Рассказы. Часть 1 - Кэмпбелл Рэмси. Страница 70

— Ты что, спала на полу? — удивилась Валери. — Ты была такой нехорошей?

— Ну, конечно же, нет, — отрезала Жаклин. Ей показалось, будто вместе с мебелью из комнаты выбросили ее воспоминания, словно ничего такого никогда не было, но она-то знала, что это неправда. Она лежала здесь на узенькой кровати в окружении мрачной мебели, отрезанная от всех тьмой, которая царила на лестнице. Она молилась бы, если бы не боялась молитвой разбудить тех, кто внушал ей ужас. Если младенцы живут с ангелами, так, значит, сами они не ангелы? А то, что они мертворожденные, вовсе не значит, что они лежат тихо, как мертвые, — сама-то Жаклин никогда так не могла, сколько бы ее ни ругали. А что, если они и есть те, кто ловит детей, которые ведут себя плохо? Она считала, что ее отослали прочь от семьи за дурное поведение. И скоро начинала слышать шорохи, происходящие от шевеления маленьких сухих ручек, и замечать тени, мелькающие в наиболее светлых углах комнаты.

Наверное, она слышала тополя и видела их тени. Повернувшись спиной к своей опустевшей детской, она увидела комнату напротив, где было полно мебели под чехлами. Знала ли она тогда, что под ними? В детстве она воображала, будто чехлы скрывают секреты, о которых не положено знать детям, и в то же время они всегда напоминали ей огромные массы паутины. Вот и теперь она уже готова была подумать, что ее обитатели должны, наверное, выползать из нее в окружающий сумрак, и до смешного обрадовалась, увидев поднимающуюся по лестнице Синтию.

— Оставайтесь здесь, — сказала ей Жаклин. — А я подожду внизу.

Ей не просто хотелось покинуть верхний этаж. Она вдруг вспомнила о том, что однажды сделала здесь со своей сестренкой. Война, наконец, кончилась, и ей доверили присматривать за Синтией, пока взрослые планировали будущее. Девочкам разрешалось играть с игрушками только в холле, и Жаклин изо всех сил старалась увлечь малышку так, чтобы она не забрела ни в одну из запретных комнат, — фактически ни в какую. Наконец проказы сестренки вывели ее из терпения, и тут ей, как на грех, подумалось: а кто, интересно, подхватит Синтию, если подкинуть ее сейчас? Изо всех сил подбросив сестренку в воздух, она вдруг поняла, что не хочет узнать ответ на свой вопрос, по крайней мере, не за счет Синтии, — она увидела, как крошечные сморщенные существа выскочили из всех темных углов над лестницей и, по-паучьи перебирая ручками и ножками, кинулись вниз, за своим трофеем. Они бежали головками вперед, поэтому она сначала увидела их крошечные иссохшие макушки, похожие на грецкий орех, и только потом — голодные, изможденные лица. Тут в руки Жаклин свалилась Синтия, старшая девочка пошатнулась и едва удержала сестру. Крепко зажмурившись, она долго изо всех прижимала к себе малышку, но, наконец, рискнула открыть глаза и увидела, что они одни в просторном, похожем на подвал холле.

Бесполезно было твердить себе, что она взяла свое непростительное желание назад. Ведь она могла навредить малышке, даже просто подбрасывая и ловя ее — например, свернуть ее хрупкую шейку. Ей следовало помнить об этом, и она, возможно, помнила. От нее всегда ждали плохого поведения, вот она и сделала то, что сделала, но у нее было такое чувство, будто все кошмары, годами копившиеся в доме, вдруг обрели плоть. Дойдя до конца лестницы, она не остановилась, а вышла из дома.

Сутулые тополя приветствовали ее тихим шепотом Под бессолнечным небом поднимался ветерок. Он легко касался ее лица и как будто обещал нежность, которой, похоже, никогда не было в ее жизни, — по крайней мере, с тех пор, как родилась Синтия. Она подставила ему лицо, в надежде, что, может быть, он успокоит ее память, и тут на крыльце показался Брайан.

— Что ты делаешь, тетя?

— Просто стою, одна.

Намек показался ей достаточным, но мальчишка тут же соскочил с крыльца.

— Уже пора?

Ну почему Синтия не удержала его при себе? Наверняка решила, что теперь ее очередь.

— Что пора? — не смогла увильнуть она от встречного вопроса.

— Ты же говорила, что покидаешь меня.

