Чистый углерод. Алмазный спецназ-2 - Бушков Александр Александрович. Страница 44
— Ты там бывал?
— Как тебе сказать… — уклончиво ответил Мазур.
Вживую не бывал, конечно. Но воображаемые прогулки по городу совершал не раз — и отнюдь не из праздного любопытства. В лучшие времена канувшей в Лету империи Марсель входил в список городов, по которым советская морская перхота могла и прогуляться однажды — предусматривался и такой оборот событий, не для одного импортного города. А потому Мазур в свое время но картам, фотографиям, кинопленкам и инструктажам изучил Марсель так, что ориентировался бы там в случае чего получше иных коренных марсельцев. Но вот этого ей, конечно, рассказывать не строило. Перебьется.
— У меня очень приличные родители! — воскликнула она с некоторым возмущением. — У отца — два больших винных магазина. Я ходила в хорошую школу, друзья и подруги были из таких же приличных семей. Никто никогда не имел дел с молодежными бандами.
— А как насчет травки и секса? — вкрадчиво поинтересовался Мазур.
Она вильнула взглядом:
— В пределах приличий. Ты, надеюсь, не моралист? И травка, и секс были распространены везде. У меня подруга училась в Кембридже — ее родители: гораздо богаче моих — и она такого порассказала… Мон Дье! [4] — она с комическим ужасом схватилась за голову свободной рукой. — Травка — грудами, и если бы только травка, а что касается секса — Мирей такое рассказывала об этих чопорных вроде бы британцах… Хочешь сказать, в вашей нынешней России молодежь обходится без наркоты и секса?
Мазур промолчал — ибо именно так и обстояло. Задумчиво сказал:
— Значит, Марсель… Ты знаешь, что именно там начинал карьеру Ален Делон? Только поначалу — криминальную. Мимоходом столько наворотил парнишечка, что пришлось срочно вербоваться в солдаты в Индокитай, иначе посадить могли надолго…
— А кто это — Ален Делон? — безмятежно спросила Николь.
Ну да, разумеется… Он знал: не только в России новое поколение совершенно забыло былых звезд кино и эстрады. Молодые французы уже запамятовали, кто такие Ален Делон и Мирей Матье, молодые итальянцы напрочь забыли Адриано Челентано. Хотя все трое живы, пусть и вышли из профессии. Ален Делон (точности ради — Ален Фабьен Морис Марсель Делон) разменял семьдесят второй годочек, Челентано — шестьдесят девять, Мирей Матье и вовсе шестьдесят, не возраст для француженки. Как ни удивительно, исключение долгое время составляли американцы, хоть их и принято считать бескультурными. Они очень долго помнили, знали и слушали своих певцов и музыкантов не то что довоенных времен — начала прошлого столетия. Однако и у них пришло молодое поколение, которое отличается той же печальной беспамятностью…
— Налей мне лучше виски, — попросила Николь. — Еще долго лететь… Мазур пытливо присмотрелся к ней — с точки зрения не головореза тайной войны, а русского человека, то есть лучшего в мире эксперта по всему, что связано с алкоголем, пожалуй, можно было и налить — весь предшествующий хмель у нее напрочь вышибло, когда вынуждена была рассказать о своей роли в событиях и решила, что теперь-то Мазур ее точно убьет.
Он взял бутылку. Когда налил половину, Николь, лукаво ему улыбаясь, придержала указательным пальцем горлышко, так что ее стаканчик оказался наполненным неразбавленным до краев. Он решил не препятствовать: от такой дозы в Инкомати ее не придется выгружать, как мешок с картошкой. Налил и себе — уж он-то очень далеко был от того рубежа, когда принятое на грудь мешает качественно работать.
Николь сделала пару глотков — уже не столь мелких. Улыбнулась ему, на глазах обретая спокойствие и даже беспечность (вот что виски животворящий делает):
— Ты прямо-таки как мой отец. Он во всякий свободный вечер брал литр красного, включал видак и гонял эти ваши старинные фильмы.
— А ему сколько?
