Только не ты + бонус (СИ) - Морская Лара. Страница 49

— И он потребовал доказательств, что ты в порядке!

— Несомненно. Лоренс уже действует, чтобы выполнить их требования, поэтому они не спешат.

— Кстати, а почему твой так называемый советник по безопасности тебя не защищал? Раз у тебя такие опасные противники, почему ты шастаешь по игровым фестивалям без охраны?! Лоренса пора уволить! — Гранд выругался и замолчал, и догадка пришла сама, без подсказок. — Ты скрыл от Лоренса, что собираешься на фестиваль, да? Позволь, угадаю: Лоренс — здравомыслящий мужчина, и он не понимает твоего желания доводить бывшую стажерку до заикания.

Злобное пыхтение Гранда подсказало, что я попала в точку. Похоже, он стыдится своей одержимости, и то радость.

— Ты догадываешься, какие требования предъявили Лоренсу?

— Не надоело лезть в мои дела?

— К сожалению, я приземлилась в самом центре твоих дел! — сказала, поневоле вскипая от негодования. — Причем не по собственной воле.

— Неправда, по собственной. Надо было бросить меня и бежать со стоянки.

— Я бы многое отдала, чтобы… — Я заставила себя замолчать, потому что порой о словах жалеешь сильнее, чем о поступках. — Что будет, если Лоренс не выполнит требования? — задала самый насущный и очень страшный вопрос.

Музыка внезапно прекратилась. В тишине тикали несуществующие часы.

Я слышала мысли Гранда, понимала его без слов. Он не знал ответа.

— Ты собираешься всю ночь болтать? — проворчал недовольно.

— Раз уж ни на что другое ты не способен, что еще остается… — ответила, запрещая себе думать о плохом.

Гранд хмыкнул и расслабился. Серьезные разговоры выводят его из равновесия, а грубость спасает. Боюсь спросить, какое прошлое сделало его настолько неадекватным.

Обнимаю подушку в надежде на подобие отдыха. Только бы заснуть, тогда и головная боль уменьшится. Хоть часик подремать…

Но разве заснешь?

Александр дергается, кряхтит. Я знаю, почему, но если заговорю об этом первой, он нагрубит и откажется от помощи. Последние несколько часов он проспал на левой стороне. Наверняка рука затекла, и весь бок ноет.

— Что ты понатыкала за моей спиной? Лежать невозможно! — ворчит.

Убрала подушки и провела ладонью по его левой руке.

— Опять меня лапаешь! — рявкнул, пряча за грубостью протяжный вздох облегчения.

Мы не двигаемся, молчим. Взгляды скрещиваются через тьму, секунды сплетаются в ожидание. Гранд знает, что я сижу рядом, жду его решения. Согласия.

Мне по большому счету все равно, как он себя чувствует.

Или нет.

Ощущаю ответное прикосновение, настолько слабое, что не могу понять, померещилось или нет. Как дуновение, подушечки его пальцев на моем предплечье. Это разрешение. Принятие зависимости.

Потихоньку массирую его руку.

Александр задержал дыхание. Наслаждается, но уже готовит очередную колкость.

— Хватит прелюдий, переходи к делу!

Не обращаю внимания на его грубость.

Массирую его плечо, бок. Александр издает стон удовольствия и тут же прячет его за кашлем.

— Помогает? — спрашиваю осторожно.

— Смотря от чего! Некоторые проблемы только ухудшились! — усмехается, потом добавляет тихо: — Да, помогает.

Наша грубая игра как защитный панцирь, но она то и дело дает трещину, и из-под нее выглядывает человечность. Ненадолго. Чуть-чуть. Но эти мгновения дарят надежду. Странную надежду, которую я не понимаю. Надеюсь всем сердцем, но не знаю, на что. Наверное, на спасение.

Закончив массаж, снова ложусь рядом.

— Так и будешь держать меня голым? — спрашивает.

— А как иначе? У нас же медовый месяц!

— Найди мне одежду! — требует нарочито грубо. — Не доверяю я тебе, мало ли, за что ночью схватишься!

— Уже просила, не дают. Думаю, это дом их знакомой или родственницы, и здесь нет мужских вещей.

— Сделай мне что-нибудь из простыни.

— Прямо сейчас встану и начну шить. По вороту узор вышью. Или лучше: спеленаю тебя, как мумию, и лицо замотаю.