Вообще-то она говорила ему, что не будет кидать его тогда, а не что покидает потом Хотя, какая разница Может, так она забудет о доме и обо всем, что он значил в ее жизни. А заодно докажет себе самой, что ей можно доверить ребенка сейчас, хотя, разумеется, не стоило доверять Синтию тогда.

— Ну, давай, — сказала она.

Стоило ей подставить руки, как он разбежался и прыгнул на них.

— Осторожно, — выдохнула она и рассмеялась, едва не упав. — Готов? — спросила она и подкинула маленькое тельце.

Ее удивило и то, какой он легкий, и то, как много оказалось у нее сил. Хихикая, он полетел вниз, и она подхватила его.

— Еще, — крикнул он.

— Только один раз, — ответила Жаклин. Теперь она подкинула его еще выше, и он захихикал еще громче. Синтия всегда говорила, что с детьми молодеешь, и Жаклин подумала, что это, наверное, правда Брайан упал ей на руки, и она крепко прижала его к себе.

— Еще, — еле выдавил он, задыхаясь от смеха.

— Что я тебе сказала? — Тем не менее она подкинула его так высоко, что у нее задрожали руки, и тополя закивали, точно одобряя ее успех. Когда Брайан прилетел вниз, она вцепилась в него с такой силой, что у нее заныли плечи.

— Выше, — молил он почти неразборчиво, — еще выше.

— Теперь уже точно в самый последний раз. — Она присела, как будто клонящиеся тополя толкнули ее вниз. Напрягшись всем телом, она резким толчком выпрямилась и швырнула его вверх, в нависшую мглу.

На мгновение ей показалось, что только ветер тянет к мальчику свои крылья, пригибая деревья и стряхивая мелкий мусор с их ветвей — листья, которые шуршали, мелкие прутики, которые царапались и скреблись. Но нет, они не падали, они бежали, по-паучьи перебирая лапками, головами вперед по стволам деревьев со скоростью, которая, казалось, побеждала время. У одних не было тела, с которым они могли бы жить, другие не имели кожи. Она видела, как жадно горели их высушенные глаза, как по-младенчески широко разевали они беззубые голодные рты. Их было столько, что нижние ветки деревьев пригнулись к земле под их весом, и они протянули свои палочки-руки, чтобы подхватить ребенка.

В это мгновение полной беспомощности Жаклин захватило чувство, в котором она не призналась бы никогда — приступ детского восторга, смешанного с полной безответственностью. Она забыла о том, что она — сестра милосердия, пусть и бывшая, о том, что она теперь такая же старая, как иные из пациентов, за которыми она когда-то ходила. Нельзя было рисковать Брайаном, конечно, но его уже не спасти. Тут он выпал из тени тополей, в ветвях которых больше не было жизни, и она рванулась к нему. Но силы покинули ее руки, и он ударился о твердую землю со звуком, похожим на стук упавшей крышки.

— Брайан? — сказала она и, стеная, склонилась над ним. — Брайан, — повторила она, видимо, так громко, что ее услышали в доме. Она слышала, как грохнула рама в окне ее старой комнаты, и Синтия крикнула:

— Что ты еще натворил? — Башмаки загрохотали по лестнице, на крыльцо выскочила сестра, и она отвернулась от маленького тельца, тихо лежавшего под необитаемыми деревьями. В голове у Жаклин была лишь одна мысль, но, безусловно, очень важная.

— Никто его не поймал, — сказала она.

Недопонимание

Эджворт слушал реминисценции на тему автобусной поездки из хичкоковского «Саботажа», и вдруг зазвонил телефон. Он выключил диск с уникальным юбилейным изданием и поднял спинку кресла в вертикальное положение. Схватив трубку, взглянул на часы: время приближалось к полуночи.

— Алло? — сказал он и меньше чем через секунду повторил: — Алло?

— Это мистер Эджворт?

Он не узнал голоса говорившей; никому из знакомых женщин в голову бы не пришло звонить ему.

— Он самый.

— Мистер Эрик Эджворт?

— Вы не ошиблись.

— У вас есть несколько минут, мистер Эджворт?

— Я не желаю, чтобы кто-то чинил мой компьютер. У меня не было несчастного случая на работе и где-либо еще. Я ничего не покупаю и не скажу, в каком именно магазине я совершаю покупки, и что покупаю, тоже не скажу. Мои политические убеждения — это мое дело, как и то, о чем я сейчас думаю. Я никогда не выигрывал в конкурсах, и не стоит говорить, что именно сейчас я что-то выиграл. Я не езжу в отпуск за границу, и поэтому не предлагайте мне тур. И вообще всё это не ваше дело. Что-нибудь еще?