Оберон - 24. Трилогия (СИ) - Машков Александр Иванович "Baboon". Страница 48

Потом пришёл мрачный Микула и сказал, что Вольха сегодня не ходок, останется на заставе, залечивать колено, а я пойду в дозор с Дубыней. Катя остаётся без напарника, отдохнёт, заодно наведёт порядок в нашей светёлке, а то вечерние посиделки принесли свои плоды, теперь надо убраться.

Но, если княжна считает это ниже своего достоинства, то приставит к ней денщика.

Катя посмеялась, сказав, что вдвоём всегда веселей работать.

Я облачился в свою вторую шкуру, которая уже насытилась в питающей жидкости, и вышел с молчуном Дубыней.

Этот дружинник был более внимателен, молча, показывал мне, на что надо обращать внимание, но больше наблюдал сам. Сегодня, к счастью, ничего неординарного не произошло. Когда начало закатываться солнце, мы вернулись на заставу, неся донесение от соседей.

Я побежал со счастливой улыбкой к Кате, мечтая, что сегодня оторвусь по полной, за вчерашний вечер!

— Ратибор! — дорогу мне преградил Вольха.

— Вольха, не до тебя, знаешь, сегодня, пожалуй, не будет вечеринки!

— Да, сегодня мы не будем собираться, — согласился Вольха, — потому что я беру Ладу в жёны. Я обязан это сделать, так-как порушил её честь.

— Какие ещё жёны? — не понял я, пытаясь пройти мимо Вольхи, — она давно моя… — до меня медленно начал доходить смысл слов:

— Какую честь?

— Лада была девственна, Ратибор, вы обманывали нас, вы не женаты. Теперь я опозорил её, и обязан жениться. Вот, откупное, — Вольха протянул мне кожаный мешочек, высыпал на ладонь несколько красных камешков. В голове у меня помутилось.

— Шш-и-х! — вылетела из ножен сабля.

— Шш-и-х! — вылетел меч из ножен Вольхи. Мешочек полетел на снег, рассыпались красные рубины, зелёные изумруды, бриллианты… Особенно меня поразили рубины: как кровь!

— Стойте! — услышали мы девичий крик, — Вы что?! Уберите оружие! Немедленно!

Я увидел Катю, и гримаса боли исказила моё лицо: она знала, что я смогу зарубить Вольху, а он меня — нет. Спасает его, значит! Я с яростью посмотрел ей в глаза. Катя спокойно выдержала мой взгляд, и я совсем сошёл с ума от горя.

— Тебя покупают, Катя! — сказал я, поддев мешочек сапогом, бросил его ей под ноги. Остатки самоцветов кровавыми каплями рассыпались у её ног, — посмотри, не мало ли?

Катя побледнела, обернулась к Вольхе, тот уже убрал свой меч. Я, подумав, тоже бросил саблю в ножны.

— Что ты наделал?! — воскликнула Катя, подходя к Вольхе. Влепила ему пощёчину, — Ты, что мне обещал?! — влепила ему вторую.

— Катя, но я обязан был! Я честный человек!

— Ты бесчестный человек! Ты хотел убить моего мужа!

— Он тебе не муж! — Вольх попытался обнять Катю, но она бросила его наземь, приёмом.

Я посмотрел, и отвернулся. Всё понятно! Проходили. Семейные разборки! Сейчас начнутся обнимашки, поцелуи… Я плюнул, и пошёл со двора. В груди поселилась невыносимая боль. Я вышел, никем не остановленный, на тропу, по которой мы с Катей когда-то пришли сюда, прошёл по ней до поворота до той почерневшей избушки, из которой мы вышли. Здесь силы оставили меня, и я сел под дерево.

В груди что-то мешало, я пытался продышаться, но никак не мог. Тогда я набрал полную грудь воздуха, и завыл-закричал:

— Воу-у-у-у!

— Воу — у-у… — отозвались мне издалека волки. Я ещё повыл, чувствуя, как очищается грудь, как льются ручьём слёзы.

Не знаю, долго ли я сидел, только вокруг стали мелькать зелёные парные огоньки, услышал шорох лап, пофыркивание. Я призвал волков. Одна волчица подошла ко мне, вылизала лицо, и сказала голосом Кати:

— Пойдём домой, Тоничек, пойдём, милый…

Я встал, и пошёл за этой волчицей, которая тянула меня за руку. В это время кто-то закричал:

— Лада! Ратибор!

— Вот придурок! — сплюнула волчица. Я сбросил оцепенение, и понял, что это Катя, а никакая не волчица, пришла за мной. Я выдернул руку, но Катя сказала:

— Тоник, побежали скорее, надо спасать Вольху, он, хоть и дурак, но человек, всё же! Его сейчас волки разорвут!

Мы побежали на голос. Мимо нас пробегали тёмные тени. Это волки?! Это телята в волчьей шкуре!

