Всадники Одина Цена человечности (СИ) - Морошко Сергей. Страница 34

Дрина неслышно проскользнула в комнату. Юркнула под кровать, намереваясь переждать, пока госпожа спать не уляжется. Вот тогда-то Дрина и займется делом. Она хорошо видела в темноте. Потому легко найдет все блестяшки, заберет их и даст деру. И тогда, тогда даже если их с Ларсом ограбят, без денежек они не останутся. И не придется больше воровать никаких куриц.

Миата продолжала сидеть у зеркала принявшись расчесывать уже распущенные волосы. Они были красивые. Длинные и блестящие. Как и все в госпоже. Блестящее-блестящее.

В дверь властно постучали и, не дожидаясь ответа, вошли.

– У вас все нормально, госпожа моя? – На пороге комнаты стоял… кто-то. Мужчина. Наверное. Дрине из-под кровати было не очень хорошо видно. Но сапоги и голос явно мужские. Хотя гость мог оказаться большой страшной женщиной-воительницей… Дрина много таких повидала. И вообще, кто этих людей знает?

– Трудно сказать, – Миата нарочито медленно встала со стула, тряхнув длинными волосами. Они черными волнами окутали ее до пояса. Дрина зажала рот ладошками, чтобы не пискнуть от восторга. Жалко, волосы нельзя было забрать. Только вместе с Миатой, но сама Миата Дрине не нравилась. А, может, отрезать?.. Нет. Эту пропажу точно заметят. Сразу. Эх…

– Почему же? – мужчина аккуратно прикрыл за собой дверь и подошел к Миате почти вплотную. Теперь Дрина узнала его. Кнут!

– Цто зе тут творица-то? – еле слышно прошептала Дрина, глядя, как кнут и жена посадника целуются. Он запустил руку в волосы Миате, покрепче прижав ее к себе. Вторая его рука сильно сжала ее правую ягодицу. Миата негромко застонала.

Наконец они оторвались друг от друга, и кнут спросил:

– Так что случилось?

– Девчонка все поняла. Она приходила сюда.

– Что?! Она рассказала все Ветродую?

– Нет. Она предложила сделку. Чтобы мы подстроили ее смерть, а она бы сбежала с какой-то Арьей. Не знаю, кто это…

– И... Что ты ей ответила?

– Я согласилась… В конце концов это лучше, чем ничего... Чем казнь.

– Нет. Нам нужно избавиться от нее насовсем, – хмуро сказал кнут. – Вдруг в один прекрасный день она надумает вернуться?.. Тогда Совет назначит перевыборы и сместит Чарну. Это никуда не годится. Как она предлагает инсценировать свою смерть?

– Девчонка предложила воспользоваться ядом паука-солдатика.

– Что это за дрянь такая?

– Тварь из Инг’тая, на болотах живет стаями и нападает на крупных животных. От его яда человек засыпает и уже не просыпается никогда. Похоже на мгновенную смерть. Но если в течение шести часов после укуса дать противоядие…

– Очень интересно. И удобно. Мы сделаем так, как ей хочется, но только забудем об одной маленькой детали – о противоядии. Девчонка умрет и часть наших проблем разрешится. – С этими словами кнут снова поцеловал Миату в губы. Она ответила и, обвив руками его шею, прижалась к нему покрепче.

– Празднество еще продлится долго… – прошептала Миата, немного отстранившись. Кнут усмехнулся, подхватив ее на руки, и понес прямо к кровати. Вскоре над головой Дрины раздались недвусмысленные стоны и скрип кровати.

Дрина обреченно уткнулась лицом в пол. Она самая несчастная белка на всем белом свете.

Кварта[1] – единица измерения времени в Галактике. Равна ста суткам. В одной кварте десять червонов. В червоне десять дней. В сутках двадцать часов. Посему Галактический, т.е. стандартный год, в часах получается короче земного. В Галактическом году четыре кварты.

Аттрэ[2] – планета-прародительница расы звероящеров. В отличие от Земли, не уничтожена и является бессменной столицей Государства Лафирт. Форма правления в Государстве – милитаристическая республика. Во главе стоит Вождь Народа.

Ланом[3] – небольшое кровососущее насекомое родом из сектора Лафирт. Очень больно кусается.

Служак[4] – слуга.

Знатник[5] – дворянин, помещик.

Бодран[6] – ирландский бубен, применяемый, как правило, для ритмического сопровождения традиционной ирландской музыки, а также изредка для сольной игры.

