Несомненно ты (ЛП) - Энн Джуэл Э.. Страница 74
Мой мир рушится. Он играл со мной, заставил поверить ему. Теперь мне придётся бороться за то, чтобы Оушен осталась в стороне от этих судебных разбирательств. Мне становится нечем дышать. Быстро убегаю из ресторана, и мне чертовски не хватает воздуха. Один мучительный вдох за другим. Споткнувшись, я заворачиваю в переулок. Привалившись к стене какого-то здания, я сползаю вниз и цепляюсь руками за волосы.
— Нет... — плачу я.
Что-то не так. Мне нечем дышать. Должно быть, вот так и ощущается паническая атака.
— Сид... — голос Лотнера пугает меня. Он склоняется надо мной.
— Нет... — кричу я, рванув к нему, и бью его со всей силы, как только могу. — Ты обещал, — рыдаю я. — Ненавижу тебя!
Он хватает меня за руки и прижимает их к моей груди, пришпиливая спиной к стене.
— О... она... она моя! — я пытаюсь вдохнуть хоть немного воздуха, но кажется, будто его нет, словно я не могу дышать.
— Шшш... успокойся, Сид, — его голос нежный и твёрдый одновременно, но я не покупаюсь на это. Мне понятно, что он играет со мной, чтобы заполучить то, что ему нужно.
— Я... не могу... ды... дышать...
— Успокойся. Медленно сделай глубокий вдох, Сидни. Почувствуй каждую часть своего тела. Начни с пальцев на ногах. Ты можешь ими двигать?
— Пошёл... вон! — я пытаюсь оттолкнуть его. — Она... мо... моя.
— Успокойся, малышка. Я не собираюсь забирать её у тебя.
— Не... назы... вай... меня... т… так...
И его рот прижимается к моему. Поцелуй жесткий и требовательный. Я пытаюсь его оттолкнуть, а затем снова чувствую свои пальцы, ноги, руки. Наконец-то я могу жадно вдохнуть воздух через нос, а мои лёгкие могут принять его. Наши языки снова воссоединяются. Проходит слишком много времени с тех пор. Он вдыхает в меня жизнь, а мне даже не хочется его останавливать. Руки Лотнера ослабляют хватку на моих руках, и мне удаётся прижать ладони к его щекам.
Я ненавижу его.
Я люблю его.
Я нуждаюсь в нём.
Я хочу его.
А затем он замедляется и в итоге отпускает меня.
В его глазах я вижу мгновенное сожаление о содеянном, и ко мне приходит осознание... Я не могу его получить. Он больше не мой.
— Я не забираю у тебя Оушен, понятно? — шепчет он, проводя пальцем по моей мокрой от слёз щеке.
— Тогда почему Эмма сказала...
Он качает головой и на миг прикрывает глаза.
— Я был расстроен. В ту ночь, после того как я узнал о дочери, я пришёл домой очень злой и сказал те вещи, которые бы не стоило говорить. Эмма решила, что в связи с такими обстоятельствам, я должен нанять адвоката, и в ту ночь я думал точно так же, — он сглатывает, и я вижу болезненное выражение на его лице. — Но теперь всё изменилось. Я вижу то, как она смотрит на тебя, как нуждается в тебе. Никаких адвокатов. Мы справимся с этим сами, хорошо?
— Зачем ты меня поцеловал? — шепчу я.
Он делает шаг назад и, опуская голову, засовывает руки в передние карманы.
— Чтобы успокоить тебя. Мне... мне жаль. Я не должен был.
Отказ. Это отвратительная, тошнотворная и ужасная боль. Я снова делаю нормальный вдох, а затем также выдыхаю. Невозможно сделать хоть что-то в этой ситуации, кроме как добавить этот случай в список «Сто и одна причина, почему Сидни облажалась», с которым я отправлюсь на своё лечение, как только разберусь с графиком работы. Я иду в сторону ресторана, но Лотнер хватает меня за руку.
— Что насчёт завтра? Можно Оушен...
Я выдергиваю руку из его хватки.
— Да, вы можете забрать её завтра утром, — я маскирую свою боль под злобным тоном, которым произношу эти слова.
Лотнер стоит, ссутулившись, в позе побеждённого, но мне плевать. Мне нет дела до этого. Мне станет только больней, если впущу всё это в себя.
27 глава
30 июня 2013 г.
