Свидетель с копытами - Трускиновская Далия Мейеровна. Страница 20

– Давай условимся – ты находишь наших давних сослуживцев и спокойно возвращаешься в Ораниенбаум. Никто никогда не узнает, что ты был здесь и говорил со мной.

– Никто? А этот молодой человек, что привез меня? Полагаешь, он будет молчать?

– Будет, – не сразу ответил мнимый Эрлих. – Сам же ты сказал только что – мертвецы обычно молчат.

– Кто еще знает, что ты здесь?

– Дьявол! Еще один человек! Гофман, ты прав. Благодарю, благодарю! Но это я беру на себя. Гофман, я дам тебе денег, мне нужны хорошие пистолеты, лучше английские.

Отставной поручик встал.

– Ради Господа, не впутывай меня больше в свои затеи, – сказал он.

– Найди мне кого-нибудь из наших! Я знаю – майор Стефани остался в столице, просился в штатскую службу! Капитан Грин! Антон Штанге – помнишь, у нас в артиллерии служил? Он где-то при санкт-петербуржской артиллерии состоит, коли ему позволили!

– Правильно поступит тот, кто сдаст тебя сейчас в полицию.

Но это было уже старческое ворчание. Мнимый Эрлих видел, что осталось чуть-чуть, что Гофман имеет сведения и может поделиться.

– Мне от тебя ничего не нужно – только адреса! Чтобы знать, где их искать! И мы расстанемся. Вот, возьми хоть табакерку на память…

Маленькая круглая табакерочка была дамской вещицей и попала в руки мнимому Эрлиху, когда войско бунтовщиков взяло Елабугу, кто-то из казаков разжился золотой безделушкой, обыскивая убитую офицерскую жену, и отдал ее голштинцу, искупая какую-то мелкую провинность.

– Благодарю, не нуждаюсь. Майор Штанге живет на Васильевском острове. Где-то возле лютеранской церкви. Она там, кажется, всего одна. Прощай, Бейер, не ищи меня более. Не беспокойся обо мне – я сам доберусь до Ораниенбаума. И откажись от своей затеи.

С тем отставной поручик Гофман, подхватив свою шубу с шапкой, и вышел.

– Старый дурак, – пробормотал ему вслед мнимый Эрлих. – Впрочем… все равно от него было бы мало толку… Человек, добровольно согласившийся служить смотрителем в Ораниенбауме, мне не подходит. Но, но…

Он спрятал табакерку, налил себе вина, отломил ногу недоеденной жареной курицы, укусил, не сразу отгрыз кусок.

– Ровесница моей покойной бабушки… Еще и Гофман…

До прихода Весселя он протопил печку и потом спал. Когда же Вессель явился, вручил обещанные пять рублей.

– Я был бы рад, дружище, если бы ты на эти деньги развлекся, сходил куда-нибудь с приятелями, хотя бы с тем толстячком, который так любезно уступил мне постель.

– Он не пойдет, его невеста не пустит. У них уже скоро венчание. Я видел его сегодня, он звал на свадебное угощение.

– Так он у невесты теперь живет?

– Нет, совсем близко, а скоро к ней переберется.

– Счастливчик! Я бы охотно сделал ему подарок. Все-таки вы спасли меня. Думаю, завтра я уже смогу выйти на улицу. К свадьбе хорошо дарить посуду. Есть тут поблизости посудная лавка?

– Да, есть, перейти через дорогу и налево.

Весселю совершенно не хотелось отвечать на вопросы, но он ничего не мог с собой поделать – мнимый Эрлих приобрел над ним власть, и как это получилось – Вессель не понимал. Он чувствовал, что в его положении нужно быть грубым и выставить за дверь гостя, который чересчур зажился в его комнате, гость в состоянии пройти сотню шагов по Гончарной и снять себе другое жилище. Но он отчего-то не мог сказать простые и необходимые слова.

Ему казалось, что в попытке избавиться от мнимого Эрлиха есть некий оттенок предательства. Оба они – немцы, оба – в российском городе, им положено держаться друг за дружку; еще примешивалась мысль о Ройтмане, с которым нужно восстановить прежнее приятельство. При короткой встрече Ройтман держался с Весселем как с человеком малознакомым, хотя они прожили вместе два с половиной года и ни разу не ссорились. И Ройтман не спросил про мнимого Эрлиха – понял, что ли, что Вессель от этого человека уже не отвяжется?

