Несомненно ты (ЛП) - Энн Джуэл Э.. Страница 52

Я пожимаю плечами.

— Уверена, ты найдёшь способ «успокоить» их.

Он садится рядом со мной и проводит рукой по моей голой ноге.

— А тебе тоже лучше уяснить, что я человек слова. И если я сказал, что «трахну тебя на диване, на кухонном островке, у стены в коридоре, и моё любимое... привязанную к своей кровати...» — он смотрит на свои часы. — То мне лучше начать уже сейчас.

Всё то спокойствие и уравновешенность, которые я пытаюсь сохранить после того, как ушла Клэр, начинает расшатываться, как только Лотнер возвращается домой. А теперь всё это уходит в небытие. «Двоечка» Клэр-Роуз сбивает меня с ног, но я поднимаюсь и теперь злая, как чёрт.

— Не будет ничего. Я собираюсь на пробежку, — встаю и иду в ванную.

— Подожди... — он встаёт прямо у меня за спиной. — Ты расстроена?

Разбрасывая одежду повсюду, я нахожу шорты и спортивный лиф.

— Я просто собираюсь на пробежку, — я, отбрасывая его футболку в сторону и залезая в свою одежду, ни разу не смотрю в его сторону.

— Сейчас? Ты собираешься на пробежку... сейчас?

Найдя подходящие носки, я залезаю в кроссовки и завязываю шнурки.

— Нет, утром собираюсь. Просто подумала, почему бы мне не поспать в этом. Да! Я собираюсь СЕЙЧАС! Боже, доктор Салливан, я думала ты намного умнее.

Он перегораживает мне выход, но я пытаюсь протиснуться между ним и дверью. Но прежде чем я могу сбежать, он толкает меня к стене, хватая меня за руки.

— Какого хрена с тобой происходит? Ты ударяешь меня исподтишка таким поведением, а я не имею понятия, что сделал не так.

Я толкаю его в грудь, но он даже не качнулся.

— Исподтишка? Вау, кто бы говорил!

Я снова пытаюсь выбраться из его захвата, но попытки оказываются тщетными.

— О чём ты вообще? — складки на его лбу продолжают углубляться.

Я распахиваю глаза и наклоняю голову к нему.

— Доктор Сука, а теперь и Роуз оказались шлюхами-соседками?

Он качает головой и отпускает мои руки.

— Боже, Сидни, я слишком устал, чтобы играть в эти глупые шарады с тобой, просто скажи мне, почему ты так чертовски разозлилась?

Глубоко вздыхая, он проводит руками по волосам и опирается о стену на противоположной стороне коридора.

Я складываю руки на груди.

— Почему ты не рассказал мне о том, что вы с Клэр были вместе?

Он закусывает верхнюю губу и закатывает глаза к потолку.

— Мы не были «вместе». Это была всего одна чёртова ночь год назад после вечеринки у друзей. Мы оба были слишком пьяны и... Это была просто глупая ошибка. Вот и всё.

Он смотрит на меня.

— Как ты вообще узнала об этом?

Я наклоняю голову вбок и ухмыляюсь.

— Клэр рассказала мне об этом, когда приходила сегодня. Открыв. Дверь. Своим. Ключом!

Лотнер прислоняется головой к стене. Глаза закрыты, руки сцеплены за шеей.

— Это просто... глупо. Почему мы...

Я шагаю в сторону двери.

— Ты прав, это глупо. То, что я нахожусь здесь, вот что глупо.

— Сид, подожди!

Громко хлопнув дверью, я выбегаю из здания. Я понятия не имею, что делаю, я просто бегу. Бегу не как на лёгкой пробежке, а быстро, отравляющие эмоции подпитывают меня изнутри. Может, если я продолжу двигаться, то смогу оставить всё позади. Всё. Эту боль, злость, ревность. Я не хочу чувствовать ничего из этого. Когда я прибегаю в какой-то заброшенный парк, мои лёгкие горят, а ноги устают. Замедляясь, я хватаюсь руками за голову и пытаюсь отдышаться. Я чувствую на губах солёный привкус слёз, смешанных с потом.

Впереди я вижу лавочку, стоящую на берегу небольшого пруда с утками, гусьми и ещё какими-то перелётными птицами. Рухнув на неё, я упираюсь локтями в коленки и прячу лицо в руках. Дамбу прорывает. Неконтролируемые рыдания сотрясают моё тело. Я так запуталась. Моя сестра живёт в пяти часах езды отсюда, мой отец ещё дальше, а мамы вообще больше нет. Мои чувства не поддаются никакому смыслу. Чем больше я стараюсь игнорировать их, тем громче они кричат у меня в голове. Агония разрушает меня. Как я могу одновременно хотеть остаться и уехать?

— Эй... — нежный голос Лотнера зовёт меня.

Подняв голову, я встречаюсь с голубыми ирисами. Печальными. Голубыми. Ирисами.

