Трагедия ошибок (СИ) - "Mikka Hope". Страница 31

— Нет, я не хочу быть императором. Если судьбе будет угодно восстановить империю, то пусть это будут наши дети.

Он положил корону на место, а потом сказал:

— В следующий раз твоя очередь искать свою корону.

Я только грустно усмехнулась.

— Знаешь, милый друг, — протянула я, — сомневаюсь, что смогу найти свою корону, пока магия не вскрыта. Вот мне интересно, в чем отличие в заблокированной и связанной магии.

— Мы думали, что это одно и то же.

Я только пожала плечами. Мы повернулись и пошли в сторону монастыря. Как же обрадовался приемный отец Богена. Он низко поклонился старшему из нас. Жрец посмотрел на Кевона и прошептал:

— Какое же счастье, что я дожил до такого часа. Ваш батюшка был хорошим человеком и потомком большого рода. Но только магом Аквитан не был. Ему хватало маленького королевства. Да и в людях он разбирался плохо. Вы не ругайте меня, но ваша матушка та еще стерва. Да и тела ее мы потом не нашли.

— А тело отца? — спросила я.

Жрец усмехнулся, а потом словно мальчика улыбнулся и пригласил нас в один из самых закрытых склепов. Мы на каникулах пытались туда проникнуть, но магия не пустила. Это было черное строение. Простой черный короб. Он стоял в стороне ото всех зданий монастыря. Кевон разочарованно вздохнул. Я, конечно же, не чародей, но, по-моему, магии на нем нет.

Верховный жрец поднял руку с браслетом. Защита на склепе мигнула и пропала. Мы с открытыми ртами смотрели на невероятную картину. Вместо простого черного куба перед нами было двуцветное сооружение прожилка белая, полоса черная. По кровле шли языки пламени. Они были словно живые и огибали всю крышу. На двери плясали два языка белого и черного пламени. Когда жрец и мы на прицепе подошли к ней, то не надо было раскрывать эту массивную дверь. Она открылась сама. Мы вошли вовнутрь. Тут были два саркофага. Но они не были закрыты. Жрец усмехнулся и сказал:

— Мы всегда жили рядом со столицей. Все мои предшественники хранили одну странную тайну. Вы не умираете. Ваши тела распадаются на маленькие огоньки, и вы соединяетесь со своими предками. Так что когда придет время, не бойтесь. Вы станете сплошным элементалом. Вашего батюшку тоже сюда принесли. Мы всегда были рядом с императорским домом. Об этом почти никто не говорит теперь. И помнят, наверное, только драконы. Но для асуров, драконов и вас этот мир чужой. Неизбежно приходит время, и вы его покидаете. Уходите к истинному миру. Когда наступает время каждого из вас положат в свой артефакт. Белый или черный. Все ваши предки приходили сюда возноситься. Вашего отца мы принесли сюда. Когда солдаты и маги ушли, то мы вернулись. На площади было только тело короля. Мы с монахами его забрали. Принести короля было сложно. В проходах могут бродить только живые. Мы стояли тут на коленях и плакали. И он ушел. Мы можем помогать только свету. Из нас лишь два жреца могут возносить молитвы тьме. Но трое из ваших предков не пришли сюда. Но они перед восхождением рассказывали всю жизнь. Мой предшественник говорил, что надо освободиться от прежней жизни.

Мы стояли посреди склепа и молча, смотрели на пустые коробки. В свете закатного солнца, что проникало в окна в потолке, они сверкали неземным сиянием.

— Значит, наш отец жив? — спросил Боген.

— Да. В какой-то степени. Но встретиться вы сможете, только когда придет ваше время уходить.

— А почему они тут живут?

— Потому что там они не могут иметь детей.

— А почему нам об этом не рассказали? — удивилась я.

Жрец мрачно осмотрел нас и, нахмурив брови, уставился на приемного сына.

— Каждого молодого элементаля приводят сюда в двенадцать лет. Это моя вина, но я не мог вас сюда привести. А про старшего не знал, где вы и находитесь, принц. Как рассказывали мне, в это время и пробуждается ваш огонь.

Я с подозрением посмотрела на жреца.

— А магию ему зачем заблокировали?

Верховный жрец долго молчал, а потом отвернулся от нас и спросил сына:

— А ты помнишь, как это произошло?

