Всадники Одина Цена человечности (СИ) - Морошко Сергей. Страница 49

Щурясь, Тана увидела, как по лестнице вниз спустился… данбажи. Сначала у нее мелькнуло в голове, что это Дрина, которой, к слову, с ними в клетке не оказалось. Но, когда глаза вновь привыкли к свету, Тана поняла, что ошиблась. Эта белка была самой обычной, не такой темной. Только очень старой и седой. И... и без хвоста.

Данбажи остановился у решетки и просунул меж прутьев сумку Ларсена и большую глиняную бутыль. Наверное, с водой. Еще он поставил на пол маленький огарок свечи. Все это молча. Тана не так много за свою жизнь встречала данбажи, но знала, что особой сдержанностью и неразговорчивостью они не отличались.

– Спасибо вам, – поблагодарила она белку.

– Было бы за цто, – чуть слышно процокал-прошелестел данбажи. И ушел. Так же молча. Едва дождавшись, пока закроется люк трюма, Тана в полутьме дошла до Ларсена, который уже успел зажечь свечу и «колдовал» над своими настойками.

– Я могу чем-нибудь помочь? – неуверенно спросила Тана.

– Даже не думай! – злобно прошипел Йорг. – Я тебе руки оторву, если полезешь. Испортишь еще что-нибудь ненароком! Это ты умеешь!

Тана стиснула зубы.

– Успокойся и не мельтеши. Мешаешь ведь! – Ларсен строго посмотрел на Йорга. В неверном свете свечи его лицо показалось Тане зловещим.

– Я просто хочу помочь... – тихо сказала она.

– Не надо, – покачал головой Ларсен. – Лучше поспи. Силы тебе понадобятся, а тут я и сам справлюсь.

– Но… – попыталась было возразить Тана.

– Ложись спать, – непререкаемо отрезал Ларсен.

У Таны хватило сил лишь на то, чтобы кивнуть. К горлу снова подступил тяжелый душащий ком.

Было обидно. Она ведь ничего плохого не сделала. Почему Йорг на нее так взъелся? Нет, конечно, не стоило кидаться спасать того старика, но… Она сама не заметила, как заснула.

Следующие несколько дней слились для Таны в сплошное однообразное ничто. Каждый день по два раза люк трюма отворялся, впуская свежий воздух. И каждый же день седой данбажи приносил им новую порцию безвкусной похлебки и воды для Яна. Тана лишь ела и спала. Спала и ела. Только есть и пить она старалась немного. Ведь после этого следовало… Про то, как ей приходилось справлять нужду, она старалась лишний раз не вспоминать. И терпела до того, что живот начинало сводить. Было стыдно, мерзко и… Да что там говорить-то?! Тут был Йорг, который язвил во время каждого ее похода к ведру. Изредка она пыталась заговаривать с Ларсеном, но йольф не был расположен к беседе. Он сильно осунулся, под яркими глазами залегли глубокие тени, заметные даже в неверных отсветах свечного огарка. К слову, каждый день им приносили по нескольку новых, а иногда даже целые свечи. Ларсен не отходил от Яна ни на мгновение. Как и Йорг. Косатый же все время бредил. У него был жар, он кричал во сне. Ларсен поил его какими-то настойками, менял на лбу мокрые тряпицы. Но Тане казалось, что это совсем не помогает. Что Ян просто падает в какую-то бездну. Пытается выбраться. Но не может. И некому ему помочь. Совсем-совсем, потому что рядом никого нет. Ни единой живой души. И он бродит там, в пустоте, один-одинешенек и...

Ей было страшно. Она не желала, чтобы Ян умер. Ей очень хотелось хоть как-то помочь, облегчить его страдания. Но она даже близко к нему не могла подойти, боясь снова столкнуться с бдительным Йоргом.

Тана успела даже немного привыкнуть к такой жизни. Скучно, муторно, страшно, но размеренно. Это хрупкое равновесие однажды нарушил капитан корабля, тот самый циранин, вместе со своим помощником-метисом. Они помогли вытащить Яна наверх, заставив остальных пленников подняться самостоятельно. Корабль вошел в узкую глубокую бухту и причалил к острову.

Разношерстная пиратская команда окружила пленников и повела их куда-то вглубь леса, росшего по берегу. Поплутав там некоторое время, они вышли к небольшому поселению, где их ожидала новая «тюрьма».

***

Вокруг клубился туман. Сырой, густой, непроглядный, он стлался по полу плотным сизым покрывалом и склизкими темными разводами оседал на стенах. Краска на них облупилась и пошла трещинами. Кое-где даже отвалилась штукатурка, а на ее месте проступили черно-зеленые пятна плесени. С противным треском мерцали лампы, некоторые уже прогорели, некоторые были к тому близки. Пахло жженой пластиковой изоляцией, тут и там с потолка свисали оборванные провода, с оголенных концов которых сыпались искры.

Ян знал, где он находится. Приют. Место, где прошло их детство. Только теперь здесь все запущено донельзя. Будто здание давно покинули. Только по какой-то непонятной причине забыли отключить электричество. Несмотря на все, здесь кто-то жил. Ян откуда-то знал – встречаться с обитателями приюта не стоит. Лучший выход – это уйти и никогда, никогда сюда не возвращаться. Но что-то тянуло его туда. Что-то важное.

Он стоял, разрываемый противоречиями. Желая шагнуть вперед и опасаясь этого, потому что знал, чувствовал тяжелый душный сладковатый запах смерти, витавший в воздухе. Уж он-то ни с чем его не перепутает. Кому знать, как не ему?..

Шепот. Зловещий, громкий. Он возникал будто бы из ниоткуда, рассекая плоть и проникая в самую глубь.

«Смотри... Смотри... Смотри...»

Сквозь плотный туманный воздух проступило лицо. Лицо с зашитыми веками. Лицо, которое он никогда не забудет. Лицо, имя которому...

Он тряхнул головой, пытаясь прогнать морок. Но лицо не исчезало. Оно говорило:

«Глупый и растянутый на цепях. Но ты понимаешь. Начинаешь понимать. Скоро. Близко. Он близко. Он поразит тебя. А ты не его. Ты ощутишь. Полностью ощутишь цепи. И вскорости...».

Она не договорила.

Лицо вспыхнуло ярким снопом сиреневых искр. Старая женщина с молодым телом исчезла. Он снова остался один. Вокруг стояла тишина, только слабое потрескивание ламп ее нарушало. Ян шагнул вперед.

Долгое время он просто шел, утопая в белесом ковре тумана, петляя вместе с бесконечным коридором. К запаху гари прибавилась еще и горьковатая нотка сильно лежалого хлеба. Лампы то горели, то гасли. Некоторые участки коридора и вовсе были погружены во мрак, такой густой и непроглядный, будто это сама чернота космоса, одномоментно лишившаяся света звезд. Не помогало даже ночное зрение. Но он шел, упорно шел вперед и снова выходил на свет.

Туман рассеялся, и под ногами проступили вздувшиеся отколотые плитки, изъеденные временем и водой. Местами вместо плиток в полу зияли дыры, из которых поднималась черная парящая мгла.

– Я-ан! – Крик был острым, вибрирующим. Он, словно лезвие виброножа, распорол реальность. Ворвался в эту пустоту и давящую тишину.

Ян остановился, прислушиваясь.

Крик повторился несколько раз, громким раскатистым эхом разбежавшись по углам. Кругом осыпались куски штукатурки. За криком Ян услышал ровные мерные щелчки.

Тут он вспомнил – это он, Ян, виноват в том, что сейчас бьют Йорга. Его надо спасти. Вытащить отсюда. Вытащить и бежать. Далеко-далеко. Там, где их больше не достанут.

«Цепи... Цепи тянутся, но не рвутся... Ты помнишь... Ты знаешь...»

– Я-ан!

Щелк.

Он сорвался с места и побежал на крик. Но тот даже не становился ближе. Он просто разбивался о стены многократным эхом, все повторяясь, повторяясь и повторяясь. А Ян все бежал. Он задыхался, легкие горели огнем. Ноздри забивала пыль, такая мелкая и вездесущая, что против нее не помогали даже носовые фильтры. Температура вокруг подскочила сразу градусов на двадцать. Пот ручьями бежал по лицу, заливая глаза, нос, губы. Становилось все жарче. Марево, идущее от пола и стен, изгибало и плавило мир.

– Я-ан!

Щелк.

Впереди показался просвет, выход наружу. И свет оттуда сочился красный. Жара.

Ян бежал.

Щелк.

– А-а-а! – вопль стал громче, ближе.

Хочется крикнуть, что он уже идет. Что скоро он будет рядом. Но из горла вырывается лишь невнятный тихий сип.

– А-а-а! – крик взвивается на неимоверные высоты и обрывается в глухую давящую тишину.

Клекот, стрекотание и непонятная возня.