Коронный разряд - Ильин Владимир Алексеевич. Страница 85

— Да, конечно, — кивнула она, пряча глаза за круглыми темными очками.

— Иногда кажется, что все очень плохо и страшно, — пошел я в сторону терминала. — Но проходит день, и все становится вновь замечательно.

— А можно, чтобы этот день прошел вчера? — Неожиданно откликнулась Ника.

— Иногда плохой может быть целая неделя, — не нашелся я с ответом, ответил скомкано и прибавил в шаге, чтобы не встретиться с ней взглядом.

Шел, стараясь не замечать слишком пустой терминал. Шел, игнорируя скопления людей в черных костюмах, старательно огибающих нас своим вниманием. Шел, стараясь не перейти на бег в этой тревожной, наполненной скрытым напряжением атмосфере.

— Что-то происходит? — Обхватила мою левую ладонь своей правой Ника, когда до выхода к автобусу на летном поле оставались последние двери.

Эта скрытая тревожность оказалась доступна и ей.

— Всегда что-то происходит, — слегка сжал я ее руку, не отпуская. — Важно, готов ли к ты к этому или нет.

Я оттолкнул дверь от себя и уверенной походкой двинулся к автобусу. А когда до него оставалось с десяток метров, замедлил шаг.

Оглянулся — из терминала выходили люди в черных костюмах, замыкая пути отступления. В висках заломило от напряженного внимания холодных взглядов, словно наложенных поверх прицелов чего-то дальнобойного. Оглянулся — никого, но ощущение никуда не делось…

И напоследок, стоило остаться трем метрам до цели, как из автобуса, нам навстречу, неторопливо вышел поджарый мужчина средних лет, в гимнастерке прошедшего столетия — светло-зеленой, с высоким воротом, прошитым алым кантом, и украшенный тускловатыми медными пуговицами. Полностью седой, с высокой гривой зачесанных набок волос, он держал руки заложенными за спину, выпрямленную в идеальной осанке. Хромовые сапоги, начищенные до зеркального блеска, отражали высокое солнце. И ощущение чудовищной мощи рядом — чужой, неприятной, продавливающей волю ненамеренно, но одним своим присутствием.

Я смотрел на него краем зрения, чуть повернув взгляд и стараясь не встречаться прямым взглядом. Потому что, во-первых, чревато. Во-вторых, смотреть на него прямо бесполезно — образ то плывет, размываясь нечеткой картинкой, то обретает строгие линии, словно реальность сходит с ума, пытаясь воплотить это существо, собрать в единый образ всю ту силу, которой от него веет на физическом уровне, царапая обострившиеся чувства.

— Максим, это кто? — Тихо пискнула Ника, вцепившись до боли мне в руку и дрожа, как осиновый лист.

— Это Шуйский Александр Олегович, великий князь, — буднично ответил, успокаивающе пожимая ее ладошку. — Отец князя нынешнего и дед Артема.

Тот, о ком мы говорили, ощерился тонкой улыбкой и прикрыл на мгновение дикие, звериные глаза, от одного взгляда которых холодило чуть ниже солнечного сплетения.

— Итак, раз мы знакомы, — послышался негромкий, но очень низкий голос. — Вы, разумеется, окажете мне любезность и скажете, где мой внук?

— Я готов лично проводить, — постарался я улыбнуться, не обнажая зубы. — Самолет готов.

— Чудесно, — повернулся тут же он спиной и вернулся в автобус.

Мы молча последовали за ним.

Столь же немногословно доехали к ожидающему нас самолету, поднялись по трапу и расположились в салоне, пока командир корабля и изрядно нервничающая стюардесса проговаривали необходимые и ритуальные фразы перед полетом.

Великий князь предпочел первое кресло у выхода. Мы же расположились за семь рядов от его спины, ближе к крыльям — будто расстояние в самолете может что-то изменить.

— Максим, что происходит? — Маскируя вопрос за гулом двигателей взлетающего самолёта, нервно спросила Ника.

То, что происходило, откровенно пугало девушку. И далеко не безосновательно.

— Ты, возможно, знаешь ту небольшую тайну, которую скрывает семейство Шуйских? — Спросил я ее спокойным голосом, не стараясь как-то спрятаться за окружающим шумом или приблизить к ее ушку лицо.

