Коронный разряд - Ильин Владимир Алексеевич. Страница 90

Все для того, чтобы дверь на мгновение открылась и в просвет выглянуло хмурое лицо Артема, которое тотчас обрело вид искреннего изумления, стоило ему уловить, КТО стоит рядом со мной и Никой.

— Артем! Они издевались надо мной! — Рванул в его сторону князь, тараторя слезливо и жалобно. — Они грозились отрезать мне пятки и съесть!

Дверь пропустила старого князя, чтобы немедленно захлопнуться перед нами. Я же запомнил только волну ярости, шарахнувшую от Артема, и гневно суженные до тонких полос губы на его лице.

— Пойдем, — стряхнув секундное оцепенение, отвернулся я от двери и направился на выход.

— Погоди, Максим, — догнала меня Ника, тронула за плечо и заглянула в глаза. — Может, стоит вернуться и все объяснить Артему?

— Нет.

— Но… Но ты же спас его! — Изумилась она, останавливаясь.

И мне тоже пришлось остановиться.

— Он ведь у тебя в неоплатном долгу! — Всплеснула Ника руками.

— Ты считаешь меня настолько ничтожным, чтобы делать добрые дела в долг? — Посмотрел я на нее пристально, чуть наклонив голову.

А когда недоумение в ее взгляде обернулось оторопью, просто продолжил свой путь.

— Максим, но так же нельзя! Он ведь тебя сейчас ненавидит! Просто потому, что не знает, что было на самом деле! — Догнала меня фраза за пару шагов до машины.

— Настоящий Император совершает милость не в расчете на ответную благодарность.

— И где твои флаги, Император? — С доброй иронией спросила Ника, обведя рукой вокруг.

Мол, одумайся, вернись, возьми плату не ненавистью, а пониманием и долгом жизни.

— Когда-нибудь мой флаг будет виден из каждого окна в мире, — сел я в салон машины и приготовился закрыть дверцу.

— А ну подвинься! — Совершенно возмутительно влезла Ника прямо со стороны моей двери, заставив сместиться к противоположной. — Так!

— Что еще? — Проворчал я, пристегиваясь.

— Зачем ты хочешь стать императором? — Посмотрела она требовательно.

Хороший вопрос. Не «почему», на которое есть так много ответов — забавных и с показной серьезностью, каждый из которых будет правдивым… А вот «зачем» — это совсем иное.

— Потому что так будет лучше для всех.

— Это не ответ. Максим, я просто хочу разобраться. — Примирительно сложила она руки на груди. — Мне это важно. Может, даже с детства, — отвела она взгляд. — Тем более, ты мне должен.

Я прикрыл глаза.

— Ладно. Но это надо будет сначала увидеть, чтобы понять.

— Воскресенье — выходной, — покладисто отозвалась Ника. — Море времени!

— Поехали, — назвал я шоферу адрес железнодорожной станции.

А уже на месте купил два билета на электричку — не так далеко, в самом деле, но брать туда водителя не было никакой необходимости. Каждый знает ровно столько, сколько ему положено, и эта часть жизни не касалась моего столичного персонала.

Тем более, что на месте прибытия дожидался дежурный автомобиль — на платной парковке, с ключом у охранника возле въезда. В этот раз досталась ауди прошлого поколения черного цвета — обычный для местных дорог авто, пусть и дороговатый для общего уровня жизни этого уголка империи, но вполне примелькавшийся.

— Куда дальше? — Впервые проявила нетерпение Ника.

— Еще немного, — заверил я ее, выруливая на дорогу, ведущую за город.

Проехать небольшой городок вышло за десять минут. Еще пять понадобилось, чтобы вырулить к проселку возле остатков безымянной деревеньки, от которой остались только обугленные фундаменты, да раскиданные в сторону почерневшие бревна. И уже там, после мертвой деревни, нужно было выйти из салона и немного пройтись.

— Тут недалеко, — махнул я рукой в сторону открытого поля под дорогой, в центре которого копались в земле люди, стоял трактор и был развернут для работы кран.

Ника заинтересованно посмотрела в их сторону, даже втянула осенний воздух, полный ароматов земли и близко работающего дизеля, но смолчала.

— Вот, — остановился я недалеко от рабочей группы.