Он наклоняется ко мне, и я обвиваю его ногами и руками. Приземлившись на задницу, он прижимает меня к груди своими сильными руками. Я утыкаюсь носом ему в изгиб шеи и плачу. Он прижимается щекой к моей макушке и тихонько покачивается. Последний раз я чувствовала себя так надёжно, комфортно и такой любимой, когда меня обнимала мама.

— Прости, малышка. Мне проще умереть, чем причинить тебе боль.

Всхлипывая, я качаю головой.

— Нет. Я просто... просто т-т-таак запуталась. Дело н-н-не в тебе.

Я делаю глубокий вдох, а затем медленно выдыхаю.

— Твоя личная жизнь никак меня не касается и...

— Хватит!

Он резко отодвигается от меня и берёт моё лицо в ладони, вытирая слёзы с заплаканных щёк.

— О чём ты говоришь? Это. МЫ. И ничего не может быть более личным. Я бы раскрыл всю свою душу перед тобой, если бы ты только позволила мне. Ты поняла меня? Ты вообще хоть какое-то понятие имеешь о том, какие чувства я к тебе испытываю? — его лицо напряженно, пронизано болью.

Закусив губу, я киваю и быстро моргаю, чтобы избавиться от мешающих слёз.

Он прижимается губами к моим губам и закрывает глаза.

Жизнь. Такая. Жестокая.

Отпустив меня, он проходится пальцами по моему подбородку. Его глаза светятся от обожания.

— Я расскажу тебе всё, что ты хочешь знать. Даже если это не то, что бы тебе хотелось услышать. Хорошо?

— Хорошо, — шепчу я и слабо улыбаюсь.

— Ты убиваешь меня, Сидни Энн Монтгомери, — он качает головой. — Вообще я не жадный парень, поэтому... с этим «чувством» тяжело справляться.

— Чувством?

Он кивает.

— Желать чего-то больше всего на свете, но знать, что ты не можешь это получить... знать, что Я не могу получить ТЕБЯ.

Я пьяна Лотнером. Он мой любимый наркотик. И когда я нахожусь под кайфом от него, весь остальной мир перестаёт существовать. Голая. Удовлетворённая. В его руках. Это всё, что мне надо для умиротворения.

— У тебя болят руки? — звенит его голос в тишине его тёмной комнаты.

Проводя пальцами по его рукам, которые обнимают меня за талию, я улыбаюсь.

— Хмм, единственное, что я чувствую прямо сейчас — это блаженство.

Та улыбка, которая посылает мурашки по моей коже, прижимается к моему плечу. Интересно, знает ли он, что улыбка, которую я чувствую на своей коже, это моя самая любимая улыбка. Мои глаза видят то, что хотят видеть. Уши слышат то, что хотят слышать, но это прикосновение, эта тактильная эмоция, она настоящая и неоспоримая.

— У Клэр есть ключ, потому что Роуз любит развлекаться, поэтому я позволил ей учиться или проводить исследования у меня в квартире, пока меня нет дома.

Моё тело напрягается от одного упоминания её имени, и он сильнее прижимает меня к себе.

— А Роуз... ты с ней...

— Нет, — он смеётся. — Боже, я не такой парень.

— Какой парень?

— Который делает зазубрины на столбике кровати.

Шесть презервативов. Почему это беспокоит меня? Должна спросить его, но ненавижу себя за то, что я «такая девушка».

— Знаю, — говорю я, чтобы больше уверить себя, чем его.

29 июня 2010 г.

Мелодия на телефоне заставляет меня проснуться. Солнце уже встаёт, и я нахожусь одна в постели. Я даже не пытаюсь добраться до телефона, который лежит на кофейном столике. Я не такая быстрая по утрам. Стащив одеяло с кровати, я обматываю его вокруг своего голого тела и иду за телефоном. Не помню, чтобы он звонил больше одного раза, но на экране я вижу два пропущенных вызова. Один от Эйвери, второй — от Элизабет.

Что-то притягивает моё внимание, пока я зеваю. Снова оглядываюсь вокруг и замечаю огромный, нет, гигантский букет цветов, стоящий на кухонном островке. Он составляет целую радугу из различных ярких цветов и, должно быть, стоит целое состояние. У Лотнера, наверное, есть родственник флорист, просто потому что в городе нет таких магазинов, которые открывались бы так рано, когда солнце ещё не взошло. А огромная улыбка у меня на лице появляется, когда я вижу два эластичных бинта, завязанных в виде бантиков вокруг стеблей. Это те же самые бинты, которыми доктор Извращенец привязывал меня к своей кровати прошлой ночью. И, чёрт возьми... он делал со мной такие вещи, о которых я никогда не смогу рассказать даже своей зачастую пошлой сестре. Как он надевает халат и заботится о больных детях, словно Мать Тереза в мужской её версии, когда ночью делает со мной такое?