— Родился в пятьдесят пятом, так что вы примерно одного поколения. Хотя ты верно моложе, — торопливо добавила она, явно решив подпустить комплиментов. — В общем, он меня еще маленькой прямо-таки силком усаживал с ним рядом и заставлял все это смотреть. А что там было смотреть? Машины ужасно старомодные, люди одеты по какой-то клоунской моде, секса толком и не показывают, действие тянется, как жевательная резинка. А он все талдычил: мол, ему самому, так вышло, не удалось получить высшее образование, но теперь у него есть деньги, чтобы оплатить его мне. Мол, я обязана знать национальную культуру, как коренная француженка, к нам и так понаехала куча черномазых, которым наша культура не нужна, если и мы, коренные французы, ее забудем, утратим свою самобытность и всякое такое. Он у меня всегда был жутко неполиткорректным и голосовал за Национальный Фронт.
Она беззаботно щебетала что-то еще на ту же тему. Мазур почти не слушал. Он сидел, откинувшись на жесткую стенку корзины, стряхивая пепел за борт, временами поглядывая вниз, где лес перемежался с обширными пустошами, заросшими высокой желтой травой — это была не ее осенняя окраска (в Африке времена года как-то слабо выражены), а естественный цвет.
Вот теперь он совершенно расслабился. Впервые за время пути вокруг не было ни малейшей опасности. Не грозили ни засады, ни даже рутинные проверки документов. Безусловно, не появятся военные самолеты или вертолеты, способные в два счета раздолбать абсолютно беззащитный аэростат, как бог черепаху.
— Николь, ты очень уж много знаешь… Патрис должен был выходить на связь в какие-то регулярные сроки? Ну, скажем, чтобы доложить о том, что происходит… или о том, что ничего не происходит?
— Ничего подобного, — уверенно сказала Николь. — Если все прошло бы согласно расчетам, он должен был доложить только тогда, когда тебя сцапают перед Инкомати — или он справится раньше в одиночку.
Ну да, Мазур догадался правильно. Точнее, правильно просчитал. Не та ситуация, чтобы требовались контрольные выходы в эфир. А что до рапортов — никто не мог предсказать, даже точно зная, что Мазур в Лубебо, когда он покинет городок. Только после того, как истечет время, назначенное для поимки Мазура в том городке — и время безусловно отмерят с запасом, учитывая, что воздушный шар все-таки не поезд и не машина, по расписанию лететь не может — события пойдут по привычной схеме. Сначала немного встревожатся, потом забеспокоятся всерьез, потом объявят тревогу, по маршруту шара полетят вертолеты, будет поднята на ноги агентура в Лубебо, но при любом раскладе погоня безнадежно опоздает…
Ни малейшей угрозы. Единственный гипотетический источник опасности — на безопасной дистанции, надежно зафиксирован. Впрочем… Мазур уже не видел в Николь источник опасности. Потому что нашелся крайне веский аргумент против такой версии…
Допил то, что оставалось в стаканчике и вновь сидел, безмятежно расслабившись. Как порой случается, отпущенные в свободное плаванье мысли по ассоциации вытаскивали на поверхность одна другую. Ален Делон — Индокитай. Значит, Сайгон. Он два года прослужил под командой батяни, который в свое время сидел на броне одного из ворвавшихся в Сайгон вьетконговских танков (он там был не один такой, хватало ему подобных и на броне, и в танках) и собственными глазами видел, как с крыши американского посольства взлетали последние вертолеты с полозьями, облепленными местной сволочью, которую практичные янкесы за ненадобностью бросили; видел, как эта сволочь, не удержавшись, летела вниз (к слову, как ни изничтожали в посольстве секретные документы в лихорадочной спешке, кое-что интересное все же попало в руки таким, как батяня). От Сайгона — к своему случайному попутчику в одном из вынужденных путешествий по другому континенту, далеко отсюда. События и людей Мазур еще помнил, а вот лица и особенно имена выскакивали из памяти. Вот и имен этого незадачливого французского бродяги он не помнил — но помнил, что тот служил в одном взводе с Аленом Делоном. Мысли вернулись во Францию, и в ушах зазвучал неповторимый голос Эдиты Пьехи: