В плену медовой страсти (СИ) - Лартер Элли. Страница 20

Около полудня ее разбудила Летта. С трудом раслепив глаза, Исмин решила, что ее ищет госпожа, и готова была покорно встать с постели, но Летта сказала, что хозяйка позволяет ей остаться сегодня в камере и отдохнуть.

— Это очень щедро с ее стороны, — пробормотала удивленно Исмин.

— Она просто переживает за Керу… Керы до сих пор нет, а она много значит для госпожи.

— Знаю, — Исмин кивнула.

— Поэтому госпожа половину дня стоит на коленях и молится Каллисте, покровительнице всего женского рода, чтобы та сохранила Керу. Быть может, если госпожа будет добра к тебе, Литий будет добр к ее личной рабыне, — Летта пожала плечами.

У Исмин не было сил думать об этом. Как только Летта прикрыла дверь ее камеры, девушка снова опустила голову на мягкую звериную шкуру и задремала, стараясь не думать ни о Кере, ни о Арворе, ни о Мэгли…

После трех часов дня началась очередная бойцовская тренировка, и во дворе стало шумно: кричали мужчины, ударял о землю хлыст наставника, звенели мечи и копья. Исмин снова проснулась и теперь лежала с открытыми глазами, силясь в гуле голосов услышать голос Арвора.

Потом она встала, оделась и вышла из камеры.

Тренировка была в самом разгаре. Арвора на площадке не оказалось, а дверь его камеры, находящейся на противоположном конце двора, была наглухо закрыта.

Ей хотелось пойти туда, увидеть его, обнять, рассказать о своих бедах и выслушать его историю… Но она не могла.

Особенно она хотела рассказать о том, что грело ее посреди всей этой нестерпимой боли. Патер Мэгли проговорился о самом важном, что было в ее жизни: о ее семье. В прошлый раз он заявил, что ее родители и сестра давно мертвы, но теперь…

Он заявил вдруг, что ее сестра Исин жива. Что ее продали какому-то влиятельному патеру в Кишар. И что она, кажется, нянчится с детьми этого самого господина… Подробнее Мэгли и сам не знал.

— Лучше б она сдохла… Теперь ее наверняка трахают все, кому не лень… Засовывают члены в ее узкую девичью дырочку…

Но Исмин знала: если сестра работает нянькой и возится с детьми — ее вряд ли заставляют совокупляться. Дети для богатых патеров — святое. Они не станут трахать рабынь, которые кормят и ухаживают за их отпрысками. Напротив: таких рабынь уважают. Не такие, как Мэгли, конечно, но большинство.

Так что теперь у нее была надежда. Ее личный свет в конце тоннеля. Быть может, однажды она сможет вырваться из дома Марсилия и найдет любимую младшую сестру…

Но пока об этом можно было только мечтать.

Когда сгустились сумерки, Исмин наконец сходила поесть. Кессия и Летта накормили ее кукурузной похлебкой, лепешками, финиками и теплым травяным отваром, который должен был снять физическую боль. Жаль, что не было отвара для утоления боли душевной…

В столовой было мрачно и тревожно: все с сочувствием смотрели на Исмин и гадали, как там Кера… Кера была любимицей всех девушек, потому что, будучи приближенной к госпоже и живя на вилле, она никогда не возвышалась над ними и старалась во всем помогать: притаскивала с хозяйского стола сладости, просила за рабынь у госпожи, иногда благодаря ее хлопотам даже отменяли назначенные господином наказания.

— Если бы Кера была дома, то может, и Арвора не посадили бы в яму, — сказала как бы между делом Кармин, засовывая за щеку очередной финик и принимаясь сосать его.

— Что за яма? — невольно вырвалось у взволнованной Исмин.

— Его побили за неповиновение, а потом отправили в яму, — сказала Кармин. — Отходная яма на краю обрыва. Туда сливают дерьмо для компоста.

— Дерь… Так Арвор… — Исмин поморщилась.

— Неприятно, да, — согласилась Кармин. — Я уж не знаю, что он там натворил, но в яму сажают за самые серьезные провинности.

— И как он потом будет отмываться? — Исмин все еще не могла поверить в столь ужасный способ наказания.

— Не знаю, — Кармин пожала плечами и выплюнула косточку. — Но надеюсь, не в бане.