Впереди послышалась ругань, визг и рычание, Вольха схватился с волками! Мы побежали изо всех сил.

Огромная тень ударила меня в грудь, я не устоял на ногах и упал. Шлем сразу захлопнулся, перед моим лицом клацнула страшная зубастая пасть. Тут же тело волка обмякло: кто-то убил тварь. Я вскочил, выхватил саблю, и начал рубить рычащий клубок. К счастью, волков было немного, они поняли, что несут потери, и отступили. Вольху всё-таки порвали зверюги. Да, таких волков я ещё не видел! А каких видел?

Похожих на собак, только в виде чучел.

Мы с Катей взяли Вольху под руки, тот шипел нехорошие слова, пока мы его поднимали на ноги.

— Идти можешь? — спросила Катя. Я молчал, злясь сразу на всех.

— Могу, — ответил Вольха, ковыляя, за ним оставались кровавые следы.

— Тоник, его надо перевязать, он истечёт кровью!

— У меня ничего нет! — буркнул я.

— Ты не надел рубашку?

— Нет.

Тогда Катя расстегнула свою куртку, оторвала, с помощью сабли, подол своей рубашки, перевязала ноги и руки Вольхе.

Потом повели его к заставе.

— Какого чёрта ты попёрся за нами?! — ругалась Катя.

— Искать вас, разодрали бы вас волки!

— Нас они не тронули, видишь? Это тебя подрали! Что ты за человек?! Всё у тебя наперекосяк! Как только тебя здесь держат?! Ты же всё выболтаешь первому встречному!

Вольха молчал, только сопел.

— Тоже мне, в мужья собрался. Ты меня спросил? Ты же сплошное недоразумение!

— Замолчи, Лада! Лучше брось меня здесь, пусть лучшее меня волки загрызут, чем слушать твои упрёки!

— Тебя не упрекать, тебя бить надо!

Вольха что-то хотел ответить, но только заскрипел зубами.

Дотащив его до заставы, передали парням, которые понесли раненого в лазарет.

Мы с Катей пошли к себе. Катя что-то оживлённо говорила, я не слушал. Придя в свою горницу, я застыл у двери, глядя на нашу кровать, где был так счастлив, просто неземным счастьем, любимой женой упивался я здесь. И, возможно здесь же!..

Я зажмурился, крепко стиснул зубы.

— Тоничек, послушай меня, я тебе всё объясню! — начала Катя, увидев моё состояние.

Я захлопнул шлем, отключился от внешнего мира, сделал шлем непрозрачным.

Где-то здесь была лавка. Я лёг на неё, устроился поудобнее, решил поспать. Теперь, чтобы разбудить меня, надо было долго колотить палками.

Утром я проснулся, сел и откинул шлем. Увидел Катю с каким-то парнем. А, это же Неждан.

— Тебя ждёт Микула, — сказал Неждан, — пошли!

Я вышел за посыльным. На улице Неждан показал мне на наблюдательную вышку и ушёл.

Я полез наверх. Микула стоял там, внимательно вглядываясь вдаль. Я тоже посмотрел: чёрный лес, иногда разбавленный зелёными пятнами елей, всё в чистом снегу. Нигде ни дымка, ни движения.

— А, явился… — сделал вид, что только меня увидел, Микула.

— Я говорил, что быть беде. Ты обнажил оружие на друга, чуть не порубил, всё из-за бабы. Что, не мог сам её взять? Мальчишка ты сопливый, а не муж.

Я молчал. Что я мог ответить? Какую честь мог порушить Вольха, когда мы с Катей каждый вечер…

Непонятно всё это.

— Потом, что за детские выходки? Ну, изменила тебе жена, что, надо бежать в лес? В результате, волки чуть не загрызли дружинника, выбыл человек из строя надолго. Ты теперь тоже не воин, ходишь, как в воду опущенный.

— А вы бы что сделали? — вякнул я.

— Я?! — подумал Микула, — Зарубил бы подлеца, потом неверную. Вообще-то её в другом месте побили бы камнями за такие дела, если была бы тебе венчаной женой.

— Я понял, — сказал я, — мы уходим, — я повернулся к люку, и стал спускаться.

— Стой! — крикнул мне Микула, — я ещё не всё сказал!

— Я не ваш слуга! — буркнул я.

— Горе с этими бояричами! — вздохнул Микула, и полез за мной. Возле вышки уже стояла Катя, облачённая в скафандр.

— Ребята, послушайте меня! — обнял нас за плечи Микула, — Ваши пленные рассказали страшные вести. На нас готовится нападение. Их столько, что мы не выстоим, надо срочно слать гонцов к Князю. Лучше вас с этим не справится никто. Выручайте, братцы! Отвезите послание и оставайтесь дома! Дам вам четырёх лучших лошадей, вы же любите их? Вы самые лучшие наездники, как мне доложили. Соглашайтесь! Помиритесь, хоть на время, потом подерётесь! Когда всё закончится.