Печать ядов и молний (СИ) - Горностаев В.. Страница 5
— Ну, раз хочешь, чтобы звали тебя Григорий, так и буду звать. Зачем ты здесь, Григорий? — с ухмылкой спросил старик, и уставился на меня затянутыми белой пеленой глазами. Несмотря на очевидную слепоту, смотрел он, казалось, мне прямо в душу.
Хороший вопрос. Я-то вообще не ожидал увидеть здесь людей, а тем более целый шаманский поселок с юртами и оленями в загонах. У меня не было сил сопротивляться, а пацан с гарпуном оказался крепким. Пришлось согласиться, и пойти с ними в деревню.
У меня не было ощущения, что старик желает мне зла. С другой стороны, этот дед жил за пределами цивилизованного мира, и кто его знает, что за страсти творились у него в голове?
Говорил мне наставник, езжай на юг, в Хабаровск.
Хотя не факт, что там лучше. Мир вообще оказался довольно неприятным местом, а уж в таких его неведомых уголках как этот, можно было ожидать, что тебя в любой момент сведут с ума, съедят, надругаются, либо используют в качестве гнезда. Или все это сразу, в произвольном порядке. И обязательно с очаровательной улыбкой. Я еще не понял, на какой именно стадии нахожусь.
От старика волнами исходила сила. Из старых книг, которые приютивший меня человек любил до остервенения, я когда-то узнал что шаманы севера были сильны еще до того как мир с песнями и плясками скатился в ту бездну, в которой прибывает по сей день. Теперь же, когда магия не просто витала в воздухе, а едва ли не заменила его совсем, такие как этот с виду приличный низенький старичок в толстенной шубе могли творить все, что вздумается.
Я пожал плечами. — Здесь… где мы вообще?
— А ты не знаешь? — усмехнулся старик. — Неужто заблудился?
— Можно и так сказать. Последнее, что помню, это как упал в воду. Очнулся уже на берегу. — стоило отметить, красная точка, к которой я все это время направлялся была совсем рядом.
— Эта земля когда-то звалась Медвежьими островами. Давно, еще до конца времен. — он выпустил изо рта кольца дыма. Хоть и не курил. — Так уж вышло, Григорий, что я знаю, куда ты направляешься. И очень советую повернуть назад.
Назад? После всего случившегося? Да ты с ума сошел, старик!
— Я не могу, — спокойно ответил я. — Выбора у меня нет. Слишком много сил и средств затрачено. И раз уж знаете, пожалуйста, расскажите что там.
Шаман рассмеялся.
— Выбор есть всегда, — сказал он, потирая руки, — Вот хочешь, оставайся, — он подмигнул мне. — Мне помощники нужны.
В голове пролетела мысль о том, что вот именно сейчас он превратит меня в оленя. Словно услышав мои тревоги, черепа весело затрещали.
— Да ты не волнуйся, оленем не сделаю, — улыбался шаман. — Самый плохой олень лучше даже самого прекрасного человека в оленьей шкуре. Зачем мне плохой олень? — многозначительно спросил он.
Затем, его лицо стало серьезным. — Ты носишь на себе метку того проклятого места. Чую в тебе его дыхание. Словно блудный сын, что отчаянно желает вернуться к матери, отвергнувшей его. А ты, Гриша, везешь его на своей спине.
— Я просто хочу найти ответы.
Наставник отговаривал меня, и даже почти переубедил. Сначала, я хотел пойти на запад, но там происходят всякие странные вещи. Слишком странные, даже для повидавших многое северян. Потом, я собирался поехать на юг, бороться с демонами в тайге. Но воин из меня так себе, и я передумал. Оставалось только осесть в каком-нибудь поселке. Стать пастухом носорогов, или что-то в этом роде. Но это бы не помогло. Наз’лок слышал зов Обители, и никакие расстояния не могли заглушить и ослабить его.
Старик долго молчал, будто бы раздумывал, будет ли для него все-таки лишним плохонький олень. Затем хлопнул в ладоши и крикнул.
— Сайнара!
В юрту вошла девушка, одетая в густые меха. Огонь свечей окрасил ее гладкую кожу в цвета пылающей осени, и как звезды блестел на длинных волосах и в темных глазах. Весьма симпатичная. Очень даже… Я подавил возникшие в голове идеи, вспомнив, что старику известны все мои мысли.
