состояние было и с нами.
У меня в голове как раз вертелись разные истории, почерпнутые из средств массовой информации и сериала «Секретные материалы», что лишь способствовало еще большей возбудимости нервной системы.
Что касается Зосимы, так он вообще сидел, словно на иголках, потому что тема нашей беседы почему-то была ему очень неприятна, и мой добрый друг не знал, как уклониться от моих расспросов, и какими словами позволительно обрисовать создавшуюся в деревеньке ситуацию, чтобы ненароком не разворошить лихо.
Так обычно поступали люди из примитивных племен, не имевших никакого понятия о цивилизации, «правильных» религиозных воззрениях и «добрых» царях и президентах, несущих на своих плечах титанический груз забот о своих подданных. Они никогда не называли главную страшилку племени по имени (а оно имелось); они говорили «Тот, кто живет там-то» или просто «Тот».
И, как теперь доказывает наука, наши древние (или первобытные) пращуры были правы. Всяких там монстров, духов и призраков мы в основном создаем сами, силой своего воображение.
Это так называемые «мыслеформы», которые вполне могут превращаться в нематериальную субстанцию, питающуюся нашими жизненными силами, нашей энергией, – если, конечно, часто о них думать.
То есть, мы сами себя делаем шизофрениками.
Короче говоря, на какое-то время мы оцепенели. Я, например, уже мысленным взором соорудил черноризца, стоящего на пороге с фанатичным огнем в глазах и держащего в руках топор. Привидится же такое!
Ну, а Зосима, чем-то и так здорово напуганный, и вовсе помертвел. Не приключись с ним временного ступора, у меня совсем не было сомнений в том, что он готов был немедля нырнуть под стол.
Первым опомнился, конечно же, я. Мне ли, герою местного эпоса, бояться каких-то барабашек!?
– Кто там? – каркнул я хриплым голосом.
– Мы это, мы! – раздался за дверью дружный возглас.
Фу! Мать твою… Это же надо было поймать такой мандраж… Я смахнул рукой со лба неожиданно выступившую испарину и сказал уже совсем спокойно:
– Заходите. Что вы там топчетесь?
Казалось, что в мое «бунгало» вошли не два человека, а ввалилась целая толпа базарных торговок. Это были супруги Коськины, дед Никифор и бабка Федора, болтуны, каких свет не видывал.
Они были своеобразным информационным центром деревеньки и всегда знали не только местные, но и вселенские новости, так как имели мощный радиоприемник, который подарил им сын-горожанин.
Особенно отличалась баба Федора. Она могла трещать без умолку минимум пять часов подряд; точно знаю, однажды ради интереса засекал время. Ну просто тебе хрестоматийная Трындычиха.
– Бат-тюшки-и-и!… – запела, всплеснув руками, бабка Федора. – Это же скоки зим, скоки ле-ет… А мы думали, что ты, соколик, навсегда отсель уехал. Я говорю Дарье, брось, не старайся шибко, все равно скоро он здеси не появится, ему не до нас. С молодой-то женой… хи-хи-хи… А она бает, нет, ужо если дала слово, то надо держать. И все чистит-блистит, стекла трет, полы моет…
– Да-да-да, – поддакивал дед Никифор, который в этот момент был очень похож на кота, завидевшего крынку со сметаной.
Его взгляд был неотрывно прикован к бутылке с водкой и к закуске, жидкие усы топорщились, а в глазах бегали крохотные жадные зверьки, готовые в один момент сожрать не только то, что на столе, но и весь мой тугой сидор.
Старики Коськины жили скудно (а кто из наших пенсионеров живет кучеряво? ну разве что какая-нибудь «особа, приближенная к императору», большой чиновник на покое, успевший наворовать на две жизни). Из хозяйства у них были лишь куры-полудикари какой-то странной длиннохвостой породы.
Они большей частью паслись где-то в лесу, там же выводили цыплят, а иногда и ночевали на естественных насестах, но дань старикам Коськиным в виде собственных голов приносили безропотно; наверное, считали их родоначальниками куриного племени, почти божествами.
Иногда деду Никифору и бабе Федоре перепадало от сыновых щедрот. Он присылал им продовольственные посылки через железнодорожных проводников, а Зосима забирал передачи со станции и привозил в деревню.
Но такая лафа случалась редко, поэтому дед и бабка питались, чем придется и когда придется по принципу «Бог даст день, Бог даст пищу».
– Что ж вы стоите, как засватанные? – бесцеремонно прервал я словесный понос бабки Федоры. – Садитесь за стол. Отметим мой приезд.
Второй раз повторять приглашение не пришлось. Коськины мигом разобрали стулья, и уже через минуту наворачивали так, что за ушами трещало.
Зосима, глядя на них, лишь посмеивался и курил мои «городские». Отменный охотник, он всегда был сыт, даже в самые голодные годы. Его кормили лес и озера, а также неутомимые ноги.
Баба Федора, как и следовало ожидать, насытилась первой. Признаюсь, этого момента я ждал с нетерпением.
В отличие от Зосимы, бабку не могли остановить никакие соображения – ни морального, ни иного, даже мистического плана, попахивающие чертовщиной, – если ей попадалась на зубок какая-нибудь сногсшибательная новость.
В этом случае она действовала как некоторые наши беспринципные журналюги – сначала «жаренная» новость, которая принесет им славу и бабки, а там хоть потоп. Но их долгие годы учили, как стать полной сволочью, а баба Федора дошла до такой жизни самостоятельно.
Доверить ей секрет, даже если он может стоить кому-нибудь жизни, это все равно, что выйти на городской рынок и объявить его во всеуслышание. Бабка Федора (да и дед Никифор тоже) была как дуршлаг – сколько в него нальешь, столько и выльется.
И тем не менее, при всем том, костерить стариков нехорошими словами я просто не имею права. Доброта и отзывчивость деда Никифора и бабки Федоры намного превосходят их главный недостаток – чрезмерную болтливость.
– У нас тут новые люди появились… – забросил я крючок с наживкой, когда бабка Федора вытерла губы концом косынки, которой она прикрывала жидкие седые волосы.
Зосима посмотрел на меня с осуждением, вынул из пачки еще одну сигарету, встал и вышел на улицу – якобы покурить на свежем воздухе. Но я-то знал, по какой причине ему приспичило оставить нашу интересную компанию.
Не буди лихо…
Но меня будто тащили на невидимом аркане все дальше и дальше от тропы благоразумия, чтобы оставить на юру в самый неподходящий момент. Так уж устроен человек. Он просто не может не искать приключений на свое заднее место. Это у него в крови.