Моё Золотое руно (СИ) - Гордиенко Екатерина Сергеевна. Страница 22

Ну разве есть в Ламосе женщина, красивее тетя Песи, особенно, когда она, лихо опрокинув в себя сто грамм, отирает почти гусарские свои усы? Я засмотрелся и забыл выпить вместе с ней.

А тетя Песя все той же твердой походкой шла к калитке:

— И кто там дерибанит в парадное? Открываю уже, имейте терпение.

За калиткой стояли Янис с Георгиусом, все еще в черных костюмах и белых рубашках.

— Тетя Песя, мы пришли набить Ясону вывеску, — сказал Яшка.

Уперев кулак в крутой бок, мадам Фельдман окинула их критическим взглядом, а затем, высунувшись на улицу, молодецки гаркнула:

— Дер шкним (19)! Если хотите что-то наблюдать из жизни, зайдите к нам во двор. Сейчас здесь будет, с чего посмеяться. Ну давайте, — обратилась она уже к братьям — начинайте уже идти.

Они действительно пошли и остановились только возле стола. Я поднялся им навстречу и поднял в воздух руки в извечном жесте «гитлер капут»:

— Я даже сопротивляться не буду.

Братья Ангелисы некоторое время размышляли. Вероятно, они пришли к одному и тому же выводу, потому что Яшка вытащил из-под пиджака две потрепанных толстых тетради в клеенчатых переплетах, а Гришка поставил рядом непочатую бутылку коньяку. Взглянув на этикетку, я не удержался от вздоха: опять «Колхида».

— Это на всякий случай, — пояснил Гришка.

— А это мама велела тебе отдать. Она сохранила, — Яшка кивнул на тетради, и у меня перехватило горло.

Записи отца, которые он вел последние лет десять. Какой листригон не мечтает найти «Черного принца» — легендарный корабль гипербореев, затонувший у входа в бухту Ламоса еще в первую войну? Он вез войскам, осадившим Херсонес, тулупы, теплые подштанники и золотые монеты для выплаты армии жалования за три месяца войны. Стоимость утопленного сокровища по слухам колебалась от двухсот фунтов золотом до двух миллионов, чего уж мелочиться.

Полторы тетради были исписаны убористым мелким почерком: рассказы «очевидцев», замеры глубин, направления и скорость придонных и верховых течений, состав осадочных образования на дне. Колонки цифр, картинки с дотошно вырисованной береговой линией, стрелки, линии…

Мои записи занимали всего пять страниц и начинались словами: «Папа, я найду «Черного принца». Вот так. У меня в Ламосе осталось слишком много обязательств, чтобы я уехал отсюда.

Я принес из дома еще два стула и указал на свободные места братьям Ангелисам:

— Добро пожаловать.

Тетя Песя выпила с нами последнюю стопку и встала из-за стола, степенно оправляя халат:

— Значит, так! Не орать, как пьяные биндюжники… — Конечно, это относилось к братьям. — … не драться, даже друг с другом. А спать идите на баркас. Я не хочу всю ночь наслаждаться вашим могучим хропен (20).

Так мы и сделали. Часов пять спустя любопытная молодая луна над спящей Чембаловкой наблюдала странную картину: по улице Башенной на задних лапах шел, покачиваясь, небольшой Змей Горыныч. Его правая голова время от времени предлагала:

— А пойдемте-ка к дамам.

— Но сначала выпьем еще, — возражала левая голова, в то время как средняя довольно раздраженно рявкала:

— Тихо, ша! Мы идем баиньки.

Уже раздев и уложив сморенных бурными впечатлениями дня братьев Ангелисов на одном большом спальном мешке, я еще некоторое время сидел возле лампы, листая пожелтевшие страницы тетрадей и старательно вчитываясь в местами растекшиеся строчки.

Во всяком случае, мне будет чем заняться, чтобы не сойти с ума, когда Медея в очередной раз пошлет меня в «пешее эротическое» или «мимо окон с пестнЯми».

(11) Нахэс — счастье

(12) Мэйделе — девушка

(13) Зительворт — ругательство

(14) Эйнгл — мальчик

(15) Юнгерман — молодой человек

(16) Гелибте — кавалер

(17) Шпацир — прогулка

(18) Вей зи мир! — Боже мой!

