Таежные рассказы - Устинович Николай. Страница 9
В углу, на маленьком столике, девушка вышелушивала ядрышки из кедровых орехов.
— Соболь не белка, — сказал повар, — щелкать орехи не умеет.
— Я видел, — вспомнил Вася: — глотает со скорлупой.
— Вот-вот! — подтвердил повар. — А скорлупа может вызвать расстройство пищеварения. Приходится помогать зверькам…
Вася долго ходил по кухне, наблюдая за приготовлением не виданной им никогда пищи, и вышел на улицу лишь после того, как все баки и термосы были отправлены на подводах в лес, в секции.
Медленно шагая по поселку, Вася думал о том, как заманчива работа в звероводческом совхозе. Где еще можно было встретить столько интересного, совершенно нового и необычного! И Иван Данилович, и повар, и Клава, и все работники совхоза стали казаться ему очень учеными людьми, делающими чрезвычайно важное дело.
Незаметно мысли мальчика приняли другое направление. Он увидел себя звероводом на одной из секций совхоза. Секция эта располагалась рядом с той, которой заведовал Сизых. И всякий раз, идя на работу, Вася, к тому времени ставший уже совсем взрослым, степенно здоровается с Иваном Даниловичем и обменивается с ним последними новостями. Он рассказывает своему бывшему учителю об успехах в работе, и Иван Данилович одобрительно кивает головой. И, может быть, старый зверовод даже немножко завидует ему, потому что про Василия Павлова говорит уже весь совхоз, а портрет его напечатали на самом видном месте в газете…
— Вася! Эй, Вася! — послышался вдруг чей-то голос.
Мальчик оглянулся. Сзади, проваливаясь в сугробы, бежала Клава. Она размахивала какой-то бумажкой и еще издали тараторила:
— Васенька, милый, некогда мне… Разыщи Ивана Даниловича, передай ему эту рапортичку. Он, кажется, в контору пошел. А у меня — сто дел…
— Ладно, передам, — ответил Вася и, взяв бумажку, направился к конторе.
Ему было немного досадно, что Клава прервала его мечты. Он попытался было снова представить себя знатным звероводом, но теперь уже ничего не получалось. Мальчик вдруг почувствовал, как вместо праздничного настроения его охватила смутная, беспредметная тревога. И было это, по всей вероятности, оттого, что Вася подумал про свое неопределенное положение в совхозе. Что думает о нем Иван Данилович? Может быть, он завтра скажет: «Ну, Вася, ты отдохнул. Теперь собирайся, поедем в город, в детский дом». И не увидеть ему больше совхоза, как своих ушей…
Внезапно в голову пришла смелая мысль.
— Я тогда пойду к самому директору! — прошептал мальчик. — Упрошу его. Я уже сильный, работать смогу…
Вася только один раз видел директора совхоза, и то мимоходом. Это был низенький, полный мужчина, очень суетливый и шумный. Рабочие отзывались о нем как о «правильном» человеке и называли не иначе, как папашей.
— Упрошу!.. — повторил Вася, радуясь принятому решению.
Он вошел в здание конторы, тихо приоткрыл первую дверь.
— Тебе кого, мальчик? — подняла голову сидящая за пишущей машинкой девушка.
— Ивана Даниловича ищу.
— Товарищ Сизых у директора. Посиди, он скоро выйдет.
Вася прошел в угол, сел на мягкий диван. Девушка перестала печатать, и за дощатой перегородкой послышался голос Ивана Даниловича. Он говорил о каких-то досках, которые необходимо было подвезти к секций, просил отпустить новую сетку для ремонта вольер.
— Ладно, скажу завхозу, — произнес директор.
Наступила короткая пауза, потом Иван Данилович заговорил снова:
— Второй вопрос у меня особенный. Мальчугана я привез…
— Слышал, — перебил директор. — Усыновить хочешь? Одобряю.
— Об этом пока не думал, — ответил Сизых. — Да и не в форме дело! Назову я его сыном или нет — не важно. Главное в другом: пареньку надо помочь, на правильный путь поставить, чтоб настоящий человек из него получился.
— В детский дом его следует вернуть! — отрубил директор. — Он не беспризорный ребенок, учиться ему нужно.
