Виктория значит Победа (СИ) - Крутских Константин Валентинович. Страница 24

Пилюля, которую Кизили дала Вике, все никак не хотела действовать. Боль пульсировала, уже, как будто, не только в раздувшейся ноге, а в голове или даже во всем теле. Вика больше не разговаривала, закусив губу и думая лишь об одном — как не рухнуть с коня при друзьях. Ей казалось даже, что сердце вот-вот разорвется, не выдержав такой нагрузки. Даже то, что вместо поля вокруг потянулись коридоры подземного города, она и то заметила с трудом.

Но вот, наконец, и знакомая дверь. Сарвет нажал на кнопку в стене, и открылись широкие ворота конюшни. Заехав туда, хонкийцы молча попрыгали наземь, а вот у Вики все никак не получалось. Нога совсем перестала ее слушаться, да еще и голова твари мешалась. Видя мучения девочки, Сарвет подхватил ее под мышки и стащил с седла, а Кизили при этом придерживала раненую ногу. Стоять Вика еще как-то смогла на одной ноге, а вот идти не получалось совсем, даже при всей ее стальной воле — нога просто складывалась, как будто была сделана из поролона.

— Для начала надо хотя бы эту черепушку снять! — объявила Кизили. — Лучше всего, прямо здесь попробовать!

Друзья усадили Вику на перевернутое ведро, и великан попытался разомкнуть челюсти алконьсикра своими могучими руками. Но они сидели слишком крепко, а уцепиться было почти не за что. Тогда Сарвет скрылся в лаборатории и притащил огромные пассатижи. Вставив их конец между челюстей, он принялся разводить их, и через минуту череп поддался, зубы разжались. Ладвапунг тут же потащил его в одну сторону, а Лепотако осторожно повлек Викину ногу в другую.

Больше книг на сайте — Knigoed.net

Теперь, освободившись от ненужного груза, девочка почувствовала, что все-таки может ходить. Пусть ценой невероятных усилий, пусть через дикую боль, но все же сможет.

Сарвет закрыл пассатижи, и челюсти отрубленной головы снова захлопнулись с громким лязгом. Кизили подхватила ее за гриву и воскликнула:

— Вот это трофей! Мы обязательно передадим его в музей девы Войтто! Как и твои изодранные штаны! На них ведь даже твоя кровь осталась! Это же уникальный экспонат!

Она отдала голову парням, и те вышли из конюшни. Ну а Кизили потащила Вику в свой медотсек. С трудом стащила с нее брюки — нога уже очень сильно распухла и посинела. Девушка-медик обработала ее какой-то мазью, затем шприцом вколола что-то прямо в каждую из ран и заклеила их пластырем. Только после этого боль начала несколько утихать. К тому времени, как Кизили натянула на нее новые форменные брюки со склада, постоянная боль уже сошла на нет. Теперь она возникала только при движении. Так что, не шевелясь, можно было как-то прожить. Но Кизили сказала, что для дальнейшего лечения необходимо перебраться в спальню-столовую. Ведь лекарства могли лишь на время приглушить боль, но не устранить ее причину.

Прежде Вике было неведомо это чувство — ощутить счастье просто от того, что боль, наконец-то притихла. Давным-давно, когда она только начала тренироваться у Петра Леонидовича, болело вообще все тело, но такой болью она гордилась, ведь это был результат ее упорства. А теперь что? Укус какой-то подлой твари.

Вика кое-как смогла подняться и попрыгала через лабораторию на одной ноге, опираясь на плечо подруги. Левая нога волочилась по полу, и это движение снова вызывало боль, но уже не такую сильную. Оказавшись на месте, Кизили устроила Вику полу-лежа на закрепленный за нею диван, укрыла до пояса привычным пледом. Вика даже порадовалась, что здесь не принято раздеваться на ночь — еще только постельного режима не хватало!

— Ну вот! — сказала Кизили, — я пока что, тебя оставлю. — Мы с ребятами установим дежурство, и будем заниматься твоим лечением по очереди! И первым займется этим, конечно, Ладвапунг!

Счастливый руноилья, услышав все через распахнутую дверь, тут же ворвался в комнату и буквально сорвал со стены свой кантеле.

— Ну что, Войтто, ты, наконец, то готова послушать моё собственное? — выпалил он, сверкая глазами.

