О них не упоминалось в сводках - Морозов Дмитрий Витальевич. Страница 20

Алексей Шлеев подбежал к правому орудию и вместе с батарейным пулеметчиком открыл огонь по фашистам. Шомоди выкрикивал команды. Два орудия начали стрелять, заставив врага умолкнуть.

— Пожалуй, лучше сняться с позиции и занять новую за рекой, — предложил Шомоди. — А то всех лошадей перебьют.

— Правильно, Виктор, действуй!

— Передки, на батарею! — крикнул Шомоди и взмахнул шашкой над головой.

Но сменить позиции сразу не удалось. Из кустов, справа от батареи, появилось десятка четыре немецких солдат. Они на бегу строчили из автоматов. Как подкошенные упали заряжающий и правильный первого орудия. Остальные номера, укрывшись за орудийными щитами, припали к земле.

— Картечью, огонь! Живо! — скомандовал Шомоди, встав на колено.

Грохнули два выстрела. За ними еще два. Через минуту, когда рассеялась пыль, мы снова увидели гитлеровцев. Грязно-серыми кучками они лежали на земле в ста пятидесяти — двухстах метрах от нас. Некоторые пытались подняться или ползти к кустам.

— Вот это да! — удивился я. Мне впервые довелось видеть результаты стрельбы картечью.

— Как корова языком слизнула! — радовался Шомоди.

Бой в деревне стал затихать, он переместился южнее, в лес, куда отходили подразделения полка. Как все быстро изменилось! Только нашей беспечностью можно было объяснить такую неудачу. Вот и мы с Семеновым, проезжая через деревню, видели расположившиеся, как на биваке, подразделения, но нам и в голову не пришло прервать этот преждевременный отдых… А теперь нужно было дорогой ценой расплачиваться за ошибки.

Батарея Шомоди снялась с позиции, забрала с собой раненых и на рысях направилась к мосту. Политрук Шлеев отдал мне своего коня, а сам пересел на передок орудия.

В безоблачном небе появилось звено наших самолетов У-2. «Наконец-то!» — обрадованно подумал я. Было видно, как штурман, сидевший сзади летчика, выбрасывал из кабины бомбы. Они с треском рвались на огородах.

Вскочив в седло, я на галопе стал догонять батарею. Но лошадь вдруг споткнулась, и я, перелетев через ее голову, больно ударился о землю. Выстрела я не слышал, а конь мой лежал бездыханным, только дрожали у него мышцы на упругой шее. Не успел я сообразить, что делать дальше, как в кустах прозвучала автоматная очередь. В правую ногу что-то кольнуло. Я не чувствовал боли, но нога не двигалась.

Из разодранного голенища виднелась окровавленная портянка. Надо было снять сапог, но я боялся: если поднимусь — сразу заметят немцы. А мне и сдачи дать нечем — один пистолет в руке. Но, к счастью, из кустов больше никто не стрелял.

Мимо меня пробежала небольшая группа бойцов. Среди них — Семенихин. Он незадолго до начала боя ушел к колодцу за водой, и я потерял его из виду.

— Николай! Сюда! — обрадованно закричал я.

Разведчик склонился надо мной:

— Что такое? Вы ранены?

— Задело немножко.

— Эх, не вовремя как! Ну ничего, сейчас перевяжем, у меня пакет есть.

Он разрезал сапог и брюки. Из кровоточащей раны торчал острый кусочек кости. Сразу усилилась боль. Семенихин кое-как забинтовал ногу. Опираясь на его плечо, я заковылял в сторону моста, который находился километрах в двух от нас.

В деревне снова вспыхнула перестрелка, а возле моста появились разрывы вражеских снарядов. Сзади послышался конский топот. Из деревни вынеслась двуколка. Семенихин бросился ей навстречу, повис на шее лошади и остановил повозку. В ней он и доставил меня в медсанбат нашей дивизии.

Мне сделали какой-то укол большим шприцем. Боль в ноге заметно уменьшилась.

Семенихин сидел рядом около часа. Мне очень не хотелось расставаться с этим славным пареньком, смелым солдатом и верным боевым товарищем. По его лицу я видел, что и ему тяжело прощаться со мной.

