Никогда не подсматривай (СИ) - Бэйн Екатерина. Страница 22

Вот это как раз была неправда. Потому что я прекрасно знала, что именно к нему чувствую. И это трудно было забыть. Я чувствовала к нему всепоглощающий страх, ужас и испытывала одно желание: бежать от него и как можно дальше. И я вполне могла бы выразить это словами. Но сказать такое Алиенор! Она ведь на этом не успокоится. Она захочет знать, что именно меня так напугало. И тогда мне придется все выложить. Да, но разве я не хотела этого еще вчера? Разве я не прибежала в спальню родителей с этой мыслью? Почему бы не рассказать Алиенор обо всем, что случилось? Возможно, она сумеет мне помочь.

Я уже открыла рот, чтобы начать, но вовремя опомнилась. Сказать такое Алиенор? Чтобы она немедленно не отправилась к Грандену, чтобы выяснить, говорю ли я правду? Нет, ни за что. Даже представить страшно, что тогда может случиться. Я совсем не хотела, чтобы мою сестру убили за то, что она не умеет держать язык за зубами.

Алиенор, оказывается, внимательно наблюдала за моим лицом и тут же прореагировала:

— Ну? Что? Сказать нечего?

— Знаешь, что, Нора, — произнесла я, — я хочу побыть одна.

— Это ни к чему. Тебе нужно отвлечься.

— От чего? От чудных мыслей о моем женихе?

Сестрица приподняла брови.

— Всегда говорила, что у тебя прекрасное чувство юмора. Правда, язвишь ты слишком часто. Чаще, чем следует.

— Но не чаще, чем хочу, — отрезала я.

— Не сомневаюсь в этом.

Она взяла со стола пустой стакан, повертела его в руках, разглядывая на свет, словно стараясь обнаружить какой-то дефект, потом поставила его назад и проговорила:

— Ты ведь знаешь маму, Сюзон. Ее трудно переспорить. Если она что-то вобьет себе в голову, то это обязательно претворится в жизнь. И если она решила, что ты должна выйти замуж, то ты выйдешь.

Я содрогнулась. Уж маму-то я знала. Алиенор была совершенно права. Характер у нее был несгибаемый. И она умела сломать кого угодно. В свое время она сломала Алиенор, хотя сестричка совсем не такая рохля, как я. Она упряма и своевольна и ее трудно заставить делать вещи, которые ей не нравятся. И тем не менее, она вышла замуж за Эрнеста. Я смутно помню, какая напряженная обстановка была тогда в доме. Алиенор громко выражала свои протесты относительно предстоящего брака, папа совершенно устранился от дел, подолгу просиживая в своей лаборатории, либо вообще уезжая из дома. Он никогда не спорил с мамой. Это было бесполезно. Он нашел единственно верное решение: всегда и во всем с ней соглашаться. Только так он сумел уберечь свой душевный покой. А если ситуация ему совсем не нравилась, он предпочитал вовсе в ней не участвовать.

— Я вышла замуж за Эрнеста, — сказала Алиенор, — не думай, что я этого очень желала. И не думай, что я сразу сдалась. Но просто я поняла одну вещь.

— Какую? — спросила я безнадежным голосом.

Мне уже было нехорошо от сознания того, что моя свадьба неминуема, если за нее взялась мама.

— Что мое замужество будет куда лучшей жизнью, чем та, которую мне устроит мама, если я все-таки не соглашусь. И знаешь, Сюзон, время показало, что я права.

— Ну, и что бы она могла сделать? — угрюмо задала я вопрос.

— К примеру, отдала бы меня в монастырь.

— Уверена, там было бы куда лучше.

— Ты говоришь так, потому что не понимаешь. Слово «монастырь» звучит для тебя, как шутка. А на самом деле, это жутко. Представь, каждый день у тебя расписан. Ты никогда не принадлежишь себе. Ты либо молишься, либо работаешь. Кругом ни одной знакомой души. Тебе даже поговорить не с кем, потому что любые праздные разговоры там запрещены. И в монастыре ты уже не сможешь бесцельно слоняться, нет. Жизнь монахини принадлежит Господу и только Он знает, как ею распоряжаться. Никаких балов, нарядов, украшений, никаких излишеств. Там тебе не подадут на ужин пирожные или жареную куропатку. Ты даже не сможешь читать там те книги, которые тебе нравятся. Библия — вот то, что ты должна читать каждый день, это твой пастырь, твой руководитель по жизни, да и сама твоя жизнь. Подумай хорошенько, хочешь ли ты так жить. Я подумала и решила, что нет. Жить в монастыре — все равно, что похоронить себя заживо. Я предпочла замужество. И знаешь, Сюзон, я нашла, что из замужества, даже из такого, как мое, можно извлечь удовольствие и выгоду. Я веду себя как хочу, я делаю, что хочу. Эрнест никогда ничего мне не запрещает. Хотела бы я посмотреть, как у него это получится! В нашей семье главная — я. И только я решаю, что мы будем делать. Так что, это не так плохо.

Наверное, это и не было плохо, но на меня после ее продолжительной речи напала тоска. Я представила себя на месте сестрицы и мне вдруг захотелось сжать голову руками и зарыдать от отчаянья и безысходности. Разве это жизнь? Разве это счастливая жизнь? А жизнь должна быть либо счастливой, либо не быть вовсе. Я не хочу так жить. Мне вовсе не нужен муж, которым я могла бы безнаказанно помыкать. И такой, который будет помыкать мной. А в данный момент я вообще не хотела никакого мужа, даже самого идеального. Я ничего не хотела, кроме одного: чтобы человек по имени Гранден исчез из моей жизни навсегда.

— Ну как? — спросила Алиенор, — теперь ты меня понимаешь?

— О да, — отозвалась я, — бедняжка.

Она фыркнула.

— Если кого и следует жалеть, так это Эрнеста. А меня не стоит. Я уже давно не считаю себя несчастной. Я уже говорила, что из всего на свете нужно извлекать выгоду. Нужно уметь приспосабливаться.

Я промолчала.

Сестрица некоторое время критически на меня смотрела, а потом заявила:

— Не сиди с похоронным видом. Твоя жизнь будет совершенно другой.

Я протянула руку и пододвинула к себе графин. Налила в стакан воды и поднесла ко рту. Ну уж нет. Я не хочу приспосабливаться к такому. Ни за что.

— Осторожно, — предупредила меня сестрица, но поздно.

Стакан каким-то образом вылетел у меня из рук и его содержимое разлилось по полу и моему платью.

— Ну вот, — Алиенор покачала головой, — как всегда. Когда ты перестанешь ронять стаканы, Сюзон?

— Не знаю, — я встала, чтобы стряхнуть воду с платья хоть немного, но добилась только того, что она размазалась по нему.

— Прекрасно, — хихикнула сестрица, — все равно, придется переодеваться. Не расстраивайся. Сейчас я позову Анну, она тебе поможет.

— Не надо, — я махнула рукой, — какая теперь разница.

— Но ты ведь не выйдешь к гостю в таком виде, правда? Нет, все-таки я предупрежу Анну, чтоб она проследила за этим. Представляю, что подумает Гранден, если ты покажешься в мокром платье

— Он подумает, что я пролила на него потоки слез, — прошипела я, — хватит, Нора. Мне надоело слушать, как ты повторяешь все время: Гранден, Гранден. Как будто нет других тем для разговора.

— Колючка, — добродушно снесла это Алиенор, — ладно, не буду тебя смущать. Но Анна все равно придет, чтобы помочь тебе переодеться.

Она помахала мне рукой и отправилась восвояси. Я мрачно упала в кресло и насуплено смотрела в противоположную стену. Когда это закончится? Господи, когда это закончится? Что мне делать? Я ведь должна что-то сделать, иначе на моей жизни можно будет поставить большой и жирный крест.

Так я сидела довольно долгое время, пытаясь найти выход из положения и панически сознавая, что его не существует. До тех пор, пока вошедшая Анна робко напомнила мне, что пора переодеваться и спускаться к гостю.

Наверное, мой страх и отчаянье еще не достигло своего предела, так как я покорно позволила ей меня одеть и выпроводить за дверь. Упираться и оказываться соблюдать приличия — к такому я еще не была готова.

Самое комичное и вместе с тем ужасное зрелище — когда мои родные с сияющей улыбкой смотрели на гостя, а во взглядах, брошенных на меня, сквозило умиление. Какая красивая пара! Меня снова потянуло завизжать. — Чему вы так радуетесь! — хотелось мне крикнуть. Впору вопить от ужаса.

Я едва не выбежала вон. Помешало мне лишь то, что отец держал меня за руку.

Гранден сказал нечто вроде, что счастлив всех нас видеть и еще что-то добавил. Я не слушала. Мне было не до того. Я пыталась отнять свою руку у отца, но он сжимал ее крепко.