Рассказы. Часть 1 (ЛП) - Кэмпбелл Рэмси. Страница 63

Такая шпилька не могла остаться без ответа.

— Это почему? — спросил Робби.

— Потому что вас не пустят в кинотеатр.

— А нам наплевать. Мы…

— Мы туда все равно проберемся, — прервал его Дункан. — Нам откроет двери сам Чаки, чтобы мы могли на него полюбоваться.

Должно быть, он не хотел, чтобы девочки узнали, что они будут смотреть фильмы у него дома. А он не такой уж отчаянный, хотя он и любил убеждать Робби в обратном.

Девочки синхронно изобразили на лицах презрительные улыбки и убежали на школьный двор. Понизив голос, Дункан сказал:

— На сегодня у меня есть два. Я тебе напишу, когда…

Весь остаток дня у Робби пересыхало в горле и вставали дыбом волосы на затылке. Он совершенно не мог сидеть на одном месте — но за обедом пришлось, а то мать могла что-нибудь заподозрить.

— Опять много задали? — спросила она.

— Да, как вчера.

Умно. Ему удалось соврать, не соврав, и она ничего не заметила. Наверное, он взрослеет.

— Ничего страшного, у тебя весь вечер впереди, — сказала она.

Он переписывал из Интернета статью о трущобах викторианского Ливерпуля, когда на его мобильник пришло сообщение. Оно гласило: «Ушла заходь».

«Иду», — напечатал Робби. Торопясь, он подбирал слова для замены в тексте из Интернета, а в голове у него шумело и пульсировало. Надо побыстрее закончить, и он свободен. Телевизоры показывали одно и то же во всех домах, стоявших вдоль улицы, по которой бежал Робби, до самого паба «Собачья челюсть». Дункан с матерью жили напротив паба в таком же маленьком, как у Робби, доме. Дункан и горьковатый запах сканка встретили Робби у двери.

— Ну что, готов пройтись по травке? — спросил Дункан.

Робби поколебался. Из дверей паба вывалилось несколько мужчин — видимо, тоже собирались покурить, хотя и не совсем то, что его друг. Дункан поднял два пальца, демонстрируя косяк:

— Давай-ка вот этим угостимся. А то вчера была доза для слабачков.

— Не здесь же. Кто-нибудь может увидеть. И я не хочу, чтобы мамка унюхала. Эта травка довольно вонючая.

Поглядев на Робби стеклянными красными глазами, Дункан сказал:

— Ладно, пошли на задний двор.

Робби проследовал за ним через коридор, в котором по крайней мере не было велосипедов, и через заставленную всякой всячиной кухню. Они вышли во двор. Он затянулся по-настоящему, как мужик, и ему показалось, что за ними наблюдают. Зрителями оказались безжизненные окна второго этажа. Где-то — он не мог определить где — надрывался ребенок. К тому времени, как они с Дуганом докурили самокрутку, его уже тошнило от этого крохотного, обнесенного забором двора, над которым по небу метались фейерверки.

— Ну и где твой Чаки?

— Ждет тебя.

Естественно, Дункан имел в виду: ждет их обоих. Они прошли в гостиную, где пухлый диван и два тощих кресла изображали аудиторию перед выключенным телевизором. На одном из кресел лежала книжка про ливерпульские трущобы, а на полдивана разлегся оранжевый женский кардиган. Дункан засунул диск в плеер и плюхнулся рядом с кардиганом.

— Поехали, — сказал он.

Робби положил книжку на ковер и откинулся на спинку кресла — хотя он не сказал бы, что это было удобно. На экране началась «Детская игра». Это было название фильма; видимо, оно должно было обмануть зрителя, который еще не знал про Чаки — злобную куклу, в которую вселился дух убийцы. Почему все обвиняли мальчишку? Разве непонятно, что кукла специально подстраивала все так, чтобы казалось, будто это он совершает эти убийства? Его даже посадили в психушку, а Чаки потом убил местного психиатра. Наконец мать мальчишки догадалась, что Чаки живой и это он творит все эти гадости. Они вместе с мальчишкой бросили его в камин, и он горел ради блага всех детей, как было сказано в газете, — но до конца не сгорел, и мамаше еще пришлось разнести его из пистолета. Робби почувствовал облегчение, когда она наконец узнала правду. Он отпустил костлявые подлокотники кресла, которые, по-видимому, уже некоторое время впивались в его ладони. Дункан фыркнул:

— Нытик.

— Кто?

