И расцветает любовь (СИ) - Купор Татьяна. Страница 23

Герман разжал ладонь и прикоснулся губами к нежным белоснежным лепесткам. Словно целуя ее, настоящую. Ту, которая ушла без слов. И, наверно, навсегда…

________________

[*] Либретто Дж. Джакозы и Л. Иллики

Глава 11

Жизнь моя!

Наедине с хризантемой

Замру в тишине…

Мидзухара Сюоси

На следующий день после ссоры Герман не позвонил. Стоя у окна и глядя на улицу, она напрасно искала его глазами. Даже против собственной воли, даже строго запрещая себе это делать, она подсознательно ждала его. Не хотелось верить, что тот маленький, но теплый огонек, который зажегся в их сердцах, вдруг потух, оставив после себя лишь горький пепел воспоминаний.

Он легко отпустил ее. Не секунды не колеблясь. Просто вынес приговор: «Уходи». Словно не держала она его за руку в палате, словно не было цветов и душевных разговоров, словно не было головокружительного поцелуя после творческого занятия. Это слово разом перечеркнуло все, — жестко, беспощадно, стремительно. И Ангелина решила поставить точку. «Если он смог так легко отпустить меня, значит, не особо дорожил нашими отношениями», — убеждала себя она.

Хризантемы все еще стояли в ледяном хрустале на подоконнике. Головки бутонов были печально опущены. Через несколько дней они погибнут. Через несколько дней последнее, что напоминало о прощальной встрече в парке, исчезнет без следа. Ангелина с грустью взглянула на цветы. Остывший кофе из надтреснутой чашки показался горьким. Забытый звонок от любимой мамы нагнал тоску. В спешке она забыла убрать постель, и от этого настроение испортилось окончательно. Перекус на бегу, забытая утренняя молитва… Кто-то скажет, что это мелочи жизни, что у каждого случаются неудачные дни, но именно от таких мелочей и зависело состояние ее души. Безрадостное утро, суетливый день. И сколько еще будет таких неприятных моментов без него, без Германа?

Она уже собиралась уходить в театр, но что-то заставило ее остановиться и посмотреть на цветы. И снова печаль стеснила сердце. Она подошла к окну и срезала один бутон хризантем. Затем заглянула в спальню и спрятала его между страницами первой попавшейся в руки книги. Что двигало ею в этот момент, она и сама толком понять не могла. Просто захотелось сохранить воспоминания, пусть даже горькие, как полынь. Пусть они затеряются где-то там, в книжном мире, среди аккуратных черно-белых строчек, но ее больше не беспокоят. Эти теплые странички сохранят любую тайну. Они знают обо всем. Пусть они оставят память об ее последнем вечере с Германом. Ей на ум почему-то пришли строчки из стихотворения Пушкина:

Цветок засохший, безуханный,

Забытый в книге вижу я;

И вот уже мечтою странной

Душа наполнилась моя:

Где цвел? когда? какой весною?

И долго ль цвел? и сорван кем,

Чужой, знакомой ли рукою?

И положен сюда зачем?..

Когда-нибудь она тоже спросит себя: что это за цветок? Какие воспоминания он хранит? Когда и кем он был подарен?

Да, когда-нибудь она спросит себя об этом. Потом. Через год или два. Когда грусть уляжется, а образ Германа в ее сознании станет расплывчатым, нечетким и неточным. А сейчас… Сейчас она просто спрячет этот бутон в книге, между страничек, между множеством строк. И начнет готовиться к заграничным гастролям. Как ей хотелось верить, что эти приготовления отвлекут ее от тягостных мыслей.

Всю дорогу в театр Ангелина то и дело представляла себе, как встретит Германа у входа — с цветами, со словами извинения на устах. Его волосы будут взъерошенными, а глаза воспаленными от бессонной ночи, проведенной в смятении. Конечно же, он так же, как и она, не находил покоя этой ночью, сожалел о сказанных сгоряча словах.

— Прости, я не хотел тебя обидеть, — скажет он, и его крепкие руки обнимут ее бережно и нежно. А она улыбнется и уткнется носом в его грудь, снова и снова вдыхая запах его тела — приятный, едва уловимый, но не одеколона, а именно его собственный, особенный запах. Все обиды будут разом забыты…

Но у театра ее никто не встретил. Только цветущая яблоня, растущая недалеко от входа, напоминала, как нежно Герман сыпал цветы на ее кудрявую прядь. А где-то там, далеко, в молодой зелени весны, заблудился их звонкий смех… Ангелина никак не могла поверить, что все закончилось, так и не начавшись.

К счастью, репетиции, разговоры и напутствия помогли ей на время забыться. Сердце трепетало в ожидании приятных перемен, о плохом думать не хотелось. Лишь минутами у нее проскальзывали мысли: «А не делаю ли я поспешных выводов? Не совершаю ли ошибку? Может быть, стоило еще раз поговорить с ним и все выяснить?» Но в суматохе дел мысли рассеивались, блекли, не оставались надолго в голове. В конце концов, она посчитала, что именно Герман должен сделать шаг к примирению, ведь это он напустился на нее, значит, на нем и вина. Но Герман почему-то не торопился исправлять ситуацию, и Ангелину это угнетало. Ей казалось, что он давно ждал момента, чтобы расстаться с ней, иначе почему он не пришел объясниться?

С такими сумбурными мыслями она спускалась по лестнице театра в холл. Сегодня Ангелина отпросилась уйти пораньше, — кашель не давал ей нормально петь, а дыхание было затруднено. Она собиралась провести остаток дня в постели, отдохнуть, собраться с силами, чтобы завтра работать в полной мере.

Внизу она столкнулась с Альбертом. Хоть он и оставался ее партнером по сцене, тем не менее, они практически не разговаривали.

Она собиралась было пройти мимо, но он вдруг окликнул ее. Ангелина замерла на месте, не зная, как себя с ним вести.

— Прости, что задерживаю, — непривычно мягко заговорил он с ней. — Я знаю, что ты себя сегодня плохо чувствуешь. Может, нужна какая-то помощь?

— Спасибо, я как-нибудь сама.

Альберт молчал. Ангелина в ожидании посмотрела на него. Неужели он остановил ее, чтобы просто спросить о самочувствии? Это было совсем не похоже на него. Обычно Альберт не проявлял о ней такой теплой заботы.

Он силился что-то сказать, но, видимо, не решался. Но когда заговорил, Ангелина онемела от удивления.

— Послушай, тот молодой человек, который все время носил тебе цветы после каждого выступления… Это он встречал тебя после постановки «Богемы»?

— Да.

— Герман, кажется?

— Все верно, — растерянно пролепетала Ангелина, не понимая, к чему эти расспросы.

— А почему он был на костылях?

— Потому что он пока не может ходить.

Альберт заметно занервничал, начал мерить холл шагами. На его лбу появились бисеринки пота. Ангелина глядела на него в изумлении, но не решалась задать наводящий вопрос. Наконец, Альберт остановился, чтобы перевести дух.

— А что с ним случилось? До меня доходят только слухи, хотелось бы узнать правду. Только ты можешь мне все рассказать.

Рассказать о Германе… Вновь всколыхнуть ту бурю чувств на дне души, которая только-только начала утихать. Достать из тайника памяти те опасные воспоминания, которые причиняли нестерпимую боль… А надо ли? Надо ли все это ворошить? Она потратила весь день на то, чтобы усмирить душевную боль, а теперь вот так просто взять и растревожить ее? Только потому, что Альберт просит?..

Она мельком взглянула в окно, задумавшись. Во дворе цвела яблоня — большая, пышная, вся сплошь покрытая нежными белыми цветами. И снова она напомнила Ангелине, как нежно убирал Герман цветки с ее волос, как кружился в воздухе запах яблоневого цвета в их прошлую встречу.

Она вдруг разозлилась. Зачем Альберту знать, что случилось с Германом? До сегодняшнего момента его отнюдь не интересовала жизнь этого человека. С чего вдруг появился такой повышенный интерес? Ангелина решилась и спросила:

— С каких это пор тебя интересует Герман? — Она произнесла это имя и, казалось, стены качнулись. Ангелина ощутила странную слабость в ногах. — Раньше ты и слышать о нем не хотел.