— Конечно, — кивнула Вика. — Давай.

Ладвапунг ударил по струнам и запел теперь уже совсем не таким тоном, каким пел древние руны, а как-то порывисто, размашисто:

Я скакал в табуне,

Был резов и высок,

И копытом луне

Я поглаживал бок.

Вдруг — за гриву рывок

И мне пятки в бока.

Я зверел, но не мог

Повалить седока.

Я бесился, хрипел, надрывался,

И от хрипа рвались перепонки-

Ну уж ладно бы, просто попался,

А то ведь попался девчонке!!!

Ну, а после я с ней пообвыкся,

Нет, с тоски я с ней не пропаду-

Ведь как парень умеет рубиться,

И с детства с конями в ладу.

…А в том бою, где кровь сочилась из камней,

Где головы летели и проклятья,

Оттяпали мне ухо и палец ей -

Теперь мы с девой той по крови братья!!!…

— Да ну тебя, — проворчал всунувшийся в комнату Сарвет, едва только замолкли гусли. — Полная чепуха!

— Ну, так ведь про нашу Войтто, — возразил Ладвапунг.

— Вот и не позорился бы перед нею, — не сдавался великан. — Это еще нам, мужланам, мог уши терзать, а ей не такой писака нужен.

— А по-моему, здорово! — вмешалась Вика. — Очень-очень точно.

— Ты… ты и впрямь так считаешь? Правда? — тут же оживился несчастный руноилья. — А то он меня совсем зашпынял.

— Зэм (правда). - улыбнулась Вика.

— Нет, ну ты в самом деле считаешь, что это не чепуха? — не унимался поэт, не веря своему счастью.

— Да, в самом деле, — твердо сказала Вика. — Иген дзеч рунуд (очень хорошие стихи). Особенно про братство понравилась. "Мы с девой братья" — просто чу… — она оборвала себя, вспомнив, что здесь запрещено упоминать о чудесах, и закончила: — просто замечательно!

— А, ну вот, видишь, неотесанный! — воскликнул поэт, размахивая гуслями в воздухе. — Видишь, я доказал тебе, что только руноилья может прочувствовать лили настоящей сангарлань (героини)!

Сарвет махнув рукой, исчез из дверного проема, а Вика попросила:

— Ну же, спой еще своё.

И руноилья вновь запел, и вновь про Войтто. О том, как лихо она тренировала своих односельчан, как яростью громила врагов, и как горько плакала на пепелище отца, и о многом другом. У него получилась прямо опера, хотя в ней и не хватало сюжетных связок. Стихи казались местами корявыми, но лишь самую малость, которую с лихвой компенсировала увлеченность автора. Единственное, что слегка мешало восприятию, это то, что кантеле не очень подходил для этих резких, порывистых стихов. Ведь это уже была куда более современная поэзия, чем повествовательные руны из глубокой старины. Тут явно не хватало гитары, да где ж ее здесь возьмешь…

Наконец, в комнату вошел Лепотауко, и едва закончилась очередная песня, объявил:

— Всё, теперь моя очередь!

Он поставил стул рядом с Викиным диваном, уселся и развернул огромный, отпечатанный в типографии альбом.

— Вот, смотри Войтто, это история нашей национальной скульптуры…

После того, как закончился альбом, в комнату зашел Сарвет и стал читать вслух стихи из толстой книги "Быръем хонке руноус" (Избранная хонкийская поэзия). И Вика подумала, что образ непробиваемого физика — это лишь маска для великана. Он вполне понимал толк в поэзии, читал очень выразительно, с душой. Кстати, Вика узнала несколько рун из "Калевалы"- о сотворении мира девой Ильматар и непорочном рождению ею Вяйнямёнена, а так же о том, как Ильмаринен выковал себе жену, то есть, создал первого в мире фембота! В мире Хонки эти руны написал руноилья Ушторункс. И, кстати, как уверял Сарвет, это была чистейшая историческая правда. Надо будет, когда она вернется домой, поискать, не продает ли кто по интернету финский оригинал "Калевалы". Интересно, сможет ли она теперь читать его так же легко, как понимает хонкийский вариант? Скорее всего, получится примерно через слово, как бывает поначалу, когда впервые отваживаешься читать на полузнакомом языке.