Говорящая машина - Крюсс Джеймс. Страница 2

Бледная фрейлейн затрясла головой. Она лишилась дара речи. Это канарейке понравилось. Она удовлетворённо кивнула головой и продолжала:

— Так как мы достигли полного согласия — в отношении обращения со мной, — я хочу в благодарность вам спеть одну песню, которую я как-то сочинила и положила на музыку специально для вас!

И канарейка Марио Ланца запела без дальних слов:

Профессор Розкам кашлянул и выключил машину. Птица замолчала; фрейлейн Мельштойбль тоже молчала; Мартин смущённо переступал с ноги на ногу.

К счастью, в этот щекотливый момент в дверь постучали, и в комнату вошёл художник Берингер. На руках он держал кошку Аглаю.

Художник сейчас же обратился к фрейлейн Мельштойбль:

— Ну, как машина — не опасна?

Вопрос привёл старушку в чувство, и она защебетала сладким голоском:

— Совершенно прелестная машина, господин Берингер! Безобидная, совершенно безобидная!

После этого она схватила клетку с канарейкой и выскользнула в коридор.

Можно было слышать, как она сказала, затворяя за собой дверь:

— Вы были крайне бестактны, Марио Ланца! Радуйтесь, что я не ябеда!

— С кем она там разговаривает? — спросил художник.

— С канарейкой, — ответил Мартин.

Молча взял он из рук художника кошку Аглаю и бережно положил её на столик перед Говорящей машиной. Кошка что-то мурлыкала себе под нос.

Так же молча включил профессор Розкам машину, и та стала тихо переводить кошкино мурлыканье:

— Хотела бы я знать, ради чего таскают меня по диким чужим комнатам и кладут на столы, пахнущие канарейками. Я не привыкла к таким грубостям. Обычно художник был очень воспитан. Я разрешаю ему обеспечивать меня едой и теплом, но большего я ему никогда не разрешала. Сейчас он зашёл слишком далеко.

Вдруг она замолчала, и её мерцающие глаза заскользили по лицам присутствующих: очевидно, она заметила, что её поняли.

Господин Берингер, художник, рассмеялся и крикнул:

— Разве это не божественная кошка? Она разрешает мне обеспечивать её едой и теплом! Как это великодушно с её стороны! Ха, ха, ха!

После этого восклицания кошка опять замурлыкала, и машина тотчас стала переводить.

Аглая сказала:

— Что я великодушна, господин Берингер, мне известно самой! При таком беспорядке, как у вас, любая собака давно подала бы в отставку! Но мне это не мешает. Меню ваших обедов меня тоже мало смущает. Обеды, конечно, не блестящи, но терпеть можно. Хотелось бы побольше печёнки. Телячьей печёнки. Но это между прочим. Гораздо важнее то, что я теперь могу сообщить вам с помощью этой машины, а именно: в ваших картинах вы употребляете слишком много красной краски! Вы накладываете её на холст слишком толстыми мазками! С красной краской надо обходиться осторожнее и бережливее, мой дорогой господин, намного бережливее!

Художник наморщил нос и задрал кверху брови. Мартин хотел было переключить машину на перевод человеческой речи, чтобы художник обратился к кошке, но Аглая предупредила Мартина. Она сказала:

— Я понимаю человеческую речь. Можете отвечать просто так, без помощи машины.

— Хорошо, — сказал художник. — Тогда я вам отвечу! Почему я так часто употребляю красную краску? Красная краска, как вам известно, — это цвет жизни…

Но его доклад был прерван грохочущими шагами. Кто-то спускался за дверью по лестнице.

— Это мясник Румкопп со своей овчаркой, — сказал профессор Розкам.

После этого он обратился к кошке Аглае и художнику Берингеру и предложил им обоим отложить на время спор о красной краске. Ибо сейчас назначен визит господина Румкоппа с собакой, а во всём необходимо, в конце концов, соблюдать метод.

— Хорошо, — сказал художник. — Тогда мы придём завтра в это же время.

Кошка тотчас принялась мяукать, и машина перевела:

— Завтра в это время у меня назначена встреча на соседней крыше. Может быть, нам удастся собраться здесь послезавтра? Примерно около трёх часов ночи.

— Меня устраивает, — сказал художник.

— Тогда возьмите себе ключи от моей квартиры, — сказал профессор Розкам, — потому что мы в это время спим.

— Как обращаться с машиной, я вам объясню завтра, — добавил Мартин.

В это время открылась дверь, и в комнату вступил Аякс — немецкая овчарка — со своим господином на поводке.

Аглая равнодушно скользнула мимо собаки к выходу. Оба прекрасно знали друг друга и считали смехотворным ссориться на удовольствие людям.

— Ну, маэстро Берингер, — громко крикнул мясник, — что вам рассказала эта чудо-машина?

Художник сначала смерил взглядом собаку, потом мясника и сказал:

— Приготовьтесь кое к чему, господин Румкопп!

После этого он последовал за кошкой, тихо притворив за собою дверь.

Мясник был озадачен:

— К чему это мне надо приготовиться? — спросил он.

— Может быть, к тому, что вы услышите от собаки, — сказал Мартин.

— Наша машина в состоянии перевести собачий лай в благородное звучание человечьего языка, — объяснил мяснику профессор Розкам.

Румкопп засунул два пальца за воротник рубашки и пробурчал:

— Так, так.

После краткого размышления он наконец объявил:

— Ну хорошо! Давайте начнём, чтобы поскорее кончить. Где должна встать собака?

— На этот стол, пожалуйста!

— Порядок! — Мясник положил свою волосатую руку на стол и скомандовал: — Аякс, хопп!

Пёс вспрыгнул на стол. Там он улёгся, навострив уши и внимательно глядя на Румкоппа.

— Теперь ваша очередь! — обратился мясник к профессору.

Но Мартин опередил своего дядю. Он включил машину и сказал собаке:

— Ну, расскажи нам чего-нибудь!

Пёс только мельком взглянул на Мартина. Оставаясь немым, он не отрывал глаз от хозяина.

Тогда в беседу включился профессор Розкам. Он сказал в человеческий микрофон:

— Аякс, послушай-ка меня! Если ты хочешь сообщить хозяину о каких-нибудь своих просьбах или пожеланиях, ты можешь сейчас это сделать!

Машина перевела эти слова на собачий язык, и Румкопп утвердительно кивнул головой.

Только теперь Аякс реагировал на слова профессора, переведённые машиной. Он ещё более навострил свои уши, прислушался, посмотрел ещё раз на мясника и залаял.

Мартин снова переключил машину. Начало собачьей речи пропало. Но смысл её все поняли. Собака сказала:

— …привык повиноваться, когда я получаю ясные и четкие приказы. Это делает Румкопп.

После этих слов мясник весь просиял. Пёс продолжал:

— Он мог бы давать мне побольше мяса. Но, очевидно, он беспокоится о моей фигуре. Поэтому я на него не обижаюсь.

Румкопп крикнул:

— Ну? Пожалуйста!

Пёс продолжал:

— Во время прогулок он держит меня на очень коротком поводке. Но это потому, что я должен идти в ногу с хозяином. Значит, это мне же на пользу!