Сорок дней, сорок ночей (Повесть) - Никаноркин Анатолий Игнатьевич. Страница 41

Решено — я должен возвратиться назад в санроту, к Кольке.

Пробираюсь по оврагу на сопку. Теперь с высоты мне видно: немец сосредоточил огонь как раз в районе нашего хоздвора. В одно место садит снаряд за снарядом. От густоты взрывов вырастает огненный лес, взвиваются раскаленные добела стволы, качаются кронами черно-красные дымы. Горят, рушатся сараи, клуб, землянки. Бог ты мой, там же наши раненые, совершенно беспомощные люди, которые даже выползти не смогут из подвалов!..

Бегу что есть духу. Падаю, поднимаюсь, снова бегу. Уже возле школы… Напрямик — через огороды. У каменного забора вижу ползущую на четвереньках фигуру. Всхлипывает. Наверное, раненый.

— Браток, сейчас помогу.

Подбегаю ближе — Рая. Без шапки, раскосмаченная, в тлеющей шинели. Трясется.

— Все… Все кончено… Все раненые… Прямое попадание…

— Горелов, Мостовой?

— Все погибли. Не знаю, как осталась жива… Вышла на минутку из подвала… Не ходите туда, не ходите!.. Там немцы.

Меня всего передергивает. Хочется броситься на землю и царапать ее ногтями, грызть зубами, выть, кричать… Но я только выдавливаю из себя:

— Идем в штольни…

ГЛАВА XXIII

Пробираемся в конец штольни. В ответвлении горит коптилка — несколько раненых, среди них Костя-баянист. Сидит, свесив голову, дремлет. Усаживаю рядом с ним Раю, пусть придет в себя.

В штольне много бойцов — смесь из разных подразделений. Курят, тихо перебрасываются словами. Напряженные. Чего-то ждут. Одни говорят: «Два танка с Керчи прорвались к нам». Другие: «Наши вот-вот высадят десант с моря». Третьи: «Нужно готовиться к последней атаке».

Ребята выворачивают карманы, что-то перебирают в мешках, рвут на клочки бумажки, письма. Некоторые закапывают ордена, документы. Я тоже рою ножом ямку в углу. Вынимаю из планшета несколько фотографий, прячу в карман гимнастерки, где лежит комсомольский билет. Остальное: мои записки, письма, томик Лермонтова — зарываю. Ребята выкладывают гранаты. Проверяют автоматные диски. Мне проверять нечего — пистолет заряжен.

Рая встала, поправляет повязку Косте и, всхлипывая, что-то рассказывает.

Обнаруживаю в медящике перевязочные пакеты, набиваю карманы шинели. В штольню вбегает незнакомый капитан.

— Давай все выходи быстро!

— Куда? Чего?

— На прорыв идем… На Керчь!

Какой прорыв? При чем тут Керчь? Может быть, прорываться навстречу нашим танкам из Керчи? Никто ничего не успевает спросить у капитана. Он тут же исчезает. Штольня гудит.

— Новая петрушка…

— Да нас всех, как мух, прихлопнут, чуть в степь выползем.

Но часть людей направляется к выходу. (Мы не знали о том, что два дня назад на КП дивизии проходил военный совет и было решено: стремительным броском прорвать окружение и идти на соединение с нашими главными силами, севернее Керчи. План дерзкий, отчаянный — до последней минуты его держали в строгой секретности. Ибо расчет был на внезапность.)

— Рая, Костя, сидите на месте… Сейчас приду.

Нужно выяснить. Выхожу. По дну оврага движутся тени. Тяжелые ряды теней спускаются с сопок. Подбегаю, останавливаю одну, другую фигуру.

— Куда?

— На прорыв…

— На Керчь!

Бросаюсь назад в штольню.

— Ребята, точно!.. Выходите!

Мы присоединяемся к черному хвосту колонны. Кроме Раи и Кости рядом со мной двое раненых из штольни. Кто-то впереди командует, распоряжается. По рядам передают: идем на правый фланг, к противотанковому рву.

Движемся осторожно под сопками. Немцы не стреляют. Только беспрерывно взлетают ракеты. Их как никогда много, или кажется так, потому что нужно уйти незамеченными.

Моросит дождь. Подъем. Скалы скользкие. Цепляясь за камни, ползем. Пока все идет хорошо. Но вот над головами, втягивая воздух, со свистом проносятся снаряды. Заметили? Нет. Ливень огня обрушивается на левый фланг. Костя, тыча здоровой рукой в сторону моря, кричит: «Тамань! Тамань!»

Конечно же, это наши дальнобойные бьют с того берега! Значит, все это не сон, не мираж. Заворачивается серьезное дело. Нас поддерживают.