Тик-так. Лотнер и Эмма должны быть здесь с минуты на минуту. Оушен, кажется, в восторге от поездки, и это немного ослабляет моё беспокойство насчёт того, что она может испугаться. Но всё равно где-то в какой-то части мозга находится раздражающая мысль, что они украдут моего ребёнка. На часах всего полдесятого утра и Дэйн думает, что после того как Оушен заберут, я пойду с ним выгуливать собак. Неверно! Я собираюсь открыть бутылку «Рислинг», которая стоит в холодильнике, и успокоить свои нервы.
— Они приехали, — сообщает Дэйн, выглядывая в окно.
Я встаю и поправляю волосы Оушен.
— Не хочешь ещё раз сходить на горшочек перед отъездом?
— Нет.
— Хорошо. Уверена, что хочешь поехать?
— Да, — говорит она и её улыбка разбивает мне сердце... немного.
Мы выходим на улицу.
— Доброе утро, моя красавица! — Лотнер поднимает её на руки и обнимает.
Мы до сих пор не объяснили ей ситуацию с отцом, но каждый раз, когда Лотнер встречается с ней, своим поведением он показывает, что она особенная для него.
Я провожу их к машине.
— Привет, Сидни, — здоровается Эмма, сидя на переднем сидении.
— Привет, — отвечаю я, немного поколебавшись.
Страшно представить, что она теперь думает обо мне после вчерашнего небольшого шоу, которое я устроила в ресторане.
Лотнер пристегивает Оушен и выпрямляется. Я наклоняюсь и целую её, не позволяя слезам выбраться наружу, хотя они уже щипают глаза.
— Люблю тебя, малышка. Скоро увидимся, хорошо?
— Хорошо, — она снова меня целует.
Я закрываю дверь и разворачиваюсь к дому, пока мои глупые слёзы не начинают катиться по щекам. Лотнер берёт меня за запястье и разворачивает к себе. Погрузившись носом в мои волосы, он шепчет мне на ухо:
— Пожалуйста, не плачь. Я привезу её обратно, хорошо?
Я киваю и иду в дом. Дэйн видит слёзы и обнимает меня.
— Ничего не говори, — прошу я его.
— Не буду, — отвечает он и гладит меня по голове.
Дэйн хмурится, когда видит меня лежащую на диване с большим бокалом вина. Он целует меня в щёку и идёт выгуливать собак. Честь и хвала ему за то, что он может вовремя прикусить язык. Дело не в том, чтобы побыть без Оушен несколько часов, я делала так уже сотни раз. Поэтому Дэйн не понимает меня. Я не могу рассказать ему о том, что мой страх потерять Оушен ещё и смешан с непонятными чувствами к Лотнеру, и это просто выводит меня из равновесия.
Я никогда не забуду то, каким сломленным выглядел Лотнер в тот день, когда я бросила его и вернулась в Иллинойс. Внутри зудит нездоровая мысль о том, что он ищет расплаты. Я словно мотылёк лечу на его пламя, а он продолжает привлекать меня. И это всего лишь вопрос времени, когда я, наконец, обожгусь. Это то, что ему нужно? Месть? Неужели ему нужно поставить меня на колени, чтобы я почувствовала себя так же, как и чувствовал себя он? Его любовь велика, поэтому я знаю, что он любит Эмму. Выберет ли он скорее смерть, чем возможность причинить ей боль? Интересно, эта любовь к ней «потрясает до самой глубины души и никогда ни с чем не сравнится»?
Играет «In Your Eyes», и я подскакиваю на месте. Тянусь за телефоном и вижу, что это не звонок, а сообщение:
«Ты УБИВАЕШЬ меня. Каждой печальной слезой».
Отлично. Должно быть, это шифр, означающий «возьми себя в руки, ты жалкая неудачница». Уверена, они с Эммой смеются над тем, каким же истеричным ребёнком я являюсь. Скорее всего, она в курсе его плана мести.
— Сидни, карма — карма, Сидни. О боже, это вероятно их главный план. Свести с ума Сидни, а затем стащить ребёнка после того, как её мать насильно загребут в больницу.
— Должна тебе сказать, — я поднимаю бокал вверх, — я уже на полпути к психушке. Здесь сейчас даже собак нет, так что должна признать официально... я разговариваю сама с собой, — покачав головой, я залпом допиваю вино.
— Ты сумасшедшая стерва, Сидни.
И после этого диалога мои глаза закрываются.