Глава 9. Скованные одной цепью

Стояло мокрое противное утро. Всю прошлую ночь лил дождь, веселилась гроза. Сам Тор играл с громом и молниями, и, казалось, танцевал вместе со всеми в честь празднества в тереме посадника. Чудная, распрекрасная ночь!.. И как отличалось от нее нынешнее утро.

Слякоть. Мерзкая слякоть и духота. Так хотелось вырваться из этого круговорота, вернуться назад. Всего на несколько часов назад, в ночь. Отговорить... Но это невозможно. Один Всеотец установил такой порядок, что время может идти только вперед. Как же Эйнас ненавидел за это Богов! И Волдо! Неужели он не мог по обычаю своему в последний день отменить казнь! Почему не Миата? Она ведь предала. Жена предала Волдо. И ее не казнят, всего лишь изгоняют. А Брант. Бранта можно было простить. Поменять их местами. Ведь он не так уж и виноват. Все эта баба. И две мелкие шлюшки! Какого Фенрира нужно было лезть не в свое дело! Сучью данбажи даже не наказали за воровство. А девка... Что она там делала? Неужели она все знает? Неужели ее подослал Волдо?..

Эйнас пристально смотрел на помост, где сейчас находилась эта... Тана? Она, опершись на трибуну свидетеля, нервно осматривалась. Чуть выше, на деревянном настиле эшафота, в окружении стражи стояли на коленях обвиняемые. Миата буравила девчонку мрачным взглядом, от чего та ежилась и нервничала еще больше. Волдо ее допрашивал при всем честном народе. Каждый паршивый вилник[1] теперь знает обо всем. А Эйнас ничем не может помочь. Не может заткнуть девчонку. Да что там?! Он даже сам не может солгать, чтобы защитить Бранта. Нельзя погибать вот так впустую. Кто-то же должен отомстить Волдо за его кровожадность.

Девка отвечала коротко и по существу на каждый вопрос. Не упустила она из виду и их объятий. Не упустила и того, что он пытался Бранта отговорить. Хель и все ее царство! Лучше бы уж заткнулась!..

Ну вот, допрос окончен. На помост вызвали данбажи. Ее он готов был удавить на месте. Фенрировы выкидыши! Вечно суют нос не в свое дело! Где данбажи — там неприятности! Давно пора их изолировать!

– Ну что, Дрина? Расскажешь нам еще раз, что ты видела и слышала? – добродушно спросил белку Волдо.

Вот ведь урод, притворяется еще, курвин сын! Эйнас загривком чувствовал, как посадник просто полыхает от ярости. Лучше бы уж кричал, рвал и метал прямо на помосте. Холодная ярость страшнее. В такой ярости он точно не отменит казнь.

– Да, – еле слышно пролепетала данбажи, — рацкажу.

– Тогда я буду задавать вопросы, а ты отвечать. Хорошо?

Белка кивнула. Но смотрела она не на Волдо, а вниз, в толпу. Верно, остроухого своего искала. Лекарь недоделанный! Помахал ей рукой, она аж просияла вся.

– Вот и славно. Итак, как вышло, что ты пошла за госпожой Миатой?

– Камуцки крацивые у нее были. А еще они со Злотой ругались. Злота поблагодарила госпожу Миату, а она на нее обиделась. А камуцки так блецтели. Я за ними и пошла.

— Хорошо. — Волдо покачал головой. – Ты знаешь, что воровать нельзя? Это запрещено законом.

– Да. Ваше Циятельцтва. Знаю. Но я ницего не цворовала. Не уцпела.

– Зато честно. – По площади прокатился смешок. — Ладно. Что дальше-то было?

— Злота цказала, цто хоцет убежать с Арькой. Ну... ц волокуном. Цто ей ц ней луцце. И цто у нее есть паук-цолдатик, а еще противоядие в колбоцке. Когда она бы зацнула, как будто умерла, госпожа Миата должна была поменять тела. Тогда цажгли бы не Злоту, а другую мертвую девку. Все равно ведь под покрывалом жгут. Она цогласилаць. А потом пришел кнут. -- Белка бросила быстрый боязливый взгляд на Бранта. Правильно боится, сучка! – Они целовалиць, целовалиць и целовалиць. А потом Миата рацказала про паука. Кнут цказал противоядия не давать. Миата цказала, цто да. Не давать. А потом. Потом. Ой... А потом вы пришли, Ваше Циятельцтва.