— Не совсем понимаю…

— Род, некоторым образом, оборотни. — Уточнил я. — Медведи.

Впереди недовольно дернул плечом великий князь — глупо пытаться утаить голос от такого, как он. Шепчи или говори в полный голос — совершенно без разницы для лесного владыки.

— Понимаешь, — продолжил я, — со временем, зверь в их голове все равно побеждает людское начало. Тогда зверь с остатками человеческой личности уходит в лес, где обычно и погибает. Так правильнее для всех. Но до той поры, пока не придет смерть, у княжества все равно будет один владетель — самый мощный и самый сильный медведь в стае, глава рода. Одна территория, один владетель, понимаешь?

— Д-да, — чуть ошарашенно ответила Ника.

— Наша проблема в том, что в нынешнем поколении Шуйских родился Артем. Очень сильный, страшно сильный медведь. Потенциально гораздо сильнее, чем нынешний хозяин территории.

Князь Александр Олегович недовольно поворочался в своем кресле.

— Но у территории, красавица, как я и говорил, может быть только один хозяин, — наставительно произнес я. — Не может быть двух сильных медведей на одной земле. Кто-то должен уступить и отдать главенство. Поэтому Александр Олегович Шуйский так жаждет как можно быстрее встретить внука. Чтобы убить его до того, как тот войдет в полную силу.

Спереди хрустнула пластиковая накладка подлокотника.

— Н-но как же так….

— И ты бы знала, — произнес я одними губами, наклонившись к ее лицу. — Каких трудов стоило выгнать его из чащобы и загнать в мой самолет.

— У-у тебя глаза… Светятся, — сглотнула Ника, опасливо отодвигаясь в сторону.

Я прикрыл глаза, не желая пугать девушку.

— В целом, ничего страшного, — буднично продолжил я. — Доставай ту ерунду, которую тебе выдал Борис Игнатьевич.

— Какую еще ерунду? — Изобразила она недоумение.

— Артефакт. — Терпеливо пояснил я. — Чтобы меня убить. Але, женщина, у нас двухсотлетний медведь на борту, а тут в кармашке только пластиковая вилка!

— Тихо ты! — Шикнула Ника, опасливо поглядывая на первый ряд.

Но князь пока не понимал грозящей ему опасности.

— Давай артефакт. Я верну, честно. — Протянул я ладонь.

— Я не взяла, — отвела она взгляд.

— Что значит, не взяла? — Возмутился я. — Ты его забыла, что ли?

— Я его вообще не взяла! То есть, взяла, но выкинула в урну.

Я ошарашенно посмотрел на девушку.

— Что-что ты сделала? — Уточнил я.

— Выкинула. В мусорную корзину. — Отвернулась она к окошку.

— Артефакт за три миллиарда?

— Сколько?! — Пискнула она, повернувшись.

— А-чу-меть, — уронил я лицо в ладони. — То есть, ты всю неделю страдала зря?!

— Чего?!!

— Молодежь, вы не могли бы потише, — рыкнул ироничный голос.

Должно быть, забавно слушать планы по собственному убийству… Особенно, когда орудие, как оказалось, выкинули.

— Три миллиарда, женщина! — Прошипел я возмущенно. — В урну!

— Я не хотела тебя им убивать, — поджала она губы.

— И где ты его выкинула?

— Возле ка… Где надо, там и выкинула.

— Ты когда-нибудь меня убьешь, — покачал я головой.

— Ну уж извини, что не убила раньше, — язвительно прошипела она.

— В общем, как знал. — Махнул я рукой. — Нельзя вам, женщинам, верить. Даже в деле собственного убийства! А я так старался! Даже Борис Игнатьевич поверил!

Ника обиженно насупилась.

— Ладно, будем по первоначальному варианту, — вздохнул я.

Девушка настороженно покосилась.

На лице же моем проступала улыбка — будем верить, достаточно безумная и безбашенная, как и весь план длиною в три года.

Хотелось, конечно, как проще, но…

— Максим? — Осторожно уточнила Ника. — Максим, у тебя опять глаза светятся…

— Ощущение твердой поверхности под ногами дарит чувство ложной безопасности, — произнес я ей доверительно, поднимаясь с места.

А небо за иллюминаторами начало покрываться черным покровом туч — вестником близкой грозы.

— Никто не знает, как далеко и больно придется падать. Даже двухсотлетние князья.