О них не упоминалось в сводках - Морозов Дмитрий Витальевич. Страница 6

По хмурому виду Семенова было заметно, что он чем-то недоволен. Я спросил его: какие будут замечания?

— Все в одну линию выставили, нет глубины, — ответил он. — Местность тут невыгодная для стрельбы прямой наводкой. Подходы у противника скрытые, расстрелять наши орудия он способен вон с тех холмов.

— Можно переменить позиции, время еще есть, — предложил я.

— А как? Кругом лес, лучше места не подберешь. Дело не в наших позициях, а вообще этот рубеж мне не нравится… Но теперь уже поздно об этом говорить, хорошо, что хоть здесь успели зацепиться.

Командиры рот, батарей и взводов инструктировали личный состав. Настроение у всех было бодрое. С тыла подходили группы красноармейцев во главе с командирами, занимали оборону рядом с подразделениями 228-го полка. Это подполковник Тер-Гаспарян догадался организовать невдалеке от штаба пункт сбора отбившихся от своих частей. Сюда стекались люди из 111-го стрелкового полка и частей 28-го стрелкового корпуса, отошедших из-под Бреста и Кобрина.

К семнадцати часам мы закончили подготовку оборонительного рубежа.

Фашисты не показывались. Шоссе было пустынно: ни машин, ни повозок. Только изредка появлялись на мосту небольшие отряды красноармейцев. Опираясь на плечи здоровых товарищей, шли раненые.

Солнце стояло еще высоко, но жары не чувствовалось: лес и река смягчали ее. На том берегу куковала кукушка. Где-то рядом дятел усердно долбил сухое дерево. Около моста на быстрине мерно, как маятники, раскачивались стебли чакана.

— А мост надо бы взорвать, — предложил старший лейтенант Осипович.

— Но чем? Взрывчатки-то нет.

Осипович повел меня к 203-миллиметровой гаубице, брошенной кем-то метрах в двухстах от берега. Такие гаубицы были только в окружном артполку большой мощности. Хотели мы взорвать мост выстрелом из этой громады, но ничего не получилось: затвор орудия оказался заклиненным. Посоветовавшись, решили поджечь мост, как только появится враг.

Немного погодя из леса на дорогу вышла лошадь с человеком, лежавшим поперек седла. Беспомощно болтались его руки и ноги. Лошадь двигалась медленно, изредка встряхивая головой. Возле моста остановилась, будто не решаясь ступить на него. Человек начал сползать с седла и упал на землю.

— Разрешите посмотреть? — обратился ко мне Семенихин.

Вместе с красноармейцем Пахомовым он побежал к лошади.

— Товарищи, ведь это же Дианка! — взволнованно крикнул один из артиллеристов. — Это же Дианка-умница, я ее в прошлом году чистил!

Лошадь действительно оказалась умницей. Она принесла к нам тяжело раненного лейтенанта Пономарева, того самого, который сообщил мне о гибели майора Серова.

— Немцы! — воскликнул вдруг Семенихин.

— Где?

— Вон, смотрите, среди развалин на той стороне!

Гитлеровцы подобрались совсем близко. Прячась в складках местности, они рассматривали наш берег. У нас, оказывается, не было впереди ни разведки, ни боевого охранения. Фашисты воспользовались этим.

Дальнейшее произошло очень быстро. Через несколько минут на шоссе появились два бронетранспортера. Они подъехали к мосту. Из них выскочили солдаты. Было ясно, что фашисты хотят захватить мост.

Слева грохнуло орудие. Снаряд упал недалеко от моста. И сразу лесную тишину разорвал треск ручных пулеметов и винтовочных выстрелов. Мост оказался под перекрестным огнем. Второй снаряд разнес один бронетранспортер. Другая машина помчалась обратно. За ней бежали солдаты. Но никто из них не ушел. Их трупы усеяли шоссе от моста до самой опушки.

И опять все стихло. Но на этот раз тишину нарушил гул моторов. Где-то за лесом готовились к бою невидимые нам фашистские танки.

Вскоре противник начал обстрел, однако снаряды и мины ложились с перелетом, разрывались среди деревьев. На буграх показалась вражеская пехота. Затрещали автоматы. Немцы быстро приближались к реке. На нас посыпались сбитые с елей хвоя и ветки.

Наши стрелки вели интенсивный ружейно-пулеметный огонь. Вражеская цепь поредела, но многим гитлеровцам все же удалось добраться до реки и перейти ее вброд.

