О них не упоминалось в сводках - Морозов Дмитрий Витальевич. Страница 24

Наступление в целом не дало ожидавшихся результатов. И, несмотря на это, настроение у нас было приподнятое. Мы несколько потеснили врага, и люди радовались этому.

— Наконец-то к настоящему делу нас приставили. Хватит на месте сидеть, — говорили моряки.

Шли дни. Солнце растапливало снег, съедало зимние дороги. Пучились и разливались реки. Вода была повсюду. Она выгнала нас из землянок, заставила искать сухие островки. Личный состав перебрался в наспех сделанные шалаши.

Бригада оказалась отрезанной от баз снабжения, а имевшиеся в частях запасы продовольствия и фуража быстро иссякали. Люди и лошади сидели на голодном пайке, хотя склады в Ояти, Шимозере, Алеховщине и Барбиничах были наполнены всем до предела. Лишь отдельным смельчакам удавалось приносить на себе немного продуктов, да самолеты У-2 почти ежедневно сбрасывали бригаде несколько мешков с сухарями и консервами.

С неделю дивизиону пришлось основательно попоститься. Не было жиров, сахара. В сутки выдавали по пятидесяти — сто граммов сухарей на человека и одну банку консервов на пятерых. Иногда консервы заменяли чечевичной или перловой кашей, сваренной без жиров из расчета по пятидесяти граммов крупы на едока.

Наконец разлившиеся реки, озера и ручейки вошли в свои берега. Наши снабженцы, хотя и с большим трудом, начали все же добираться до складов по непролазно грязным лесным дорогам.

Обрадовали всех первомайские посылки от трудящихся. Народ не забывал свою армию. В каждой посылке, как правило, было коротенькое письмо.

«Дорогой дядя! Прими мой подарок и больше бей фашистов, которые напали на наши дома», — крупными буквами вывел мальчик из Омска.

«Сынок! Посылаю тебе эту посылочку, не обессудь, что мало. Желаю тебе удачи в бою, да не коснется тебя вражеская пуля! Помни о нас, матерях!» — писала женщина из Вологды.

Это были живые ниточки, протянувшиеся к передовой с разных концов страны…

После апрельских боев бригадной роте разведчиков была поставлена задача во что бы то ни стало добыть «языка». Но противник очень бдительно охранял свои позиции. Попытки разведчиков не имели успеха. Командир роты лейтенант Д. Ф. Юринов со своим заместителем лейтенантом Ф. И. Масловым принимали различные меры, но безуспешно.

Не удалось привести пленного и старшине 1-й статьи Н. В. Чекавинскому, командиру взвода разведки 3-го батальона. А Чекавинский слыл в бригаде специалистом по этой части.

Неудачи разведчиков вынудили командира бригады отдать приказ командирам всех частей, в том числе и артиллерийских, подготовить по одной разведгруппе для захвата пленного. Формировались эти группы из добровольцев. Желающих попытать удачи в нашем дивизионе набралось слишком много, хоть жребий бросай. Отобрали трех человек: шофера М. А. Скибо, краснофлотца Г. П. Соколова и старшего сержанта Н. И. Гаранина. Эта тройка, по мнению командиров батарей и взводов, была способна на любые отчаянные дела. Из командиров идти в разведку первым изъявил желание старший адъютант дивизиона лейтенант А. В. Соловьев. Мне и Мазурову не хотелось его посылать, но Саша Соловьев буквально ходил за нами по пятам, и мы в конце концов сдались.

Три дня разведгруппа тщательно готовилась к вылазке, изучала местность, подходы к переднему краю противника, расположение огневых точек.

Темной ночью четверо смельчаков благополучно переправились через реку Яндеба и двинулись по намеченному маршруту. Переправляться через реку помогал лейтенант Маслов, он же дал Соловьеву несколько полезных советов, так как хорошо знал оборону противника в этом районе.

Батарея Яроша, минометная рота из батальона старшего лейтенанта И. Ф. Рябко и пулеметчики стрелковой роты, выделенные для огневого прикрытия, застыли в ожидании сигналов. Однако прошел час, другой, а майская ночь оставалась темной и тихой. Только где-то в стороне изредка раздавались автоматные очереди.

По нашим расчетам, разведгруппе пора было возвращаться, но она как в воду канула.

— Раз стрельбы нет, значит, их не заметили, — будто боясь нарушить тишину, шепнул мне Мазуров.

— Черт с ним, с этим «языком», лишь бы все вернулись благополучно, — пробурчал Житник.

Наступил рассвет, прошел день, потом следующая ночь, а разведчики наши не появлялись.

На третьи сутки, 11 мая, в предрассветной мгле добрался до наших окопов краснофлотец Георгий Соколов. Просто невозможно было представить, как смог он, израненный, с перебитыми руками, перейти линию фронта. Его товарищи Максим Скибо и Николай Гаранин были убиты, погиб в неравном бою и лейтенант Александр Владимирович Соловьев.

Краснофлотец Соколов рассказал, что на переднем крае захватить пленного разведчикам не удалось. Окопы и все огневые точки усиленно охранялись. Лейтенант Соловьев принял решение углубиться в тыл противника.

Днем разведчики скрытно выходили к дорогам, к лесным полянам. Соловьев наносил на карту расположение батарей и штабов, районы сосредоточения вражеских резервов.

На следующую ночь разведчики намеревались пробраться к своим. По пути обнаружили артиллерийскую батарею. Бесшумно сняв часовых, моряки ворвались в землянки с орудийными расчетами и перебили находившихся в них солдат. Нападение было таким неожиданным, что никто из вражеских артиллеристов не успел оказать сопротивление.

Выскочив из землянок, моряки побежали по лесной тропинке. Соловьев перед этим успел испортить у двух орудий стреляющие приспособления.

Примерно в полутора километрах от нашего переднего края напали на проезжавшую мимо повозку, без шума захватили солдата и пьяного офицера. Пленных повели с собой. Офицер не держался на ногах и не понимал, что попал к русским разведчикам. Пришлось тащить его под руки.

Возле просеки внезапно столкнулись с группой вражеских солдат и вынуждены были вступить с ними в бой. В завязавшейся перестрелке Скибо и Гаранин пали смертью храбрых.

На Соловьева неожиданно навалились двое. По всей вероятности, они хотели захватить лейтенанта живым. Началась неравная борьба. Соколов в это время бросил гранату в трех шюцкоровцев и поспешил на помощь командиру, но было уже поздно. Раздался взрыв — лейтенант Соловьев взорвал гранату. Он убил напавших на него солдат, но и сам погиб.

Соколов взял у командира карту и двинулся к линии фронта. Раненый моряк быстро слабел от потери крови. Когда пробирался мимо вражеского дзота, его ранило еще раз. Он приполз к нам почти без сознания.

После излечения в госпитале Георгий Прокофьевич Соколов был демобилизован из армии и уехал к себе на родину.

Мы с Мазуровым тщательно рассматривали помятую, порванную в нескольких местах карту с многочисленными пометками Соловьева. На ней были обозначены важные цели. Смелый моряк продолжал бороться с врагами даже после смерти.

Следующей ночью в штаб привезли полумертвого вражеского солдата. Оказывается, лейтенанты И. П. Локтюхин и Г. А. Швалюк, закадычные друзья Соловьева, с горя выпили и, никому не сказав, уползли к противнику. Захватили там часового, ворвались в землянку. Перебив десяток солдат, вернулись обратно, притащив с собой ручной пулемет и раненого пленного, который вскоре умер.

Я был возмущен самоуправством лейтенантов. Ведь они бросили свои подразделения, рисковали собственной жизнью. Посоветовался с комиссаром, как наказать их.

— Конь о четырех ногах, да и то спотыкается. Мой дед говорил: три раза прости, в четвертый прихворости, — ответил Мазуров. — Дадим им на первый раз по выговору с предупреждением, и хватит.

На том и порешили. Мы с комиссаром понимали чувства, двигавшие лейтенантами: они хотели отомстить за друга.

Докладывая о происшествии подполковнику Данину, я опасался, что получу от него крепкий нагоняй. Но подполковник взглянул на дело иначе: он не одобрил даже наше, сравнительно мягкое наказание.

— Люди храбрость проявили, а вы их по голове! Молодцы ребята!

— Что это за храбрость в таком состоянии! — возражал я.

— Будь они пьяными — заблудились бы ночью, дорогу домой не нашли. А раз нашли, значит, трезвые. И нечего нам морские традиции нарушать!