Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 1 - Коллектив авторов. Страница 2

Лестницы церкви? Но в Иннсмуте нет церкви; люди там, по слухам, ведут торговлю со странными существами из моря, и поклоняются божествам, далёким от традиций Новой Англии. Посмотрев вверх, я заметил горгулий, охранявших крышу, не более отвратительных в облике, чем жители Иннсмута: я сразу понял, что вернулся в обстановку своего сна, который видел на прошлой неделе. И я заметил, что теперь на мне одежда, более подходящая к моде прошлого века.

Я должен был выбраться из древнего города до наступления темноты, потому что моя жизнь теперь оказалась в очень большой опасности. Я понятия не имел, куда свернуть, но искал переулки, которые уведут меня от моря, запах которого в моих ноздрях теперь превратился в зловоние. Во дворах я не видел людей, и возблагодарил бога за это.

Но затем я понял, что радоваться ещё рано, поскольку в конце переулка меня ожидало самое отвратительное зрелище. Тварь с ужасной мордой из моего сна терзала труп ребёнка. Она посмотрела на меня, ухмыляясь, кровь текла из её грязной пасти.

— Го-о-вард! — Заговорила тварь, кощунственно подражая человеческой речи. — Го-о-вард! Хочешь попробовать, Го-о-вард?

Молния разорвала небо, боги приветствовали это зрелище аплодисментами. Я сижу за антикварным столом и пишу это гусиным пером, мерцающая свеча — мой единственный источник света. Мне не знаком этот стол, и обстановка в моей комнате полностью изменилась. Большая кровать с балдахином занимает дальний угол. Из-под неё демонстративно высовывается ночной горшок. Эта комната намного более просторная, чем моя в доме 66 на Колледж-стрит, и здесь на окне тяжёлые шторы. И когда я отодвигаю шторы, я совсем не вижу знакомого мне двора Брауновского Университета. Имеется балкон с видом на невероятно древний город из моего сна.

Должно быть, я сплю, конечно; но, судя по всему, я не сплю. Когда кто-то сжимает кожу во сне, он не морщится от боли. Я только что пытался постучать ботинком по полу, чтобы разбудить свою тётю, но снизу не слышно никакого движения.

Я попробовал открыть дверь, которая открывается на лестницу, но её там не оказалось. За дверью открывается неизмеримая ночь, там летают и кружатся звёзды. У меня есть сильное подозрение, что если бы я наблюдал за ними через телескоп, небеса оказались бы не такими, какими должны быть сейчас, в 1933 году, но я увидел бы звёзды, что находились там в невероятно далёком прошлом.

Должно быть, я снова сплю, но шторм, яростно бушующий снаружи, кажется слишком громким для любого сновидения. Город, лежащий под моим балконом, выглядит так же чудовищно, как Толедо на знаменитой картине Эль Греко, со множеством одинаковых цветовых эффектов. Это прокажённый город, в котором всё может и будет происходить…

Из-за шторма в комнате странно похолодало, и я пошевелил щипцами тлеющие дрова в камине. На щипцах есть любопытный рисунок, намекающий на дракона или морского змея… Возможно, Дагона?

До сих пор я, как ни странно, не испытывал страха — я скорее подозреваю, что эти необычные обстоятельства пробудили моё писательское любопытство до такой степени, что оно перевесило любую возможность испугаться. Совершенно очевидно, что если бы я внезапно проснулся и снова оказался на Колледж-стрит, 66, у меня появился бы новый материал для рассказов, которые даже Райт принял бы без колебаний… Мне придётся очень тщательно внести в каталог все вещи из этой комнаты и все свои реакции, подобно пациенту, который записывает свои симптомы в дневник, чтобы показать их доктору.

Позже. Должно быть, я задремал, потому что шторм утих. Но я всё ещё нахожусь в странной комнате. Это самый любопытный сон, если это сон… Свеча догорела почти до конца, и я подозреваю, что уже далеко за полночь, но я не могу узнать время. На стенах нет часов, а мои наручные, конечно же, пропали. Мне пришлось подбросить ещё одно полено в камин, оно шипит от влаги. Капли дождя, должно быть, попали в дымоход.