Впрочем, не подходя к ним слишком близко, чтобы не вызывать лишних вопросов. Только кивнул бригадиру, до того внимательно приглядывающему, чтобы все остальные работали. Остальных я не знал — но появление начальства они все равно уловили каким-то низовым чутьем и засуетились активнее, вытягивая из земли черно-зеленый перекореженный остов танка.

Хотя узнать танк в этом раздавленном корпусе можно было с трудом.

— Так что это? — Жаждала Ника пояснения.

— Допустим, у нас есть два аристократа, — начал я издалека. — Они повздорили. Что будет дальше?

— Попытка примирения сторон, — с готовностью отозвалась девушка.

— Предположим, не получилось. Да, честно говоря, никогда не получается, — пожал я плечами. — Статистика именно такая. Далее у нас дуэль или война, верно?

— Ага.

— Но вот незадача, — поджал я губы. — На дуэли ведь и помереть можно. Силу никто сдерживать не станет.

— Война — тоже место неспокойное, — поежилась Ника, продолжая наблюдать, как корпус поврежденного танка вытягивают из почвы.

— А ведь жить — хочется, — поддакнул я. — Поэтому есть решение.

Ника вопросительно подняла бровь.

— Малая война. Это, знаешь, что-то вроде признания поражения, но без поражения. Вот есть конфликт между уважаемыми господами. Они объявляют друг другу войну. Тот, кто осознает близость беды, двигает к границам своего противника пять-десять танков. После чего другая сторона сминает эти танки, с экипажами внутри, до состояния мятой консервной банки, — буднично поведал я, указывая подбородком на то, что удалось поднять из земли на поверхность.

— Так ведь война вспыхнет только с новой силой…

— Отнюдь. — Повернулся я к Нике. — В современной практике, этого достаточно, чтобы снять взаимные претензии. С одной стороны, нападавший ссылается на бездарность танкового подразделения и не несет урона чести, потому что его тут нет. А нет его тут потому, что обида не настолько велика, чтобы присутствовать лично…

— Какая-то ерунда, — отозвалась Ника, недоумевая.

— Вторая сторона довольна, потому что ущерб первой стороне нанесен значительный, плюс развлечение и реальная победа, которую можно занести в книгу рода.

— Но так же нельзя…

— Недовольны только экипажи танков, жизни которых никого не интересуют, а так же жители близлежащих деревень, дома которых эти танкисты вынуждены штурмовать для имитации атаки. Аристократы же не теряют ни грана чести. Спор решен к взаимному удовлетворению сторон. Можно пожать друг другу руки, а завтра разругаться вновь.

— И часто так? — Дрогнул голос Ники.

— Чаще, чем ты можешь себе представить, — сложил я руки за спиной и качнулся с пятки на носок. — Я считаю, что это неправильно.

— Конечно! — С жаром согласилась она. — Надо как-то сообщить в газеты, на телевидение! Это ведь фарс, в котором умирают люди!

— Хочешь рассказать аристократам, что они развлекаются неправильно?

— Да!

— А кто ты, чтобы указывать им, как жить? — Произнес я без желания подначить, устало.

— Но общественность…

— Ника, аристократы уже привыкли, что за них должен умирать кто-то еще. А ты хочешь подвергнуть их жизнь опасности. Тебя не поймут.

— Ты именно это место хотел мне показать, или будет какое-то еще? — Поджала она недовольно губы.

— Именно это, — ответил я, примирительно улыбаясь. — Сейчас эту и еще несколько других машин вынут из земли и отправят на ремонтные заводы. Там их доведут до внешне целого состояния и продадут тем, кому нужен дешевый танк для самоубийственной атаки.

— Получается, ты потворствуешь…!

— Я хороню мертвых, — поднял я немного голос, чтобы оборвать поток ее возмущения. — Хороню через три, пять, десять лет после смерти. Ищу, разыскиваю информацию о малых войнах и достаю металлические гробы.

— Чтобы сделать новые гробы для живых?

— Мои танки на радиоуправлении. Это дешевле, это сохраняет жизни. Это позволяет мне таскать по железным дорогам кучу другой техники без лишних вопросов, и это мое дело, — подытожил я. — Но мне не нравится, что сейчас происходит, как и тебе.