Корм вампира (СИ) - Макара Дэйв. Страница 105

Нет, не смыть воде сделанного.

И, знать не просто так дрогнула у меня рука, выводя на бумаге самое сокровенное пожелание: "Прошу уволить меня по собственному желанию…"

Вот смеху-то будет, если Мария бумажку уже перевернула и, прочтя, гневно поглядывает в сторону двери, из которой я должен вот-вот появиться, пылая праведным гневом!

Сердце замерло и пропустило один удар, затрепыхавшись птицей, пойманной в силки.

Стало неимоверно больно.

А потом — отпустило.

Так всегда и бывает. Либо боль отпускает, либо скручивает до тех пор, когда ты становишься очередным трупом, над могилой которого звучат пафосные или не очень, речи.

Дальше мир пойдет без тебя, наплевав на все то, что ты оставил после себя.

Закрыв воду, заглянул в свое кривое отражение на рассеивателе — обычный лысый, точнее — бритый — парень. От меня "того" — только цвет глаз. Бен говорит, что в первый день глаза были точно голубыми, а на следующий — уже совершенно определенно — зеленые. Сильно сомневаюсь, что морпех ошибается. И память у него — будь здоров, и наблюдательность — не мне чета.

Растеревшись мохнатым, колючим полотенцем, на автомате полез было в шкафчик с "лабораторной робой", пришлось, шипя и ругаясь, переходить на противоположную сторону — чистую и одеваться в привычные уже черные брюки и светлую рубашку.

На прощанье, отлепил от дверцы чистого шкафа "благодарственное письмо", полученное в первый же месяц работы и опустил его в полупустую урну, на выходе из душевой.

Комната отдыха была пуста. Лист с моим заявлением так и лежал на столе, щеголяя ровненьким коричневым кругом, влажным следом от поставленной кружки.

Кажется, я ничего не забыл.

Долгие проводы — лишние слезы.

Я искренне улыбнулся — все, в этом месте мне больше делать нечего — "потолок" достигнут, а лезть дальше, имея под ногами, в виде краеугольного основания лишь школьную базу по химии, да верхушки, нахватанные по всем местам, где это только можно — видал я в гробу!

Проходя по переходу в основное здание, в последний раз полюбовался на виды за окном.

Весна буйствовала, напоминая, что еще чуть-чуть и придет лето.

Засиделся я тут…

— Сбегаешь пораньше? — Охранник недовольно мазнул взглядом по часам, светящимся на стене напротив него.

— Мария в курсе. Точнее — именно она меня и… Послала… — Признался я, сожалея, что английский язык такой… Никакой он язык. А французским, к моему стыду, овладеть не удалось — он в меня просто логически не укладывался со всеми его лишними буквами, которые не читаются и звуками, произнести которые, мое горло отказывается из соображений самосохранения. — Бернар, я ключи оставлю? Завтра буду бока мять, а вдруг кому понадобится что…

Жан-Люк Бернар погрозил мне пальцем, но ключ забрал — все-таки хорошие отношения с компьютерщиком — это залог приятного времяпрепровождения и крепких нервов, так что и портить их по мелочам никто не будет. Тем более — Бернар, у которого и так вечно "падает" его рабочий планшет. Будь моя воля, я бы ему не только планшет, ручку бы поостерегся доверить! Слишком уж он большой и сильный. И седой весь, в свои тридцать пять.

— Эй, Олег! — Жан-Люк окликнул меня уже почти у двери, задумчиво играя брелоком моих ключей. — Ни пуха тебе!

"Неужели у меня по морде все можно прочесть?" — Подумал я, заговорщицки подмигивая охраннику и выходя на улицу города.

Траннуик уже "пылил".

Пыль каталась по асфальту дорог и тротуарной плитке, скручивалась в веселые смерчики и противно скрипела на зубах, забивая горло и заставляя слезиться — глаза.

Сразу за порогом нашего кирпичного здания, я принял влево и потопал в сторону мелкого ручейка, сидеть на берегу которого мне бесконечно нравилось. А еще больше нравилось на этом самом бережку лежать на пузе и пялиться на быстро бегущую воду, играющую на солнце бриллиантовыми сполохами капель и яркими отражениями солнца от мокрых камней и поверхности воды, такой изменчивой и прекрасной.

