Коронный разряд - Ильин Владимир Алексеевич. Страница 89

— Что? — Возмутился я в свою очередь. — Я просто помогаю устроить личную жизнь своему другу! Сам он еще месяц будет кругами ходить.

— И что такого в этом торте особенного? — Кисло произнесла девушка, встав в полоборота.

— Счастье, — пожал я плечом.

— То есть, как это — счастье? — Не поверила Ника.

— Химически концентрированное, рафинированное и очищенное счастье несбывшегося. Родительская любовь, которой человек был лишен. Уважение коллег, которого нет, но которое так желанно. Счастье победы для тех, кто никогда не встанет на пьедестал почета. У каждого будет свое счастье. Крайне сложно отказаться от несбыточной мечты, знаешь ли… Очень сильный мотиватор.

— Тогда сам чего не ешь каждый день? — Покосилась девушка.

— А на счастливых не работает, — вновь качнул я плечом. — Торт, как торт.

— Если Ховрина узнает, что на ней женились из-за пятидесяти килограммов торта…

— Считаешь, это ее заденет?

— Конечно!

— Так я сам скажу. Объясню механизм.

— Она взбесится, — мстительно хмыкнула Ника.

— Успокоится рано или поздно, — отмахнулся я. — Вот тогда пусть и попробует конкурировать с тортом за человеческое счастье. Это ведь даже не сопернице проиграть. Знаешь, как будет обидно?

Судя по задумчивому выражению лица, Ника пыталась представить, каково это — быть счастьем меньшим, чем корж и крем с глазурью.

Хотя… Он вроде хотел вторую жену взять, не спросив первую… А тут чистокровная Ховрина… И судя по всему, та в батеньку удалась…

— Надо будет ему на свадьбу шкаф повышенной комфортности подарить. — Пробормотал я задумчиво, на всякий случай предусматривая резервный вариант.

— Давай уже выбираться отсюда, — окатив подозрительным взглядом, решила Ника перевести тему.

— Так уже летит вертолет, — посмотрел я на солнце, а потом на часы. — Как мы упали, так они сразу поднялись.

— Запланировано, да? — Вновь отчего-то обиделась девушка, и повернулась спиной, устроившись лежа на траве.

— Ника.

— М?

— А у нас медведь не сдох? — Посмотрел я с тревогой на бездвижную тушу.

Потому что кому медведь, а кому (Артему, например) — любимый дедушка. Хотя, раз успел обернуться во вторую форму, то не должен бы помереть.

— А хоть бы и сдох, — проворчала она, положив руку под голову чуть удобнее.

— Ника.

— Ну чего?

— Вылечи его, а? — Протянул я просительно.

Девушка тут же повернулась, чтобы посмотреть строго и пытливо.

— Ты с ума сошел?

— Просто, его к Артему надо доставить, — смутился я. — Не ждать же, пока он сам отрегенерирует? Потом еще в лесу его ищи…

— Максим, — приподнялась она на руке. — Он тебя чуть не убил. Я еле эту дрянь магическую из твоего тела выгнала! — Возмутилась она в голос.

— Да, но в этом была моя вина, — почесал я затылок.

Если бы не ослабил внимание… Да и князь, конечно, и есть князь — голыми руками через все защиты…

— Ты в детстве сколько раз на голову падал? — Пристально смотрела Ника.

— Я не падал, — честно припомнил в ответ.

— Я не спрашиваю, падал или нет. Меня интересует — сколько раз. Максим! — Не выдержала она показного спокойствия. — Я этого упыря лечить не буду!

— Это медведь, — поправил я.

— Вот именно, медведь! Я хирург, а не ветеринар!

— Ника, ну пожалуйста, — изобразил я то выражение лица, за которое мне обычно прощали забытую сменку и взорванную пристань.

— Ни за что! — поднялась она с земли и воинственно уперла руки в боки. — А если он на нас еще раз нападет?!

— Он не будет, — посмотрел я на медвежью тушу, старательно притворяющуюся дохлой.

Мол, вдруг уйдем в самом деле, оставив его тут. Наверняка он до сих пор ослеплен и с серьезными повреждениями, раз не нападает, но в одиночку в лесу выжить сможет — нюх ему вполне заменит зрение, пока то заживает, а конкурентов ему и близко никого нет..

— Да что ты говоришь! — Едко отозвалась Ника на мое заверение.

— Он нам пообещает, — внимательно смотрел я в сторону медведя. — А я буду тебе должен.

— Пытать начнешь — точно помрет.