Боген нахмурил брови, потом долго о чем-то думал. Жрец вначале хмурился, но чем удивленнее становился Боген, тем шире делалась улыбка у старика.

— Я никогда бы не поднял руку на детей императоров и их дар. Это мы смертны. И наши жизни ничего не стоят. А ваш дар благословение для нашего мира.

Я задумалась. В детстве все кажется прекрасным. Родители для маленьких детей самые лучшие, деревья большими, а мир самым красивым. Дети не видят зла и не замечают холодности родственников, но только в том случае, если второй родитель, как может, сглаживает проблему. Беда и боль врываются в детский мир, сметая все на своем пути. И при этом оставляют боль на всю оставшуюся жизнь. Так что поверить в нелюбовь мамы мне было сложно.

— Но меня постоянно баловали, — попыталась оправдаться я.

Жрец похлопал меня по плечу и сказал:

— Вас любил отец. После потери старшего сына и узнав о судьбе среднего, он приказал вас беречь. Ваша кухарка и конюх были охраной. И они до конца выполнили свой долг. Родана и Киринак знали, что могут уйти. Но предпочли лечь в чужую землю, зная, что над ними никогда не совершат положенного ритуала. Но они знали, на что шли. Берегите себя дети императоров.

— Но зачем тогда мать жила с отцом?

— Она была вампиршей, — развел руками жрец.

Я уставилась на него. И что? Разве происхождение может это объяснить. Мое непонимание уловил Кевон.

— Я могу вам все рассказать, — грустно усмехнулся он. — Скорее всего, у нее был приказ. И ослушаться она его не могла.

Мы с Богеном уставились на брата. Это как не могла. Да мы все в свободном обществе живем. Кевон усмехнулся и наклонил голову к плечу.

— Вы жрец тоже не понимаете?

Старик покачал головой. Он пригласил нас на обед, и мы дружно согласились. После того как первый голод был утолен. Кевон начал свое повествование.

— Я вырос тут недалеко в гарнизоне, а там живут разные расы. Я маленьким был любопытным. Да и на беспризорника никто внимания не обращал. У вампиров есть свое государство. Их предел полностью закрытая зона. Они говорят, что для безопасности, но это не так. Тайны они свои скрывают. Дело в том, что их Глава ничего не решает. Эта женщина не более чем вывеска. Все решает Владыка. Кто это, никто не знает. Но каждому его приказу обязаны подчиняться все. Сделано это из благих побуждений. Просто все они завязаны на единую сеть. И если вампир живет вне поселения, то она помогает ему не кидаться на соседей и не голодать. Так что, скорее всего, матери именно приказали.

— Погоди, — остановил его Боген, — то есть она или любой другой вампир не может отказаться. А если он или она питает нежные чувства к своей семье? Как тогда быть?

— Поверь, братик, я раз видел, как отлучали вампира от клана. Никому такого не пожелаю пережить такое. И потом многое видел, но подобного. От разумного не осталось ничего. Описывать не стану, мы все только что поели.

— Но я сама видела ее тело на площади! — возмутилась я.

Кевон только усмехнулся.

— И как она выглядела?

— Все в крови и живот распорот.

Он поднял палец вверх и сказал:

— Во. Ты сама все объяснила. Единственный способ убить чистокровного вампира отрубить голову или раздавить сердце. Мать, скорее всего, прекрасно видела происходящее. Когда войны ушли, она засунула все внутренности в живот и уползла в какой-нибудь подвал. А если в городе и оставались живые, то они пали жертвой ее жажды после регенерации.

Меня передернуло. Кевон сжал мою руку.

Искать отца и мать мы не решились. Один слишком далеко, а вторая… Пусть это будет ее выбор. Мы окунулись в испытания нового прибора. Кевон выпускал чары, а мы регистрировали, что видят испытуемые. Два раза мы с группой выезжали к плато. Выползающие призрачные змеи были особой магией. И после первого ряда испытаний пришлось переделывать кое-что в пластинах. И вот две недели пролетели как один день. Нам пришлось уезжать.

Боген сообщил Мари, что ждет ее на границе империи демонов. Я смотрела, как он ее обнимает и в груди что-то сжималось. Мне тогда хотелось спросить у судьбы — а где мое сердце. Я вздохнула. А Кевон это заметил. Он обнял за плечи и шепнул прямо в ухо: