Никогда не подсматривай (СИ) - Бэйн Екатерина. Страница 2

Плакать я не стала, просто не успела начать. Входная дверь скрипнула. Я легко соскочила с подоконника и спряталась в складках тяжелой портьеры. Теперь я уже не считала свою эфемерность недостатком. Благодаря ей я смогла остаться незамеченной.

Секунду спустя в комнату вошел незнакомый мне мужчина, держа за руку женщину. Он раздраженно захлопнул за собой дверь.

Я осторожно выглянула из-за портьеры, разглядывая их. Мужчина был высок, атлетически сложен, смугл, черноволос, с темными глазами. Оценив его с женской точки зрения, я решила, что он довольно симпатичен.

Потом я перевела взгляд на женщину. Скажу сразу, она была красива. Это был недосягаемый для меня идеал красоты. Она была великолепно сложена, а ее рост был тем, чем надо. Голубоглазая, белокурая, с таким лицом, за которое мужчины, не задумываясь, отдают жизнь.

— Вот, хотя бы здесь, — сказал мужчина.

В его голосе я не уловила трепетного восторга, который бывает у мужчин, когда они остаются наедине с самыми очаровательными женщинами. В нем было раздражение и едва сдерживаемая злость.

— Мне все равно, где с тобой разговаривать, — отозвалась женщина, — зачем ты затащил меня сюда?

— Сядь, — он почти толкнул ее на кровать.

Женщина с трудом удержала равновесие, ухватившись за спинку. Села, расправила складки платья. На ее лице появилась злость, но потом она согнала ее усилием воли и улыбнулась. Ее улыбка была обольстительной.

— Иди сюда, Гастон, — пропела она грудным голосом, пробирающим до самых печенок, — здесь есть кровать. Как ты думаешь, зачем ее поставили?

— Ты что, не понимаешь меня, Элиза? — фыркнул он от раздражения, — я хочу поговорить с тобой.

— Вот и поговорим. Потом, — она рассмеялась весьма привлекательным смехом.

— Дура, — процедил Гастон сквозь зубы.

Я сдавленно фыркнула, зажав рот рукой. Он был недосягаем для нее, несмотря на всю ее красоту и очарование. Либо все это уже потеряло для него свою прелесть.

— Что происходит, Гастон? — возмутилась Элиза, — как ты со мной разговариваешь?

— Так, как ты того заслуживаешь.

— Что-о?!

Она вскочила и кинулась к нему, намереваясь залепить пощечину, во всяком случае я бы точно так поступила, но Гастон успел схватить ее занесенную руку. Скрутив женщину, он встряхнул ее и проговорил, глядя на нее с нескрываемым отвращением:

— Эти штучки прибереги для мужа, поняла? Все еще воображаешь, что можешь дурить мне голову?

— Как ты смеешь? — задыхаясь, прошептала она.

Я поняла, что все это было куда более серьезно, чем я предполагала. Мне стало неуютно и хотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Но это было невозможно, поэтому я осталась.

— Ох, как я смею, — передразнил он ее, — считаешь, что это произведет на меня впечатление? Увы, Элиза, напрасно. Попробуй это на ком-нибудь другом, кто еще не успел изучить тебя. Хотя я сомневаюсь, что во Франции остались люди, для которых ты являешься недосягаемой.

С этими словами Гастон швырнул ее на кровать, на этот раз более удачно (или неудачно, смотря как взглянуть) и Элиза с криком упала.

— Негодяй!

Она подскочила, потирая предплечья, которые болели после его хватки.

— Я тебе этого никогда не прощу!

— И не надо, — скривился он, — невелика потеря. Я это как-нибудь переживу.

— Мерзавец! — Элиза была в ярости.

Она топнула ногой.

— Он меня бросит! Ха-ха-ха! Мне смешно, я просто умираю от смеха! Неужели, ты думаешь, болван, что я тебя когда-то любила? Да меня тошнит от тебя! И ты прекрасно знаешь, что мне было от тебя нужно.

Гастон стиснул кулаки и прошипел сквозь зубы очень мудреное ругательство. Я его даже не поняла сперва, но когда до меня дошло, то я ужаснулась.

— Да, да, — продолжала Элиза злорадно, — документы, которые ты для меня украл. Смешно было смотреть на тебя тогда. Ты же просто умирал от желания затащить меня в постель! Ну да, а теперь ты протрезвел. Как же. Теперь ты остепенился, может, еще и жениться надумаешь на какой-нибудь очень приличной девственнице из тех, которые не знают, чем можно заниматься в постели. Это тебе подойдет. Мерзавец. Еще никто так меня не оскорблял!

— Странно, — губы Гастона искривила усмешка, хотя даже издалека было видно, что он с трудом сдерживает ярость, — ты же прямо напрашиваешься на это.

— Еще одно оскорбление в мой адрес, Гастон — и тебе не поздоровится, — Элиза сузила глаза.

— Ты мне угрожаешь? Ты?

— Я. И я не шучу. Либо ты делаешь то, что я захочу, либо…

— Либо что? Чем ты думаешь заставить меня? Своим продажным телом? Ты думаешь, что стоит тебе скинуть платье, я буду делать все, что ты скажешь?

— Конечно, будешь. Еще как будешь, — протянула она угрожающе, — ты забыл, что ты у меня в руках. Вот здесь, — Элиза показала ему свой крепко стиснутый кулачок, — вот здесь ты у меня, негодяй. Одно слово — и все узнают, кто ты есть на самом деле. Преступник, вор, негодяй и предатель. А еще, изменник. Совсем забыла. Ты же передал те бумаги шпиону. Так что, тебе некуда деваться, ты сам загнал себя в ловушку и из нее нет выхода. Ты еще на коленях ко мне приползешь, умоляя о прощении.

— На коленях? — повторил он, делая шаг по направлению к ней.

Я никогда не видела мужчину в такой ярости. Он весь побелел, так, что кожа приобрела какой-то сероватый оттенок.

— Дрянь, — выдавил он из себя, хватая ее за горло.

Элиза, увидев, что с ним происходит, вскрикнула:

— Гастон, отпусти меня! Гастон, ты что, с ума сошел? Гастон, мне больно! О Господи…

Последний звук получился странно булькающим. Он сдавил ей горло.

Я смотрела на это расширенными глазами. Все это уже давно перестало меня забавлять. Я вцепилась руками в портьеру, словно она могла меня защитить и молила про себя Господа Бога, чтоб меня не заметили. И чтоб все это закончилось. Мне хотелось завизжать, но я подавила в себе это желание, зажав обеими руками рот. Кажется, я даже затолкала туда изрядный кусок портьеры.

Я не могла оторвать глаз от происходящего кошмара. Смотрела на бедную, глупую Элизу, которая хрипела, извивалась, дергалась всем телом. Ее лицо покраснело от нехватки воздуха. Через минуту голова откинулась назад, и она безжизненно поникла в руках убийцы. Все было кончено.

Очертания комнаты плыли у меня перед глазами, к горлу подкатывала тошнота. Я задыхалась так сильно, словно сама побывала в руках у Гастона. И я уже была готова в это поверить, как обнаружила причину удушья. Конечно, портьера. Вытащив ее изо рта, я глубоко вдохнула в себя воздух.

Тем временем, Гастон поднял с пола несчастную и понес к массивному шкафу. Открыв дверцу, он засунул труп женщины вовнутрь. Гастон тяжело дышал, лицо его искажала судорога, руки дрожали. Видимо, не каждый день ему приходится убивать женщин.

Он застыл посреди комнаты, как изваяние, обхватив голову руками. Мне хотелось только одного: чтобы он поскорее ушел. Я не могла больше оставаться здесь. Я едва стояла на ногах, чувствуя себя так отвратительно, словно все людские хвори, сговорившись, одновременно напали на меня.

Наконец, Гастон вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Я выпустила из рук портьеру и упала на ковер. Ноги меня не держали, они были словно ватные. Меня всю трясло. Я приподнялась на руках и доползла до угла, на большее меня не хватило. Меня вывернуло прямо туда. Честно говоря, таких спазм в желудке я никогда не испытывала. Не зря говорят: "вывернуло". Потому что, у меня было именно такое чувство: словно меня выворачивает наизнанку.

Наконец, я встала на ноги, которые тряслись словно желе. Вытерла рот платочком и зажала его в кулаке. И только теперь до меня дошло, что в комнате находится труп. Подумав об этом, я сглотнула, ощущая комок в горле. Мне вновь стало нехорошо.

Никогда еще я не видела трупы так близко. Бедняжка. А может быть, она не умерла, и я смогу ей помочь? Позову кого-нибудь. Нетвердыми шагами я направилась к шкафу и открыла дверцу.

В том, что Элиза была мертва, не оставалось никаких сомнений. Шея посинела и распухла, глаза выпучены, язык свешивается наружу.