Смерти нет - Глуховцев Всеволод Олегович. Страница 38
План их командира был прост до гениальности. Шесть человек образуют коротенькую колонну: первыми идут Тэйки с Костей, затем попарно — Бабай с Гондурасом и Кишка с Сергеем. Все вооружены автоматами, у всех солидный запас патронов... Бабай даже расстался со своим ненаглядным «Зорро» — больно уж тяжел сей агрегат, не для долгого похода. Хранить его было поручено Шурупу, под личную ответственность — и здесь командир нашел верный ход. Малец аж чуть не задохнулся от гордости.
— Береги, как свою башку, — напутствовал Шурупа Бабай. — Тебе доверяю, никому другому. Понял?
— Понял, генерал! — Пацан пришел в восторг. — А стрельнуть из него можно?
— Я вот те стрельну! Не-ет, вижу я, ты еще дурак дураком... Все, давай сюда.
— Нет, нет! Я, генерал... виноват, я это... словом, больше не повторится.
Бабай подумал. Смягчился:
— Смотри.
— Все, все нормально. Я без глупостей.
И вот сейчас командир отщелкнул предохранитель до упора и передернул затвор. И все сделали то же самое. Жесткий железный лязг коротко секанул пространство — и вновь тишина.
— Хорошо, — похвалил соратников Бабай. — Ну, идем!
По схваченным морозом палым листьям идти было как по борцовскому ковру — упруго и плотно. Сергею это ощущение было очень знакомо: они с отцом хаживали и по предзимнему лесу, и в нем была своя особенная прелесть, не похожая ни на что другое... Запах! Особенная, тонкая свежесть, почти неуловимая...
— Готовность! — скомандовал Бабай.
Ну вот. Сергей опять очнулся. Лирик хренов!
Бабай был лидером, кроме всего прочего, еще и потому, что обладал чутьем на опасность. Ничего вроде бы не делалось кругом, стояла тишь — а он, Бабай, что-то ощутил, некую невидимую опасность, никак пока не давшую о себе знать, но...
Но оказался прав.
Парк взорвался диким воплем, лохмотьями палой листвы, жестяным грохотом.
— Стой! Стрелять по моей команде! — зычный голос Бабая.
С холодным любопытством он смотрел на мчащиеся к ним со всех сторон толпы уродов. Откуда они взялись, черт их разберет! Как из-под земли. И красавцы, да уж, как на подбор!..
Никто из бойцов, изготовившихся к стрельбе, не испугался — очень уж нелепы были эти вздорные создания. Но гадливое омерзение прошлось не по одному сердцу.
И было отчего! Упыри вправду походили на злую карикатуру на людей, изображенную сумасшедшим художником — причем таким, чье безумие не титаническое, как у Гойи, а мелкое, дрянное и трусливое. Оно ненавидит и боится, завидует, жмется и кривляется — вот из его фантазий и изливаются такие эманации.
Бабай заметил, что у тварей есть старшие: отвратительные старцы, столь же синюшные, что и прочие, но заросшие седой шерстью, с длинными, косматыми, спутанными гривами и бородами...
«Шаманы!» — вспомнил он слова Тэйки.
В этих ручонках были дубины, ими они вращали, да так, что палки в воздухе свистели, как пропеллеры. Ну и глотки у них, конечно, были круче остальных — извергали такой рев, от которого едва не гнулись деревья.
Но люди не согнулись. Все встали наизготовку, ожидая команды. Бабай успел еще заметить, что среди прочих в атаку несутся упыри, которые адски лупят во всякие гремучие предметы: тазы, ведра, подносы — где они их только раздобыли!..
«Психическая атака», — усмехнулся Бабай и сказал спокойно:
— Огонь.
До бегущих, воющих толп оставалось метров тридцать.
Шесть автоматов хлестанули ураганным залпом.
Грохот. Вспышки. Град гильз. Вопли!
Кинжальный фронтальный огонь ссек первые ряды бегущих. Задние, налетая на убитых, со всего разбега кувыркались наземь. Полетели в разные стороны тазы и ведра.
— Есть! — крикнул Бабай. — Лупи дальше! «Калашниковы» косили упырей как сорняк. Их плоть не наша и даже не гоблинская. Они примитивны — они как бы символ темного мира, его неизбежной деградации. Они способны самоусложняться лишь затем, чтобы после распасться, исчезнуть, подобно дурному сну. От любого попадания в них пули они просто лопаются, почти как пузыри, ибо они, в сущности, и есть пузыри, кожаные мешки, надутые зловонной газожидкостной смесью. Их тела разметало обрывками, гадость брызгала в воздух, а кто еще был цел, те неслись и орали и через миг лопались вонючим фейерверком и они.