— Да этот сопляк. Весь фильм ныл да хныкал. Надеюсь, другой диск будет лучше.

Как кукла смогла вернуться? У нее уже были швы на лице, но это была не вторая часть, и Робби не узнал, каким образом она снова ожила. Чаки убил девушку, которая раньше была его сообщницей и любовницей, и перенес ее душу в куклу-девочку. И когда она заговорила, комнату наполнил странный звук — хихиканье, переросшее в захлебывающийся смех.

— Что смешного-то? — с испугом спросил Робби.

— Это же Мардж из «Симпсонов».

И Робби сразу узнал каркающий женский голос из любимого мультфильма своей матери. Мардж Симпсон, засунутая в куклу, помогала Чаки убивать людей. Ближе к концу ее пытались сжечь заживо, но она выжила, а Чаки опять тщательно расстреляли из пистолета — а он в это время кричал: «Я еще вернусь!» Кажется, кто-то еще это говорил. Во сколько же фильмов удалось проникнуть Чаки и его подружке? А в конце она родила ребенка — окровавленную маленькую куклу. Дункан вытащил диск и принялся щелкать кабельные каналы. Они сменяли друг друга, словно слайды, — так быстро он их переключал. И тут Робби крикнул:

— Вот он! Там!

Дункан подпрыгнул, и кардиган на всякий случай перелег подальше от него, взмахнув пустым рукавом.

— Кто? — спросил он, бросившись к окну.

— Чаки.

Дункан задернул занавески и сурово поглядел на Робби, то ли чтобы пристыдить его, то ли из-за того, что он не сказал заранее, что какой-нибудь прохожий может увидеть, что за фильм они смотрят.

— Да это не он.

— Нет, это про него кино, — возразил Робби, но, когда улыбающаяся кукла выскочила из-под кровати мальчика, Дункан нажал на кнопку информации, и оказалось, что это фильм Спилберга. В аннотации было сказало, что это фильм про полтергейст, однако Робби это не успокоило.

— Мне надо вернуться домой, пока она не пришла, — сказал он.

Дункан улыбнулся… улыбкой Чаки:

— Да-а-а, ты уж точно своей мамки не боишься.

— Я не боюсь никого и ничего.

— Вот я действительно не боюсь. Отец как-то пытался напугать меня этим идиотским Чаки. Не настоящий отец, а тот, которого мамка мне презентовала в мой четвертый день рождения.

— И что он делал?

— Да ничего он не делал. На диване валялся, в основном. — Пристально взглянув на Робби, Дункан добавил: — Говорил, что, если я буду себя плохо вести, меня заберет Чаки. Вот что они тогда детям говорили.

Разве Робби это говорили?

— Они сами не знали, что мелют, — проговорил Дункан. — Чаки действует совсем по-другому.

Он, конечно, имел в виду: действует в фильмах. Не мог же он говорить о чем-то другом.

— Увидимся в школе, — сказал Робби.

— Будешь выходить — прикрой дверь. А я еще раз посмотрю, как он врача электрошоком поджаривает.

Улица была пустой. Фонари пятнали тротуар светом, который растекался по крышам припаркованных автомобилей. Если бы Робби был девчонкой или персонажем фильма, его могли бы испугать темные провалы между машинами, куда свет не добирался и откуда мог выпрыгнуть маленький шустрый монстр. В действительности Чаки можно было обнаружить только в телевизоре, и Робби заглядывал в каждое мерцающее окно. Он как раз смотрел, не нападает ли кукла на молодую пару, укладывавшуюся спать на экране, когда его заметила старуха в кресле. Он отпрыгнул от окна и побежал домой. Она не преследовала его, но, может, она знала, где он живет? А если она расскажет его матери? Она не могла рассказать, что он искал Чаки; никто об этом не знал, даже Чаки. Чаки надежно спрятан у него в голове, и никто его не увидит.

Света в доме не было, и это значило, что мать увидит его только утром, когда всякое выражение вины — если оно там есть — уже исчезнет с его лица. В зеркале в ванной, пока на его губах вздувалась пена, а зубная щетка полировала улыбку, его лицо не выглядело таким уж виноватым. Он был в постели задолго до того, как его мать вернулась домой, но сон убегал от него. Если бы мать разрешила ему поставить компьютер в своей комнате, он бы поиграл в него, но, скорее всего, мать сочла бы все интересные игры слишком жестокими. Она не раз говорила, что даже настольные игры провоцируют агрессию. Когда ухмыляющаяся кукла наконец утихомирилась у него в голове, он уснул.