(19) Шкним — соседи

(20) Хропен — храп

ГЛАВА 11

МЕДЕЯ

Солнечные жаркие дни слипались и таяли, как переваренные яблочные дольки в золотистом сиропе. Нарядные флажки с центральной площади и набережной так и не убрали, и цветы к памятнику все несли и несли, хотя и в значительно меньшем количестве, но Ламос полностью погрузился в суетливые будни с грузовыми фургонами, проезжающими через город с четырех до шести утра, с катерами, высаживающими на пристань новые партии бледных туристов, с гулом моторов рыбацких лодок, снующих по бухте, словно беспокойные стерлядки.

Пятнадцатое число каждого месяца был для нашей семьи днем выплаты по кредитам. Отец по своей старомодной привычке предпочитал являться в банк лично, но в последние полтора года перепоручил это дело мне. Только мы с мамой понимали, насколько этот жест являлся серьезным показателем доверия ко мне со стороны прижимистого и расчетливого папочки.

Заодно я зашла в кабинет управляющего филиалом, чтобы выяснить условия нового кредита. Если, конечно, мы его возьмем. В чем я сильно сомневалась.

Просидев пару вечеров в своем кабинете и дотошно рассчитав расходы на перестройку шнайдеровского дома, отец лишь подтвердил мои догадки: Франц рассчитывал нагреть нас процентов на тридцать от общей сметы, и это как минимум. Аппетит у белокурого ягненочка оказался просто шакалий. Партнер, после которого придется пересчитывать все материалы от кирпичей до скрепок, нас, конечно, не устраивал. Но идея винного отеля зацепила папу всерьез.

Разговор с управляющим меня не обнадежил. Под сумму, которая даст нашей семье возможность выкупить соседний виноградник вместе с домом, нам пришлось бы заложить собственную землю, саму винодельню и даже торговую марку. Хуже того, первые два года все наши доходы буду идти на погашение процентов по займу и только потом мы сможем начать выплату основного долга. Любая внештатная ситуация, начиная от неурожая и до болезни одного из членов семьи ставила винодельню на грань краха.

Семья, земля, дом — для нас, Ангелисов, эти вещи всегда были важнее денег, но сегодняшняя ситуация наглядно показывала, что без денег этих, таких важных, вещей не получишь. И не сохранишь.

Ну и довольно об этом. Не всем мечтам суждено осуществиться. На ходу убирая платежные квитанции в сумку, я спускалась по лестнице банка, пока чуть не прободала макушкой загорелую мужскую грудь в распахнутой чуть ли не до пупа рубашке.

Мучительно знакомый запах соли пополам с полынью заставил пальцы на ногах поджаться без команды мозга. Еще до того, как поднять голову, я уже знала — передо мной стоит Ясон Нафтис.

Точно, он. Собственной персоной. С привычной наглой ухмылкой, в черной рубахе, мятых белых штанах, вооруженный бронебойным взглядом бесстыжих синих глаз из-под широких темных бровей.

Конечно, я уже слышала, что он остался в городе. Жил по старой памяти у тети Песи, но ночевал чаще на своем баркасе. На нем же целыми днями мотался взад-вперед вдоль берега. Много нырял, даже привез из Дессы акваланг — одним словом, создавал видимость бурной деятельности, что позволяло мне надеяться избежать встречи с ним.

Не удалось. Зато я могла просто пройти мимо и даже не поздороваться.

— Медея, подожди, — его рука мягко обхватила мой локоть, и я резко дернулась, стараясь отстраниться как можно быстрее.

Неприятно было сознавать, что его прикосновения до сих пор повергают меня в смятение, как девочку после первого поцелуя. Еще неприятнее оказалось открытие, что он прекрасно понимает мое состояние. Это недвусмысленно дала понять углубившаяся в уголках твердого рта усмешка.

— Не путайся под ногами, Ясон. У меня дела.

— И тебе добрый день, Мея.

Приподняв бровь, я с холодным вниманием смотрела ему в лицо. Во всяком случае, очень надеялась, что это так выглядит. Кажется, подействовало, раз Ясон не стал настаивать на моем «здрасьте», а сразу перешел к делу.

— Я просто хотел сказать, что не буду за твоей спиной искать встреч с сыном.