И свежесть, не понимаемая мной, ведь неоткуда взяться свежести воды, в черте города!

— Привет, Олег! — Франц материализовался из-за моей спины, не скрипнув ни камешком, ни веточкой. — Так и знал, что тебя здесь найду.

— Ну… Нашел. — Пожал я плечами, злясь на Младшего, что он не дал мне тихонько проститься с понравившимся местом. — Говори, с чем пришел…

— Я с тобой пойду. — Франц уселся рядом, повзрослевший ребенок, научившийся убивать раньше, чем научился любить. — А что?

— Блин! Да у меня что, на спине плакат висит?! — Не выдержал я. — Или я объявление по радио делал?!

— Нет. — Пацан согнул ноги в коленях, обхватил их обеими руками и умостил на них свой острый подбородок. — Просто ты, когда решение принимаешь, начинаешь светиться. Светиться так сильно, что на твой свет летят все, кто хоть чуть-чуть умеет чувствовать…

— Так я еще и лампочка… — Я попытался пошутить, но ожегся о глаза мальчишки. — Франц… Я же в никуда пойду. Куда глаза глядят.

— В четыре глаза смотреть проще. — Волчонок улыбнулся. — И… Мы тут лодку нашли, с крыльями…

— Гидроплан? — Замер я, пытаясь догадаться, что же именно нашли наши волчата, сующие свои носы повсюду, куда только можно. Ну и куда нельзя — тем более.

— Нет. У него крылья короткие и толстые. — Франц попытался пуститься в объяснения, но сам запутался и замолчал, сердито посверкивая глазами.

— Веди. — Я решительно встал, отряхивая филейную часть от налипшего на нее мусора. — Будем посмотреть…

— Это к реке надо. — Франц продолжал сидеть. — И, пока не пообещаешь, что с собой возьмешь…

— Франц… Я неплохо готовлю, много хуже — стреляю. Я очень люблю говорить правду и бродить без дорог. Но вот управлять самолетом я не умею совсем. Так что эту находку, в любом случае, надо "сдавать" властям.

— Там инструкция есть. — Франц широко улыбнулся. — Я ее прочел…

"Офигеть не встать! Младший умеет читать!" — От удивления я плюхнулся обратно на задницу.

— Обещаю, что завтра с утра, мы отправимся в путь. — Я и сам поверил в сказанное. — Но сейчас, надо посмотреть на находку…

Пройдя через весь город, по самым окраинам, по странным улочкам на которых совсем не нашлось места асфальту, зато деревянная мостовая оказалась приподнята над уровнем земли на добрых полметра и к каждому двух-трехэтажному домику вели мостки шириной в метр, уже почерневшие от времени, но до сих пор прочные и украшенные резными перилами в два яруса — для детей и взрослых. И сами домишки отличались опрятностью и чистотой, что мне встречались лишь в старых немецких деревнях, на которые я насмотрелся за времена своего "бродяжного компьюторствования". Ровные стены, подкрашенные рамы, нигде ни следа гнили или забвения. Даже заколоченные дома, даже дом, что при нас люди разбирали по "бревнышку" — все чисто, аккуратно, тихо и с улыбками на лице.

Франц провел меня по какой-то заповедной части Траннуика, узнай я о которой раньше — осел бы. Всеми когтями и волосами врос в эту спокойную и неторопливую жизнь окраины, признав ее тишину за единственный покой, что сейчас так хочется найти.

Мальчишка уверенно вел меня по деревянным улочкам, переходя по деревянным же мосткам, на соседние, параллельные и перпендикулярные. Не будь его — с первого раза можно было бы и испугаться, что потеряешься, заблудишься и пропадешь в этом царстве деревянной окраины.

Но, вот стоит глазам привыкнуть — все сразу становится на свои места: с чисто немецкой педантичностью и аккуратностью, на каждом доме — его номер и название улицы. Никаких 45 следом за 19, как любят у нас, пропуская номера или и вовсе навешивая их на сараи с овинами и коровниками.

Последняя улица шла параллельно берегу реки и имела целых девять домов, в каждом из которых наличествовал укрепленный спуск к воде, маленький причал и желоб, для спуска-подъема лодки в весенне-осенний период.