Добираемся к развалинам нижнего маяка. Оттуда по лощине спускаемся в противотанковый ров. Под ногами хлюпает вода. Останавливаемся. По-прежнему Рая — по правую руку, Костя и те двое раненых — слева. Глубина рва метра два. Если чуть приподняться, увидишь при свете ракет внизу болото, песчаную косу и дамбу. Мы — между дамбой и болотом. Открытое ровное место. Этот кусок нам и нужно преодолеть, пробежать. На дамбе, на косе и по краю болота бугорки дотов и пулеметные гнезда румынского батальона. Пробиться бы через заградительный огонь! А дальше степь… Лови!

Ров все гуще, плотнее заполняется людьми. За нами подошла еще одна колонна… И еще… Откуда столько? Значит, есть голова, которая направляет всех нас на одно дело.

Продвигаемся глубже и левее, чтобы дать место приходящим. Теперь рядом с нами моряки. Ближайший сосед — приземистый парень в кожаной зюйдвестке, с перевязанным горлом. Он с автоматом.

Грохот дальнобойных не утихает. Трясется земля, гудит. Когда же начнем мы? Вытаскиваю, верчу пистолет… По цепи передают приказ: «Приготовиться к броску. Атака после красной ракеты». Смотрю в небо. Пока взлетают, переплетаясь, только зеленые, желтые ракеты со стороны болота. Наконец красно-змеистая полоса прорезывает тучи. Мы вылезаем из рва и лавиной скатываемся в низину. Ревем: «Ура!», «Полундра!». Диким звериным голосом ору и я. Румыны опомнились. Пулеметные очереди раскаленными струями врезаются в наши ряды. Хлещет, хлещет трассирующая смерть. Падают впереди, один, другой, третий. Только не останавливаться! Быстро вперед!

Мы все еще кричим на ходу. Мельком вижу моряка с забинтованным горлом — он размахивает автоматом, орет, раздирая челюсти.

Уже недалеко два дота, оттуда продолжают вырываться огненные жальца. Треск. Взрывы гранат. Коклюшно захлебывается пулемет… Перепрыгиваем через траншею. Спотыкаюсь о чье-то тело, падаю, но тут же поднимаюсь. Теперь пулемет строчит с дамбы, туда бросается группа моряков. Опять взрывы гранат. Умолкает и этот пулемет. А мы все бежим, бежим. Еще метров двести — триста, и за дамбой начинается озеро. Куда дальше? Головная группа пересекает шоссейную дорогу, направляется к озеру. Неужели придется лезть в воду? Озеро у берегов заболочено. Входим в густые камыши, раздвигая руками острые сухие стебли. Дно илистое, вязкое, как смола. Подошвы прилипают. Ищешь опору, хватаешься за ломкий камыш. Переваливаясь, фыркая, матерясь, бредем по трясине. Хочется быстрей, как можно быстрей уйти от того места, где мы прорвались. Но болото не пускает. Не пускает и зловещий мрак, который сейчас такой же густой, как болотная трясина. Дождь заливает глаза. В двух-трех шагах не видим друг друга. Все время, оборачиваясь, кричу:

— Рая, где ты?

— Здесь…

— Доктор!.. Доктор!.. Остановись, — доносится голос справа. Это орет Костя. Двигаюсь к нему.

— Сапоги засосало.

Помогаю ему вытащить из ила ноги. Один сапог остается в болоте.

— Черт с ним… Задерживаться нельзя.

Пока возились, потеряли из виду Раю и раненых. Долго бредем через болото. И когда выходим на твердую землю, чувствую такую усталость, что хочется броситься плашмя и не вставать. Не отдыхаем ни минуты. Нас могут перехватить. Приказ: «Прибавить шаг!»

Позади горит, взрывается поселок. По морю шныряют прожекторы. Костя босой, дрожит. Степь вначале ровная. Хрустят под ногами взятые ледком клубки травы. Почти бежим. Теперь мешает ветер. Дует с севера, пронизывает до костей. Наклонившись, пробиваем головами, как тараном, напор ветра.

«Гуп-гуп-гуп» — чугунно разносится по степи. Древней, скифской, затаенной. От нашего топа, кажется, прогибается земля.

Дальше степь становится холмистой. Бугры, волчьи ямы, канавы с водой. Бежать все труднее. Одолеваем с ходу два оврага. Дорогу преграждает глубокий противотанковый ров. Скатываемся вниз и на дне застреваем. Очень крутые стены. Ребята лезут, срываются. Снова лезут, хватаясь за кустарники, подсаживая друг друга. Как помочь взобраться Косте? Наклоняюсь к стене.