Слёзы Лимба (СИ) - Нефёдов Александр. Страница 40

Вскоре последняя горстка земли легла на свежую могилу, и Татьяна с отвращением отбросила лопату в сторону, сев на колени, надеясь хоть немного прийти в себя, но состояние от минутной передышки так и не улучшилось. Мысли окутал густой туман, отчего стало немного спокойнее после произошедшего, но так или иначе на ее шее висел неподъемный груз, который еще долгое время будет висеть на ней, заставляя покаяться в совершенных действиях. Она знала, что виновата во всем этом, знала, что ничего бы не произошло, если бы ее любопытство и желание отыскать истину не были столь фанатичными и непредсказуемыми. Только сейчас Татьяна начала сомневаться в смысле своих поисков, в смысле этого расследования, во всем происходящем. Все так запуталось, все в буквальном смысле вышло из-под контроля, вызвав бурю непредсказуемых событий, от которых не стоило ждать пощады.

Она устала. Устала… Ее сознание стремительно падало куда-то вниз, будто желало скрыться под землей, чтобы больше никогда не видеть земной свет.

Глава седьмая. Церковные колокола

Мягкие серебристые капли позднеосеннего дождя ласкали могильные плиты, смывая с них пыльцу сухой каменистой почвы, обнажая потертый мрамор, заросший густым слоем плюща и жесткой бледно-бежевой травой, которая скукожилась от царствовавших холодов и напоминала непонятных скорбящих существ, проливающих свои слезы на спрятанных под землей покойников. Дождь был настолько сильным и холодным, что если закрыть глаза, то покажется, что на твою кожу оседают снежинки, моментально тают и обволакивают все тело. Почва казалась бесплодной, лишенной жизни, об этом говорило обилие погибших цветов и бледно-желтых сорняков, которые были связаны сильным ветром таким образом, что с легкостью могли спутать ноги идущего и затащить бедолагу в свои темные густые заросли, где все живое забывает о существовании солнечного света.

Кладбище было заброшено, вряд ли сюда ступала нога человека за последние десять лет. Какое-то время здесь властвовала природа, кругом была ароматная растительность, а насекомые весело порхали над этим тихим местом, оглушая всех своим жизнерадостным жужжанием. Но отныне в этом месте не услышишь никаких звуков, кроме пугавшего до мурашек завывания ветра и шуршания завядшей травы — это был совершенно иной мир, огороженный от реальности высоким забором из старого красного кирпича, который начал крошиться от каждодневных ударов ветряных потоков. Входом сюда служила массивная арка, вросшая в кирпичную стену, и имела высокие ворота, сделанные из чугуна и вобравшие различные декоративные детали, среди которых можно было разглядеть образы ангелов, молившихся за упокоение человеческой души. Изредка был шанс увидеть, как из-за надгробий и покосившихся крестов выглядывали голые деревца, раскачивавшиеся на ветру. Они были такими тощими и изнеможенными, что создавалось опасение, будто они вот-вот переломятся пополам, но те продолжали стойко стоять на месте, справляясь с разбушевавшейся стихией уже долгое время.

Девушка медленно брела вперед, стараясь делать маленькие шаги, чтобы случайно не запнуться о спутавшуюся траву, которая от дождя стала еще прочнее и неуязвимой для человеческих ног. Тропинки давно исчезли, поэтому приходилось идти чуть ли не на ощупь, надеясь не наступить на скрытый в зарослях люк, оставшийся от какой-нибудь снесенной в военное время часовни. Но это место выглядело нетронутым войной, тут и там могилы, многим больше ста лет, и все, что их подпортило, лишь ветер, неугомонный и облюбовавший подобные места. Могильные плиты были массивными, из обычного камня, но встречались и из белоснежного известняка, даже из настоящего мрамора, но всех их объединяла общая черта — на них нет ни имен, ни инициалов, даже не осталось следов, словно умершие не желали, чтобы кто-то знал об их существовании в живом мире. Такая особенность могил слегка испугала Татьяну, которая встретилась с подобным впервые. Все вокруг имело необъяснимые странности, которых стало так много, что хотелось просто скинуть с себя эту неподъемную ношу и больше никогда не пытаться думать о чем-то подобном. Но это было нельзя сделать, не сейчас. Она стала частью этого необъяснимого мира, его странностью, самой настоящей загадкой, ключа к которой нет ни у кого, даже у нее самой. Татьяна не могла вырваться, не могла открыть эти чугунные ворота — они надежно заперты, вокруг — бескрайняя стена, за которой светит яркое солнце, но оно так далеко и такое холодное, что сливалось с черно-белым небом. Остается изменить замкнутое пространство вокруг себя, завершить начатое, только тогда луч света проникнет в это мертвое царство, опустошение души исчезнет навсегда. Но готова ли она сделать это? Готова ли идти дальше? Готова ли продолжать борьбу с неизвестным врагом, который может стать кем угодно, принять любой возможный облик? Она не знала.