— Правильно, — поддержал Иван Данилович. — У меня тоже сперва такая думка была. А только куда вернуть? До какой станции их везли — он и сам не знает…
— М-да… — неопределенно буркнул директор, и было слышно, как он забарабанил пальцами по столу.
— Его, конечно, станут разыскивать, — продолжал Сизых. — Но пока будут идти розыски, болтаться мальчику без дела не годится.
— Что же ты предлагаешь?
— Разрешите мне взять его в секцию. Пусть пока помогает девчатам. Парнишка он расторопный. А дальше — увидим…
— Ладно, бери, — согласился после некоторого раздумья директор, — если… если он сам туда пойдет. Может быть, полегче работу ему дать? Рассыльный в конторе нужен…
Тут Вася стремительно вскочил с дивана, пробежал мимо оторопевшей девушки и распахнул дверь в смежную комнату. Он видел, как удивленно вскинул голову директор, как шевельнул густыми бровями Иван Данилович.
— На секцию меня, дяденька, пошлите! — просил Вася взволнованно. — К соболям!.. Я… я…
И он умолк, не находя нужных слов для того, чтобы выразить переполнявшие его чувства беспокойства и смутной надежды.
Директор долго смотрел на мальчугана острыми, проницательными глазами и вдруг, широко улыбнувшись, поднялся из-за стола. Подойдя к Васе, он легонько хлопнул его ладонью по плечу и сказал:
— Иди к соболям, иди! Хорошее это дело. Только помни: не полюбишь их — ничего не выйдет. Зверьки наши требуют, чтоб им душу отдавали.
Вася что-то горячо ответил директору, но что — никак не мог вспомнить. В памяти осталось лишь сознание большой, всепоглощающей радости.
В эту ночь Вася почти не спал. Ворочаясь с боку на бок, он прислушивался к мерному тиканью стенных часов, к редкому тявканью собаки на краю поселка и думал. О чем — он, пожалуй, не смог бы сказать. Откуда-то из темноты выплывали то проворные соболи, то решетчатые вольеры, то могучие, осыпанные снегом пихты. Они появлялись на мгновение и тут же исчезали, уступая место новым, самым неожиданным предметам.
Лишь перед утром забылся истомленный мальчик крепким сном. А когда, разбуженный Иваном Даниловичем, он проворно вскочил с постели, в окнах уже брезжил серенький рассвет и на улице слышались голоса идущих на работу людей.
Напрасно Александра Сергеевна уговаривала Васю покушать горячих блинчиков или выпить хоть стакан молока. Еле прикоснувшись к пище, он начал поспешно собираться на свое первое дежурство.
И вот опять шагают они с Иваном Даниловичем по узкой лесной тропке, ведущей к шестой секции. Только теперь Вася уже не таращит удивленно глаза во все стороны. Он равнодушно, как старый таежник, смотрит и на заповедную глушь, и на прыгающую по дереву белку, стараясь подражать неторопливым движениям своего спутника. Делал он так потому, что вспомнил о Яше Таранове. Во время их встречи на полустанке он успел заметить, как спокойно и уверенно держал себя молодой охотник. В этом Яша был похож на Ивана Даниловича. И теперь Вася подумал, что, очевидно, каждый зверовод и промысловик должен вести себя именно так…
В избушке, что стояла у ворот секции, они встретили Клаву. Девушка была старшей по смене и пришла сюда раньше своих подруг, чтобы до начала кормежки принять дежурство.
Она сидела за толстой книгой, сосредоточенно просматривая исписанные синими чернилами страницы. И, глядя на Клаву, то сияющую довольной улыбкой, то принимающую озабоченный вид, можно было подумать, что читает она увлекательный роман.
— Нет, все-таки Дикарь портит мне все настроение! — сказала девушка, откладывая книгу в сторону. — Опять бьется о сетку, опять почти ничего не ест… А тут еще одна капризная особа появилась: Вешка. Тоже на пищу не смотрит…
Вася заглянул в открытую книгу. В аккуратно разграфленных клеточках два раза в сутки производились записи о поведении соболей, о назначенной им диете. Во многих клеточках изо дня в день повторялось одно и то же слово: «нормально». Это относилось к зверькам, давно находящимся в неволе или родившимся в совхозе. Но каких только записей не делалось о недавно пойманных соболях! Читая эти наблюдения, приходилось удивляться самым неожиданным капризам зверьков.