— Ты, Коля, береги себя. Подлечусь, мы еще встретимся, — нарушил наконец я затянувшееся молчание. — Передавай привет всем нашим…

— До свидания, — тихо сказал он и пошел, низко опустив голову. Я смотрел ему вслед до тех пор, пока он не скрылся среди деревьев. И сразу тоскливо стало на сердце…

Увидеться с Николаем Семенихиным мне больше не довелось. После войны я несколько раз пытался найти Николая, но так до сих пор ничего не знаю о нем. Ни в списках погибших, ни в числе пропавших без вести он не значится. Единственная его родственница — тетка умерла во время оккупации. Но мне очень хочется верить, что смелый разведчик Николай Семенихин жив и что мы с ним обязательно встретимся…

Через три дня я оказался в полевом госпитале под Бахмачем. А утром 6 сентября, к моему немалому удивлению, в нашей палате появился воентехник Петров из 141-го артполка.

— За вами на машине приехал. Полковник Семенов приказал разыскать и отвезти в Курск, — сказал он мне. — В седьмой госпиталь по вашим следам заезжаю. Ну, думаю, если и здесь не застану, вернусь обратно.

— Как дела в дивизии?

— Неважные, опять начали отход. Немец жмет с двух сторон…

Я был очень тронут тем, что, несмотря на трудное положение, полковник Семенов нашел время позаботиться обо мне.

Сергей Иванович Семенов умел проявлять заботу о своих подчиненных. Командиры штаба дивизии не раз говорили нам — работникам штаба артиллерии: «Хороший у вас начарт. За таким не пропадешь!»

К Семенову, прослужившему в дивизии шестнадцать лет, все относились с большим уважением, а мы, молодые командиры, старались во всем брать с него пример…

Желающих ехать с нами нашлось много, так как госпиталь собирался эвакуироваться в глубь страны. Вечером мы были уже в Курске, в стационарном госпитале под настоящей крышей.

Два с половиной месяца пришлось мне пробыть в медицинских учреждениях. Я мечтал после излечения вернуться к своим боевым товарищам. Но дороги наши, к сожалению, не сошлись.

Уже после войны от полковников Оспищева и Деревенца я узнал о судьбе Семенова. Они рассказали, что вскоре после моего ранения полковник Семенов был назначен начальником артиллерии 67-го стрелкового корпуса, а несколько позднее — начальником артиллерии 2-го кавалерийского корпуса. Деревенец был переведен к нему начальником штаба артиллерии.

Погиб С. И. Семенов 19 апреля 1943 года. Вражеский снаряд попал в его машину. Похоронен он в Старом Салтове, Харьковской области.

А наша 55-я стрелковая дивизия, возрожденная заново в конце 1941 года, приняла затем участие в боях на Северо-Западном фронте, в Курской битве и прошла победным маршем до Бреста, почти по тому же маршруту, по которому в начале войны ей пришлось отходить.

Обо всем этом рассказывается в воспоминаниях Н. Б. Ивушкина, бывшего начальника политотдела этой дивизии. Книга называется «За все в ответе», она недавно вышла в серии «Военные мемуары».

Через 20 лет после начала войны в Минске был организован городской союз школьников «Юный патриот». Молодые следопыты заинтересовались судьбой тех, кто сражался на территории Белоруссии летом 1941 года. Из случайных и очень скудных источников они узнали, что в числе тех, кто первыми нанесли врагу серьезные потери, были части 55-й стрелковой дивизии. В исторической литературе эта дивизия не упоминалась. Только в мемуарах генерал-полковника Л. М. Сандалова были посвящены ей несколько строк, названы фамилии Д. И. Иванюка и Г. А. Тер-Гаспаряна.

Школьники решили восстановить картину боев, начали разыскивать бывших воинов этой дивизии. Первыми нашлись командир орудия Я. Г. Рыбак и политрук батареи В. Н. Туманов из 141-го гаубичного артполка. В архивах был обнаружен Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении их за первые бои правительственными наградами.

Ни тот, ни другой ничего не знали об этом.

По просьбе юных патриотов, с которой они обратились в Верховный Совет СССР, ордена были торжественно вручены Я. Г. Рыбаку и В. Н. Туманову в 40-й средней школе Минска. Выступая по телевидению, ветераны рассказали о боях, в которых участвовали, вспомнили своих фронтовых друзей. Передача помогла разыскать еще нескольких участников войны, в том числе Г. И. Матвеева, бывшего разведчика 2-го дивизиона 141-го артполка, и меня.