Татьяна продолжала идти, медленно и бесшумно, касалась рукой надгробий, словно здороваясь с усопшими, будто знала их целую вечность. Эти неизвестные личности, спавшие глубоко под землей, стали для нее чем-то родным, чем-то особенным. Ей казалось, что они понимают ее как никто другой, знают все мысли и душевные переживания, перенимая всю боль девушки на себя.

Она понимала, что медленно сливается с этим миром, становится чем-то прозрачным и неподвижным. Медленно шла вперед… А сухая трава ласково связывала хрупкие ступни, пытаясь забрать Татьяну туда, где все самое плохое исчезнет из души и вернется спокойствие… Уже навсегда.

***

Узкую улочку засыпали маленькие заброшенные домики, построенные в викторианском стиле. Миниатюрность делала их похожими на кукольные, что были брошены повзрослевшими девочками на произвол судьбы. Яркая дорогостоящая краска уже не могла справиться с чрезмерной сыростью и ветром-рубанком, любящим стругать стены с таким усердием, что дом стремительно терял идеально ровную и изящную форму, становясь похожим на непонятную деревянную гору. Стекол в домах практически не было, а если и присутствовали, то готовы были вот-вот выпрыгнуть из своих рам, со звоном удариться о дорогу. Пышные деревья успели за пару дней сбросить золотистую шевелюру, облысеть и стать похожими на сгорбившихся тощих людей с обилием конечностей. Листья теперь устилали все, создали грязновато-рыжий ковер, сгнивший от чрезмерного количества влаги, пропитавшей местный воздух.

Небо измазано сажей. Располневшие дождевые облака низко кружили над землей, как голодные коршуны, ищущие новую добычу для своих детишек — острых капель. Они висели настолько низко, что было ложное представление об их достижимости, будто их можно легко тронуть рукой и ощутить этот сырой осенний холод, пронзавший тело до самых костей. Облака опускались все ниже и ниже, постепенно переходили в густой непроглядный туман, скрывший уродливые образы заброшенных зданий, которым было, видимо, стыдно показываться случайным гостям на глаза.

Ричард мертвой хваткой сжимал холодный пистолет в руке, идя вперед по дороге, щурился от густого тумана, который будто загорелся от неизвестного источника света. Он не знал, куда идет, весь мир тщательно подтерли хорошим ластиком и не оставили ни одной детали, кроме гнетущего серого тумана, заполнявшего легкие жидкостью при каждом вдохе. Волосы моментально стали сырыми и надежно прилипли ко лбу.

Руки до сих пор чувствовали выстрел, брызнувшую в сторону Ричи кровь, ее тепло, запах… В ушах раздавался мощный хлопок, от которого юноша каждый раз вздрагивал, словно слышал подобное впервые. Огнестрельное оружие намертво прилипло к руке. Ричи вспоминал движение указательного пальца, нажавшего на курок, тот двигался так плавно и медленно, что можно было восхититься его мастерству, немного усилия, и мир вокруг утонул в мощном хлопке, еще долго гулявшем в виде эха. Это маленькое движение пальцем сделало невозможное — оно отняло человеческую жизнь, буквально за считанные секунды… без каких-либо усилий. Нужно лишь навести на цель и нажать на курок… Все… Больше ничего. Грань между жизнью и смертью оказалась невероятно тонка, ее можно уничтожить одним лишь маленьким движением, за одну секунду. И после этого в тебе нет ничего: ни усталости, ни страха, ни какого-то душевного умиротворения, лишь пустота, мертвая и бескрайняя, отравляющая тело, словно сильнодействующий яд. Пистолет убивает не только того, в кого стреляли, но и стрелявшего, но только первый умирает моментально, второй же медленно и мучительно.