– А, кстати, где теперь живет твой приятель? – весело спросил мнимый Эрлих и отворил печную дверцу, чтобы поставить в угли глиняную латку с остатками курицы, свинины и колбасы, уложенными поверх вчерашней ячневой каши. – Честное слово, я бы охотно пригласил вас обоих в приличное и чистое заведение, где можно посидеть за кружкой пива и выкурить пару трубок. Черт, как давно я не курил!

Трубки у Весселя, разумеется, имелись, но дома он не дымил – квартирная хозяйка ворчала, что дымом непременно пропитаются ее занавески, обшитые самодельным кружевом, и даже постельное белье, а Вессель с Ройтманом не желали с ней ссориться. К тому же оба были скорее склонны подчиняться, чем настаивать на своих правах.

– Живет тут поблизости, если дворами – рядом, перейдя Невский, по улице к Большому Охтенскому перевозу, там есть швейное заведение, и он где-то поблизости угол снял, до свадьбы ради приличия несколько дней пожить.

– Это разумно. Он должен заботиться о репутации своей жены. Хорошо ли будет, если я подарю ему большой расписной кофейник?

Вессель пожал плечами.

– Завтра схожу, посмотрю, что имеется в посудной лавке. Садись за стол, любезный друг, у нас еще осталось вино. Я вижу, ты хочешь спросить, где Гофман. Он пошел навестить приятеля. У него, видимо, и заночует. Садись же, поговорим наконец о твоем путешествии…

Вессель, приехав в Ораниенбаум и договорившись о ночлеге для своего извозчика и лошади, сделал так, как велел мнимый Эрлих: собрал за столом приятелей Гофмана. Но они не учли, что приятели эти – старики, и на вопрос о летних приездах императрицы Екатерины будут вспоминать покойную императрицу Елизавету. Поскольку с развлечениями в Ораниенбауме было совсем скудно, а семей сторожа не имели, они утешались пьянством, и это пьянство привело к некоторому разжижению мозгов.

– Не огорчайся, Ганс, я должен был это предусмотреть, – сказал мнимый Эрлих. – Кажется, наш ужин уже готов. Подумай, где бы мне раздобыть приличный кафтан. Тулуп я, положим, надену тот, что ты купил, валяные сапоги у меня неплохие, а кафтаны, в которых я пришел…

– Мы их выкинули.

– Правильно сделали. Так как ты полагаешь – кофейник? Или большую красивую суповую миску? Это серьезный вопрос! Я должен показать свою благодарность нашему другу Ройтману, но не слишком вызывающе, чтобы он не почувствовал себя неловко… Деликатность – прежде всего!

Глава 8

На следующий день Вессель раздобыл кафтан и всякие необходимые мелочи мужского костюма. Принес он все это добро вечером. За ужином толковали о длине рукавов и о цирюльнике.

– Нет, бороду сбривать мне еще рано, – сказал мнимый Эрлих. – Я отменно говорю по-русски, пусть меня принимают за русского. Друзья меня узнают и с бородой, а врагам узнавать незачем.

С утра они вышли из дома вместе. Вессель пошел в аптеку, а мнимый Эрлих, проводив его взглядом, остановил извозчика и поехал на Васильевский остров. Извозчики были дешевы, он срядился за десять копеек.

Дом, где квартировал майор Штанге, мнимый Эрлих отыскал быстро, а вот самого майора пришлось преследовать – он уже не в артиллерии служил, а прибился к Академии художеств и как раз ушел на занятия. Мнимый Эрлих перехватил его возле самых дверей Академии.

Антон Штанге имел одну занятную особенность – лицо совершенно обезьянье, но телосложение – как у Нептуна или Юпитера на картинах из жизни олимпийских богов. Отчего-то художники полагали, что небожители расхаживали исключительно голышом. Для Нептуна сей наряд был естественным – все-таки морской владыка и в воде бултыхается. Но Юпитеру следовали бы хоть как-то прикрывать срам. Этих бородатых богов изображали обыкновенно мощными и мускулистыми, как портовыхе грузчиков. Майор Штанге тяжестей по сходням не таскал, мышцы у него были природные, силища – также, и голштинцы однажды сделали опыт. В Петерштадте среди прочей артиллерии имелся однофунтовый «шуваловский единорог» – пушечка для корабельного употребления. Весу в ней было чуть менее пяти пудов. «Единорога» взвалили на спину Штанге, и он с этим грузом быстрым шагом, почти бегом, обошел весь Петерштадт. Крепостца, правда, была невелика, с маленькими, почти игрушечными бастиончиками, и пройти пришлось около версты, но и это сочли за подвиг.