И расцветает любовь (СИ) - Купор Татьяна. Страница 36
Чем дольше он говорил, тем напряженней становилась Ангелина. Зеленый свет, мальчик, выскочивший на проезжую часть, мужчина, спасший ему жизнь… Альберт, не успевший затормозить… Страшные картины рисовало ее воображение. Нет, это не может быть правдой.
— Я знал, что сбил этого человека. Знал, — продолжал Альберт. В его взгляде читались обреченность и раскаяние. Пальцы не находили покоя: то стучали по гладкой поверхности стола, то ерошили влажные от пота волосы. — Я должен был выйти и помочь, но… Не смог. Испугался. Да, вот так мерзко поступил. Я просто нажал на педаль газа и уехал, не зная, как поступить дальше. Номера моей машины были видны только частично — их скрыли две визитки, которые накануне всунул какой-то шустрый промоутер. Видимо, поэтому на меня не вышли. Да и я боялся объявиться… — Пот струился по его лицу, но Альберт, видимо, совсем не замечал этого. — А потом, когда я увидел Германа в театре — измученного, на костылях, я, наконец, вспомнил его. Я понял, что тот человек, которого я сбил, и есть Герман. Мне казалось, что я ошибся, но твой короткий рассказ о том происшествии, о коме… Сомнений у меня не осталось. Я начал выяснять детали той страшной аварии, нашел много информации в интернете, сопоставил факты… и все понял.
Он замолчал и опустил голову. Казалось, после рассказанного силы его иссякли. Ангелина глядела на него в растерянности, пораженная услышанным. Выходит, Альберт не нарочно стал причиной долгих страданий Германа. Из-за ее бывшего жениха он оказался на грани жизни и смерти. Но для чего Альберт открылся ей? Для чего рассказал всю правду? Каких действий он от нее ждет? Вопросов было море, но не находилось ни одного ответа.
— Что теперь делать, Геля? — подняв на нее грустные глаза, спросил Альберт. Ну вот, к огромному списку вопросов добавился еще один.
Ангелина молчала.
— Я ведь сначала злился на него, — признался он, теребя салфетку. — Ненавидел его за то, что он стал причиной моих душевных метаний. Тогда, когда Герман пришел в театр на костылях… Я ясно дал ему понять, что он тебе не пара. Я сказал, что ты скоро уедешь и попытаешься построить карьеру за границей, что он — калека, который тянет тебя вниз…
Ее испуганный возглас прервал его речь. Она откинулась на спинку дивана и посмотрела на него широко открытыми глазами. Она могла лишь предположить, что в ее взгляде смешалось буквально все, что лежало на сердце: испуг, возмущение, изумление. Сердце ее трепетало в груди, не находя покоя.
В тот день они с Германом впервые серьезно поссорились. Возможно, не вмешайся Альберт, им удалось бы все решить мирно и спокойно. Может быть, она бы и не уехала вовсе. Ну что ж, прошлого не вернешь. Ангелина глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
— Я был не прав, — продолжал свой монолог ее собеседник. — Потом, со временем, злость улеглась. Я начал искать людей, более-менее знакомых с Германом, чтобы узнать от них побольше информации. Таким образом я пытался успокоить свою совесть: смотри, мол, с ним все в порядке, можно жить дальше. Но от его знакомых я узнавал, что после комы он еще долго не мог нормально ходить, влез в долги, замкнулся ото всех. Хотя его можно понять — в тяжелой ситуации он был забыт своими друзьями, брошен на произвол судьбы. Такое оставляет глубокую рану в душе.
Спустя некоторое время до меня дошли слухи, что Герман начал всерьез заниматься мыловарением. Несколько женщин, с которыми я общался, охали от восторга, не переставая, расхваливая мыло ручной работы, которое у него приобрели. Так я узнал, что Герман сделал себе сайт, через который начал продвигать свою продукцию. Думаю, клиентов у него было немного, как, впрочем, всегда бывает в самом начале развития бизнеса. В разделе «Контакты» я увидел номер его банковского счета. Он просил всех неравнодушных финансово поддержать его начинания. И я… — Он умолк на мгновение, потому что подошел официант и убрал со стола пустые чашки. Альберт попросил еще капучино.
Ангелина смотрела в окно, но не замечала ни кружившего в вальсе снега, ни обледеневших веток, ни прохожих, спешивших укрыться в каком-нибудь теплом месте. Мысли ее были далеко отсюда.
Герман писал, что хочет заняться мыловарением всерьез. Но, судя по тону письма, сам до конца не верил, что это хорошая идея и что задумка принесет коммерческий успех. Он рассматривал это скорее как хобби. В то же время Герман понимал, что работа в школе — не совсем то, чем он хотел бы заниматься до конца жизни. Он вернулся на прежнее место работы, но занятия занимали у него теперь несколько дней в неделю. Оставшееся время он посвящал индивидуальным занятиям со студентами на дому и мыловарению. Когда он успевал заниматься своим восстановлением — оставалось загадкой. Но было ясно одно: Герман видел цель и не собирался останавливаться. Он занял все свободное время полезными делами, помогал матери выплачивать долги и параллельно успевал делать все необходимые для реабилитации процедуры. «Я не оставил себе ни единой свободной минуты, чтобы не думать о том, что ты так далеко от меня», — вспомнились ей строчки из письма.
Она очнулась от мыслей и с ожиданием взглянула на Альберта. Ему как раз принесли капучино, и он, казалось, совершенно позабыл, где находится и о чем говорит. Все его внимание было приковано только к напитку.
Ангелина терпеливо ждала. Сколько нового она сегодня узнала! Хотя, если честно, лучше бы все осталось как прежде. Виновник аварии скрылся с места происшествия. Герман попросил закрыть дело. Все. Зачем ей открылись новые подробности? Теперь стало так тяжело на душе… Имеет ли она право рассказывать об этом Герману? Или же лучше промолчать? Не хочется навредить Альберту и в то же время совесть не позволяет скрывать от Германа правду… Тяжелая ситуация!
Телефон завибрировал. Ангелина мельком взглянула на экран. Пришло сообщение от Эли.
— Торопишься?
Альберт расценил ее жест как желание скорее уйти. Ангелина быстро спрятала телефон обратно в сумочку.
— Нет. Ты не договорил…
— Да, не договорил. Стоит ли продолжать? — Он призадумался, сделал глоток капучино. И все же решил продолжить рассказ: — В общем, я перечислил ему крупную сумму денег. Анонимно, конечно. Думаю, Герман не настолько глуп, чтоб растратить их на всякую ерунду. Скорее всего, он выплатил долги, а, может, вложил эти деньги в свое мыловарение. Мне казалось, что, перечислив ему деньги, я, наконец, успокоюсь. Но, к сожалению, нельзя откупиться от совести. И я до сих пор не могу найти покоя. Мне хочется все рассказать ему, объяснить, как было дело, извиниться. Ты сможешь мне помочь?
— Помочь в чем? Устроить вам встречу?
— Именно.
Ангелина затеребила косу, лежащую у нее на плече.
— Я попробую, конечно, но ничего не могу обещать…
Альберт с благодарностью сжал ее тоненькую ладонь.
— Спасибо! Я буду ждать.
Ангелина торопливо распрощалась, выскочила из кофейни на холодную улицу и поспешила к метро. На город опускался вечер, и ей хотелось вернуться к десяти, чтобы не смущать поздним приходом соседей по квартире.
Ангелине так не хотелось бередить любимому душу, она как никто другой знала, что тема аварии для Германа особенно болезненная. Не хотелось лишний раз причинять ему боль. Но обещание было дано, и Ангелина не могла отказаться от своих слов.
Сегодня у Германа был напряженный день, поэтому они ограничились только разговором по телефону. Но прошло уже полчаса, а они все говорили и говорили, не в силах остановиться. Жадно ловили каждый вздох, каждую слово, каждую интонацию. Лишь к одиннадцати часам вечера они поняли, что пора прощаться.
— С нетерпением жду нашей встречи, — призналась Ангелина. — Завтра — это одновременно и так скоро, и так долго…
— Осталось подождать совсем чуть-чуть. Не забудь, что завтра у нас по плану мыловарение, — напомнил он. — Заказов много.
— С удовольствием! — обрадовалась Ангелина. Но, вспомнив о просьбе Альберта, сразу помрачнела: — Герман, послушай…