— Зачем пытать? — Продолжил я прежним тоном. — Вот кстати, ты знаешь, что самое вкусное и съедобное у медведей — это пятки?

— Это ты к чему говоришь? — С подозрением уточнила девушка.

— Так ему все равно регенерировать несколько дней. А я проголодался.

— Максим, что ты говоришь вообще! Это же человек!

— То человек, то медведь, — проворчал я, поднялся и направился в сторону медвежьей туши. — Во первых, это килограмм шестьсот медвежатины.

За пять шагов до нее, медвежатина стала медленно отползать в направлении леса.

— Вот, живой же! — Обрадовался я. — Ты смотри, а ушки уже целые, раз нас слышит.

Князь в медвежьем обличии замер.

— Александр Олегович, — обратился я к нему. — Варианта два. Либо вы даете слово, что будете вести себя хорошо. Тогда мы лечим вас, даем новую одежду и доставляем до внука. Либо мы пробуем ваши пятки на вкус, при вас. Вы же не полагаете, что меня можно убить просто так, без последствий? — Оскалил я зубы.

Медведь нервно дернул ушами.

— Потом я оставлю вам жизнь, но проламываться через лес на чужой территории, уходить от всех загонных охот на такую сладкую и ослабленную добычу и с позором добираться до внука вам придется самостоятельно. Решать, безусловно, вам.

— Я даю слово, — неохотно выдала медвежья пасть тоном, мало походящим на человеческий голос, но вполне разборчивым и понятным.

— Ника? — Повернулся я к чуть ошарашенной девушке.

— Ты же не стал бы есть пятки живого человека? — Шепнула она, проходя мимо.

— Да у меня даже костра нет, — развел я руками.

Та вроде успокоилась и продолжила движение. Затем запнулась, чтобы тут же резко обернуться, окатив подозрительным взглядом. Но в очередной раз требовать прямого ответа не захотела — возможно, для личного спокойствия.

Я же наблюдал со стороны, как зарождается вокруг Ники, присевшей рядом с медвежьей мордой, яркое сияние — вторым солнцем, ослепительным, но согревающим целебным светом только вниз. Коричневая туша содрогнулась и протяжно застонала, когда первые золотистые пылинки коснулись его шерсти — на этот раз они были крупнее и грубее, опускаясь скорее лепестками взрослого дерева, чем еле заметной пыльцой.

Интересно, а лечить поверженного врага через злость к нему — это какой ранг?

— Терпи, — строго произнесла Ника, удержав дернувшуюся было морду на траве. — Даже дети терпят, а тебе двести лет!

И усовествленный князь подчинился, хотя время от времени волны боли проходили через его тело спазмами мышц, выходя из глотки низким рычанием. Неплохо его потрепало.

Свет вливался в него что-то около десятка минут, пока Ника не отошла в сторону, погасив свой талант.

— Подлатала, — коротко подытожила она. — Дальше пусть к своим целителям идет.

— Ходить сможет?

— Даже бегать, — пожала она плечами. — Но к врачу обратиться желательно. Он и до этого дня был весь внутри переломанный.

Подтверждая положительный прогноз, князь попытался подняться на четыре лапы и успешно это сделал.

— Что поделать, две мировые войны за спиной, — задумчиво посмотрел я на него.

А затем перевел взгляд в небо, с южной стороны которого наконец-таки послышался вертолетный гул.

— Это точно наши вертолеты? — С разумной предосторожностью шепнула Ника.

— Другие не поднимутся сегодня в воздух. Сильная гроза.

И знакомые бортовые номера на винтокрылых машинах, прибывших вскоре, были тому подтверждением.

Внутри нашлись новые комплекты вещей: для меня, для Ники (та ушла переодеваться в лес, даже не поблагодарив). Ботинки, брюки и свитер с оленями — для князя, и тот тоже ушел переодеваться в лес. Через минуту выскочила Ника, на ходу поправляя летний брючный костюм из серовато-синей ткани и опасливо поглядывая в темноту под деревьями.

Добираться до Москвы оставалось всего-то около получаса — правда, только до самой ее окраины, так как летать над самим городом позволено далеко не всем. Далее, уточнив через наблюдателей, присутствует ли Артем по своему нынешнему адресу, на машине промчаться через пустые воскресные дороги прямо к нему, никуда не сворачивая, как бы ни хотелось отобедать после утренних приключений. И уже там, в подъезде, возле двери в квартиру на первом, высоком этаже дома, нажать на дверной звонок.