Когда все уснули, и над виллой поднялась желтая луна, Исмин выбралась из камеры. Во дворе было пусто. Чтобы обойти виллу, ей потребовалось пять минут. С другой стороны виллы расстилалось живописное пшеничное поле, а на самом краю пропасти и вправду была отходная яма. Запах ее чувствовался еще за две сотни шагов, но как бы Исмин ни хотелось повернуть назад, она продолжала свой путь.

Подойдя вплотную, она присмотрелась.

Отверстие ямы было диаметром в полтора метра, на краю стояла прислоненная деревянная крышка. Обычно ею накрывали яму, но сейчас там находился человек, так что яма была открыта.

Пересилив себя, Исмин подошла к самому краю отходного колодца и посмотрела вниз, в смрадную темноту.

— Арвор! — проговорила она громким шепотом.

— Кто здесь? — раздалось в ответ. — Исмин, это ты?

— Это я, это я! — радостно отозвалась девушка. — Арвор, я могу как-нибудь помочь тебе? Когда тебя оттуда вытащат?

— Завтра на рассвете. Исмин, ты вернулась… Как все прошло? Я думал, что ты погибнешь… О, как я себя ненавидел! — голос его звучал так взволнованно, что Исмин невольно зарделась от смущения и радости. — Я и думать ни о чем другом не мог! Господин отобрал у меня кровь артахесисов!

— Я знаю, знаю… Кера дала мне куриное сердце, и я… Я потом все подробно расскажу, ладно? — перебила девушка сама себя. Чтобы рассказать все, и вправду требовалось много времени. — Не переживай за меня!

— Хорошо! А что сама Кера? Она вернулась?

— Еще нет, — ответила Исмин.

— Плохо…

— Все очень волнуются. Даже госпожа.

— Слышать ничего не хочу об этой старой суке, — отозвался Арвор, и теперь голос его прозвучал грубо и холодно.

Они помолчали немного, и хотя Исмин, пересиливая себя, готова была остаться с Арвором до рассвета, он настоял, чтобы она вернулась в камеру, пока не пропахла человеческими и животными испражнениями… Никто не должен был знать, что она приходила сюда.

Они договорились встретиться следующей ночью.

19 глава

— Где моя рабыня?

Голос госпожи Марисы звучал холодно и отстраненно, а ее супруг, сидевший на шелковых подушках в своем кабинете, казался спокойным и невозмутимым. Он ждал известного городского банкира, который должен был переплавить данные Литием йамимары в монеты. Кроме того, из нескольких камней мужчина собирался заказать ожерелья, браслеты и серьги, чтобы подарить их своей упрямой супруге. Но женщина думала явно не о украшениях: ее заботила судьба Керы.

— Так где же моя рабыня? — повторила она, повысив голос. — Исмин уже вернулась, и хотя Мэгли вдоволь поиздевался над ней, сегодня утром она приступила к своим привычным обязанностям… А мне нужна моя Кера! Сегодня вечером — обряд омоложения, или ты забыл об этом?

— Как я мог забыть? Ведь я добыл для тебя кровь артахесисов и даже наказал своего лучшего бойца в угоду твоим желаниям… Обойдешься без Керы, — ответил Марсилий, продолжая писать что-то гусиным пером в своей обтянутой кожей книге.

Предчувствуя что-то неладное, Мариса подошла ближе и, упершись ладонями в его стол, наклонилась к самому лицу супруга:

— Скажи мне… Ты что, насовсем продал ее? Этот Литий дал тебе камней на пятьсот садитов, и ты продал ее?! Отвечай мне!

Марсилий вздохнул и наконец нехотя оторвал лицо от бумаги:

— Как ты могла подумать о подобном? Я бы не продал ни одного раба или рабыню без твоего ведома. Тем более твою любимицу. Я просто отдал ее во временное пользование. Литий сказал, что ему мало ночи… Мы сторговались на десять суток.

— Что?! — прошипела Мариса, теряя самообладание.

— Он будет забирать ее каждый месяц на десять суток, — продолжал невозмутимо господин. — И каждый раз будет доплачивать по двести садитов… Камнями или монетами — как договоримся. Уж не знаю, что он собирается делать с ней. Но за такие деньги — пусть хоть дерьмо на ней возит. Мне плевать. А тебе… тебе придется найти для себя вторую личную рабыню. Ты говорила, новенькая неплоха? Забирай ее. Она кроткая и нежная и будет благодарна каждому доброму слову…