Минуты две! — все было кончено.
Два выродка неизвестно отчего оказались умнее прочих. Они повернули и пустились наутек. Костя шарахнул вслед им очередью. Один великолепно лопнул, как перезрелый гриб-дождевик, — в клочья! Костя врезал второй очередью. Мимо!
— Не надо, — сказала Тэйки. — Сам сдохнет.
— Думаешь?.. — спросил Костя и перекривился. — фу ты, ну и смрад!
— Пошли отсюда, — велел Бабай.
— Можно больше не бояться, — Тэйки улыбнулась едва заметно, уголками губ. — Их больше нету здесь.
— Почему?
— Да они же придурки. Всем скопом кинулись. Они по-другому и не могут. Они же не думают, не соображают... А вот в этот сезон, когда холода приходят, они совсем дуреют. Они зиму не переживают. Дохнут.
— Да ну? — не поверил Костя. Точно говорю, — сказала Тэйки.
— М-м?.. А как же это... откуда же они снова берутся? Ну, весной?
— Черт их знает. Никогда себе этим башку не забивала.
— Да? Ну это, пожалуй, и верно.
— Хватит болтать, — вмешался Бабай. — Что теперь?
Теперь вон туда, — Тэйки указала кивком.
— Ну так пошли. Шире шаг!
Здание мечети, поставленное некогда на самой границе парка и жилмассива, заметили сразу: позолоченный купол с пристроенной сбоку башенкой — минаретом. Когда-то коричнево-красное, сейчас потемневшее, со следами дождевых потеков... Гондурас вздохнул:
— Ну вот... — А что он имел в виду, никто не поинтересовался.
Но идти до мечети оказалось порядочно. Деревья стали реже, и шагали уже не по листьям, а по траве тоже подмороженной. Шли быстро, уже не таясь, однако осторожности не теряли, оружие у всех было готово к бою. Сначала шли молча, а потом Костя, которого, видимо, давно сверлила тема, начал:
— Это... Слушай, Серега, как ты думаешь, а у вампиров этих душа есть? Да и у гоблинов тоже?
Сергей аж поперхнулся.
— Как ты сказал?!
— Ну как, как, — сердито буркнул Костя, — как сказал, так и сказал... У нас с тобой душа есть?
Ответа он получить не успел, потому что вмешался Бабай.
— Эй, мудрецы, — сказал он полушутя-полусерьезно. — Вы на войне. Будете отвлекаться — дома заставлю посуду мыть вместо девчонок.
Мыслители заткнулись. Сергей поднял голову, осмотрелся: до мечети оставалось метров триста. Солнце стояло в самом зените, заливало ярким светом весь мир, но почти не грело. Пар вырывался из ноздрей и ртов...
Зима.
Слова Кости о гоблинских и вампирьих душах задели философскую часть Сергеева сознания. Дебаты он прекратил, но задумался.
А что же, собственно, такое душа?!
Ну, наверное, это сила, благодаря которой мы можем чувствовать, двигаться, говорить... словом — жить. Вернее, наша, человеческая, душа — это часть некоей мировой, всеобщей силы. Мы причастны к ней, оттого и способны мыслить, радоваться, быть счастливыми... Мыслю — следовательно, существую! Точно. Можно по-другому сказать: существую, потому что и во мне есть эта всемирная сила. Есть! А иначе — какое же существование?..
Ну, хорошо. А что же эти выродки: гоблины, упыри? Они ведь существуют?.. Да. И еще как существуют! Нам всем тошно от их существования... А раз так, значит, и в них действует, и ими движет та сила.
Как ее?..
Сергей напряг память. Вспомнил! Апейрон [2].
Да. Но что же выходит: и в нас, и в них одно и то же. Значит, мы равны?..
Вот этого уж никак нельзя было принять. Какое тут, к чертям, равенство! Ты видел гоблинов, мыслитель? Видел упырей? Видел. Ну и где тут равенство?..
2
Апейрон (греч., беспредельное) — согласно учению древнегреческого философа Анаксимандра, неопределимая и неощутимая тонкая материя, являющаяся основой мира. Примерно соответствует современному термину «энергия».