Со времени моей последней записи прошло много дней. События, которые произошли за это время, были настолько невероятными, что я не решаюсь записать их на бумаге, чтобы не ставить под сомнение своё здравомыслие. Я делаю это только потому, что твердо убеждён в том, что скоро проснусь в знакомой обстановке дома 66 на Колледж-стрит, когда солнце пытается пробиться сквозь опущенные занавески, а миссис Гэмвелл зовёт меня завтракать…

Что-то находилось на балконе. Оно издавало лёгкий шорох, но я знал, что это не просто листья, оставленные там блуждающими ветрами. Это было что-то разумное и живое, нечто, что, как я знал, было враждебным.

И что любопытно, я понимал, что нахожусь в безопасности до тех пор, пока не открываю старую дверь; но по какой-то причине я чувствовал непреодолимое желание сделать это. Мои ноги тянуло к балкону, и я сдерживал их только усилием воли.

С балкона раздался тихий мяукающий звук, подобный тому, что издаёт мой любимый кот, когда хочет есть; и мне пришло в голову, что благодаря какому-то странному совмещению времени и пространства мой кот также может разделить со мной этот сон или кошмар; и я хорошо понимал, что он будет напуган странностью окружающей обстановки. Я открыл дверь, чтобы впустить кота.

Что-то влетело на рудиментарных крыльях летучей мыши, обогнуло комнату и вскоре приземлилось на безделушку, стоящую на каминной полке. Существо наклонило голову и нахально посмотрело на меня.

Его лик, ещё более ужасающий и нечеловеческий, нежели у летучей мыши, казалось, состоял в основном из морды, тяжело дышащей…

Я стремительно потянулся к каминным клещам и поместил их в пламя; их кончики вспыхнули красным светом, а затем раскалились добела. Существо, сидящее на каминной полке, наблюдало за мной, его крылья взволнованно трепетали, и я боялся, что оно вот-вот полетит прямо на меня; но я опередил его как раз вовремя, опустив щипцы прямо на его лоб. Раскалённый металл зашипел, появился резкий запах горящей плоти… Тогда тварь закричала. Она кричала и кричала, и внезапно с ней словно произошла трансформация: место, где она находилась, заволокло тенями и изменяющимися формами, стало заметно движение воздуха, как будто что-то невидимое медленно становилось видимым…

Передо мной возник Капитан Пикмэн.

— Тебе не следовало этого делать, парень, — сказал он. На его лбу вспыхнуло бледное клеймо, и почти против своей воли он приложил носовой платок к этому месту.

— Тебе не следовало этого делать, Говард, — повторил он. — Ты дорого заплатишь за это.

Он угрожающе шагнул ко мне, и я вынужден был отступить, но меня охватил такой страх, что я уронил щипцы возле камина. И капитан теперь стоял между ним и мной!

Но отступать было некуда, потому что я понял — и дверной проём, и балкон ведут только к пустому пространству.

Капитан Пикмэн двинулся ко мне, слегка хромая, словно подражая летучей мыши с повреждённым крылом, а я продолжал пятиться назад, не желая поворачиваться спиной к капитану, потому что мысль о том, что летучая мышь сядет мне на плечи и укусит меня в шею, наполняла меня невыразимым ужасом.

Вскоре я почувствовал, что упираюсь во что-то твёрдое и неподвижное, и понял, что достиг кровати с балдахином.

Торжествующая улыбка появилась тогда на губах капитана, и он быстро воспользовался ситуацией, бросившись вперёд и прижавшись ко мне, так что я был вынужден упасть на кровать, как соблазнённая служанка; а он на мгновение стал моим любовником, прижимаясь своими губами к моим, а затем стал терзать моё горло. Я ощутил внезапную боль, я мог чувствовать очень острые зубы, пронзающие мою кожу, создавая на ней синяки, и у меня появилось ощущение, что из меня вытекает вся кровь…

Я извернулся в агонии, пытаясь оттолкнуть капитана, и в процессе этого маленький, металлический египетский крест, висевший у меня на шее, должно быть, поцарапал щёку капитана, потому что он вдруг отпустил меня и ужасно закричал.