— Принеси нашему гостю похлебки. Он очень устал с дороги.
Девушка кивнула, и скрылась за занавеской из мамонтовой шкуры.
— Моя правнучка, — произнес шаман.
— Красавица. — протянул я, видимо, решив вырыть себе могилу своими будущими копытами.
Но шаман лишь усмехнулся, а затем продолжил.
— Я вижу страх внутри тебя. С ним живет каждый человек на белом свете, начиная от первых, заканчивая нами, пережившими конец времен. Но ты позволил ему сжать свое сердце когтями. Дал мрачной тени погасить надежду.
Словно по команде, в памяти всплыли жуткие картины. Холодные, синеющие ноги в приютском морге, истерзанные духами белые столбики на кладбище. Накрытые белыми покрывалами жертвы Новобережской чумы. Кричащие лица в банках, что наставник хранил в подвале.
Длинные змееподобные твари, пожирающие без того угасавшие человеческие образы.
— Почему ты настолько сильно жаждешь вечной жизни, Гриша?
5 — Путешествие к Обители бессмертных (5)
«Бессмертие — это грех», — говорят они, — «Не уподобимся же врагу».
Но это не про меня. Не любить фей — это одно. Их никто не любит, даже другие феи. Не хотеть склеить ласты в сорок лет от пыли и грибка в легких, мерзкой экологии, чудищ или пули во лбу — совсем другая песня.
Старик вздохнул. — Смертность отличает человека от тех, других. Как и право чувствовать боль. Если бы у них все это было, начали бы они эту войну? Как думаешь?
Вот кто бы мычал, а? Старик небось сам войну застал. И еще неизвестно сколько коптил небо до нее.
— Не знаю. Могу только за себя говорить. А я устал бояться.
— Много лет назад, — сказал он. — Ворота, что на вершине черной скалы, открылись. Высокие люди пришли в нашу деревню.
Когда он это произнес, в душе что-то шевельнулось. Будто, спустя долгое время, я наконец вернулся домой. Хоть и не был здесь никогда. — Ворота?
— Два обелиска с молитвенными барабанами. — пояснил старик. — Их построили в годы войны, в надежде на помощь чужаков.
— И помогли?
— Этого я не знаю. Но знаю, что было дальше. Они пришли словно боги, спустившиеся на бренную землю. Могущественные, но ужасные на вид. Пришли с обещаниями богатств, любви и вечности. Не так уж они и отличались от других. — шаман грустно улыбнулся. — К несчастью, конец времен нас ничему не научил.
Старик кивнул в сторону занавески, за которой хлопотала Сайнара.
— Ее отец, Эрхан, так же как и ты поддался на их уговоры. Собрал единомышленников и ушел. Больше мы их не видели. Пока один не вернулся. Сейчас, он прикован копьями к скале, чтобы не буянил.
— Сурово тут у вас.
— Нуолан вернулся другим. Его сердце было поражено тьмой. Три дня он сидел в юрте и молчал, после чего зарезал своего брата и съел его язык.
Да уж. Нечто похожее произошло с одним деревенским мужиком. Тот женился на девчонке с соседнего села, а она оказалась плотоядной тыквой. — Он как-то объяснил свое хамское поведение?
— Безумная жажда охватила моего внука. Подобная той, что испытывают мертвые, обиженные на живых. Мы хотели принести ему покой, но не смогли. Ветер сорвал с него кожу, но не убил. Камни сломали его кости, но не убили. Вода разъела его глаза, но не убила. Он прошел сквозь огонь, и огонь побрезговал прикасаться к нему. Все это время, Нуолан кричал о ведьме, сделавшей это с ним.
Это звучит… неприятно. Как бы там ни было, я не собираюсь никому ничего откусывать.
— Даже Вы не знаете, что стало с остальными? — удивленно спросил я. — И что там, про ведьму?
Шаман рассмеялся. — Ты меня переоцениваешь.
Естественно. Недооценивать его было бы глупо. Глупые поступки в жизни, это мой конек, но где-то же должна быть проведена черта. Только дурак не станет испытывать страха перед магией после того, что она сотворила с миром. А уж те люди, что ей владеют…
Меня не трясло от ужаса, но я не мог ничего поделать, и улавливал малейшие изменения в интонациях речи старика.
— Есть и другие шаманы, гораздо сильнее меня. И даже они не знают, что творится в тех местах. Они видят лишь пустоту.