— Сделай, Алена… прошу тебя. Я не хочу спать рядом с тобой… так. Голым. Мне нужно хоть что-то, любая тряпка.

Гранд говорит серьезно, и от этого кожу покалывает. Неприятно.

Вздыхаю, поднимаюсь с постели и зажигаю свет.

Мне не нравится, когда Гранд просит. Уж лучше пусть грубит. Пусть снова станет сильным, бескомпромиссным, жестоким, пусть борется за наше спасение.

— Вот, смотри, что у нас есть: простыни и старые полотенца. Поверь, я не вредничаю, а действительно не знаю, что я могу сделать без ножниц и ниток, только если тогу или набедренную повязку.

— Сделай набедренную повязку.

Выбрала полотенце с бахромой на концах, Александр приподнялся и сам обернул его вокруг бедер. Потом откинул одеяло, и я завязала бахрому. Красота!

— Спасибо.

Мое первое официальное спасибо от Александра Гранда. Знала бы я несколько месяцев назад, когда влюбилась в харизму таинственного начальника, что однажды он поблагодарит меня за старое полотенце, повязанное вокруг его бедер.

Вежливые люди отвечают «Не за что», но я не могу. Потому что есть за что, и тьма вокруг нас пропитана важностью этого момента. Я оставила Гранду еще один кусочек гордости, и для него нет ничего важнее.

— Ты что, никогда не спал с женщинами голым?

— Спал. Но с тобой не могу… так.

Какого дьявола я задала этот вопрос, не знаю. И так все понятно. Гранду не нравится валяться рядом со мной в беззащитном виде.

Но дело не только в этом, не в одежде, а в абсолютной неспособности Гранда попросить о помощи и признать слабость. Нормально, по-человечески. Я не понимаю Гранда, его упрямство, его утрированную гордость. Наверное, я хочу понять, почему он такой.

Он предъявляет к себе высокие требования, но при этом некоторые его поступки ужасны. Что делает человека жестоким и к себе, и к другим?

Мы лежим рядом. В комнате душно, не только из-за заколоченных окон, но и от недосказанности между нами. Гранд только что проявил слабость, он попросил меня о помощи, и теперь мы оба об этом думаем. Нам обоим это не нравится. Александру — потому что он ненавидит зависимость от меня. Мне — потому что, когда я в прошлый раз сделала Гранда слабым, то заплатила очень высокую цену.

* * *

На следующее утро я проснулась от яркого света и хохота над головой.

По голосу узнала водителя, на нем лыжная маска.

— Быстро же вы помирились! А ты, Гранд, верен своей репутации. Того гляди сдохнешь, а к бабе лезть не забываешь!

Замечаю, что рука Александра лежит поперек моей груди. Сбрасываю ее, как скорпиона, и сажусь на постели.

Александр просыпается, хлопает глазами и… начинаются ожидаемые «разборки». Он матерится, выдвигает требования, выкрикивает жуткие и совершенно невыполнимые угрозы, учитывая, что он по-прежнему выглядит хуже среднестатистического мертвеца.

Гранд нарывается, и от этого мне страшно.

Но водитель не вступает в конфликт. Не спуская глаз с Гранда, он достает телефон.

— Гранду лучше… — докладывает кому-то. — Матерится, орет… нет, не совсем… урод, конечно… но Алена его отмоет… — Водитель наклоняется к нам и командует: — Гранд, скажи что-нибудь! — Александр снова матерится и тянется за телефоном.

Водитель выходит в коридор, заканчивает разговор, потом заглядывает в комнату.

— Еду я оставил на подоконнике. Скоро к вам приедут гости. Алена, приведи Гранда в порядок!

Торопиться с едой я не стала. Приняла душ, надела высохшую одежду, потом вернулась в комнату.

— Гости придут ко мне, а не к тебе, — категорично заявил Александр. — Если скажешь хоть слово, придушу.

— Хоть сейчас души, потому что я собираюсь сказать много слов. Выскажу все, что думаю о похищении.

— Я запрещаю тебе встревать!

— Ты мне запрещаешь?? Знаешь что? Если у тебя вдруг появились силы на препирательства, то лучше оторви свою задницу от постели и займись чем-нибудь полезным. Например, отдери доски от окна, чтобы мы могли сбежать.