Прячась среди кустарника и высокой травы, автоматчики все ближе подползали к опушке леса. Вот их каски замелькали в канаве, метрах в семидесяти от нас.

Пахомов и Семенихин стреляли из карабинов, мы с Осиповичем — из пистолетов. И вдруг совсем близко вскочил на ноги немецкий офицер. Я еще не успел прицелиться, как на него бросился Николай Семенихин. Но и Семенихина опередил невысокий щупленький боец. Он поднялся из травы, всадил штык в гитлеровца и сам упал рядом с ним.

Винтовочная стрельба усиливалась. Наши бойцы, справившись с волнением, били теперь чаще и точнее. Гитлеровцы не выдержали и начали отползать к реке. Некоторые пытались бежать, но, срезанные пулями, падали замертво. Ни один не добрался до противоположного берега. На лугу чернели вражеские трупы.

Семенихин принес того бойца, который заколол офицера. Красноармеец был ранен в голову. Мы перевязали его и отправили в тыл.

Наступило затишье. Обе стороны не стреляли. Из штаба позвонил Саша Макаров, спросил, что происходит. Я коротко доложил обо всем.

Мы с Осиповичем прошли вдоль опушки леса. Красноармейцы и командиры были возбуждены только что закончившимся боем. Остановились возле одного из орудий 6-й батареи 141-го артполка. Командир орудия сержант белорус Я. Г. Рыбак, выглядывая из-за щита, чертил что-то в своем блокноте. Наводчик татарин Фатых Кардолиев рассматривал в панораму (прицельное приспособление) противоположный берег и докладывал Рыбаку, где сосредоточиваются группы немцев. Правильный красноармеец Дмитриев, огромный русоволосый детина с лицом, покрытым оспинками, проверял крепление подсошникового бруса. Заряжающий, рыжеватый осетин Хаджиев, протирал затвор и казенник орудия. Два других бойца очищали тяжелые снаряды от смазки и пыли.

Каждый из этих людей уверенно делал свое дело. Это был маленький сколоченный и слаженный коллектив. От него и десятков других, подобных ему, зависел теперь исход боя.

— Если появятся танки, будем бить, не ожидая, пока они подойдут к реке, — предупредил Рыбак. — Учти, Кардолиев.

— Хорошо, — ответил наводчик. — Не промахнемся.

— Мазать просто грех, — сказал я, подходя к орудию. — Здесь расстояние меньше прямого выстрела.

— Можете не беспокоиться за этих орлов, — сказал кто-то сзади.

Я обернулся и увидел политрука батареи В. Н. Туманова. Да, народ тут действительно был отличный.

На опушке, собирая раненых, ходили санитары. Пострадавших бойцов отправляли в тыл. Но многие из них остались в строю. Остался на командном пункте и командир 228-го стрелкового полка подполковник Григорий Чаганава, тоже получивший ранение. Он продолжал отдавать распоряжения подчиненным.

Едва мы с Осиповичем вернулись в свой окоп, как снова разгорелась стрельба. Снаряды и мины рвались в лесу, на лугу и в реке, над которой взлетали высокие фонтаны воды. С неба посыпались бомбы. Гитлеровские самолеты действовали группами по шесть-девять машин. Как только улетала одна группа, сразу же появлялась другая. Вырванные с корнем, деревья с треском падали на землю. Будто страшный циклон пронесся по лесу, исковеркав все на своем пути.

На этот раз обстрел и бомбежка длились томительно долго. Бомбы летели к земле с ужасным воем, леденившим кровь.

Наконец грохот утих. Обсыпанные землей, мы с трудом вылезли из окопчика. Сквозь дым и пыль трудно было разглядеть, что творилось на противоположном берегу. Оттуда доносился гул моторов и лязг гусениц. Но вот пелена дыма стала рассеиваться, и мы увидели спускавшиеся с бугров фашистские танки. Они открыли огонь из пушек и пулеметов.

С нашей стороны ударили уцелевшие орудия. Над рекой протянулись красные трассы.

У большинства гаубиц не было специальных снарядов для борьбы с танками. Поэтому стрельба велась осколочными и фугасными гранатами. Дистанция колебалась от пятисот до шестисот метров. С такого расстояния промахов почти не было. Если снаряд не пробивал брони, то рвал гусеницы, ослеплял смотровые щели. Некоторые удачно попавшие тяжелые снаряды проламывали броню и рвались в машине.