До неба трава (СИ) - Шишкин Артемий. Страница 26

  Однако, узрев как Раска раз за разом выпускает одиночные стрелы, что вновь и вновь уходили в молоко тумана, у разведчика неожиданно родилась догадка:

  - Повремени, Раска! Бери на стрелу левого вышняго и состреляй токмо, как крикну!

  Раска понятливо кивнул головой. Оба воина едино натянули упругие жиловые тетивы, и оба острия кованой стали упёрлись в лоб летевшему в верхнем ряду слева противнику.

  Как только раздалась команда: - "Бей!", одна за одной тенькнули две тетивы. Стрела Раски пронзила мглу на том месте, где только что был летун. Но в тот же миг Шелест, выгадав и вызнав сторону манёвра летуна, пустил в него свою стрелу. Разведчик увидел, как и на его выстрел, также бесцельно растворившийся в молоке, "упырь" только злорадно осклабился. Но вдруг чья-то третья стрела, наконец, настигла тело летуна. Она прилетела откуда-то сзади и чуть сбоку. Легко справившись с двумя стрелами лёгкими манёврами, третью стрелу сей проворный "упырь" либо попросту не заметил, либо его уменье уклоняться на третью стрелу не распространялось.

  С торчавшим оперением в сердце, он рухнул на дорогу неподалёку от ног воеводы, пролетев по инерции ещё какое-то расстояние. Оба других существа из распавшейся тройки, услышав смертельный крик и,

  увидев, как падает их соратник, не произведя выстрела, стремительно разлетелись по сторонам. Гудим и Раска обернулись в ту сторону, откуда прилетела спасительная стрела. Там, у края дороги, где трава доходила ему до пояса, стоял Горазд. В его руках был лук с наложенной на тетиву стрелой.

  - Умно хитрость сдумал, - с улыбкой кивнул он Гудиму. - Надоть спавторить.

  Из зарослей показался Шибан. Он, по-медвежьи раздвигая листья, выбрался на дорогу и, подбежав к лежащему на земле воеводе, поднял его на руки и так же, как до этого поступил Волен, отнёс воеводу под сень их нового и необычного укрытия.

  Светобор пришёл, наконец, в себя, и тут же тупая боль в голове дала понять ему, что роковой выстрел "упыря" пока ещё не отправил его на встречу с Родом. Воевода открыл глаза: его окружали деревья-травы, полумгла с робкими солнечными зайчиками, что спускались по лучам на листья, и стебли. Он разглядывал диковинные травы, что стволами деревьев стояли подобно лесу его родной стороны. Но, вырастая из земли ровными и прямыми, сии растения разветвлялись к середине большими и широкими листьями, создавая нереально сказочный вид. И эта изумрудно-сказочная картина, вкупе с туманом в голове, рождали причудливые картины и воспоминания. Деревья-травы были не все одинаковые. Были узколистые и тонкостеблевые, были от корня покрытые маленькими листьями и цветами, а были такие, что и вовсе походили на обычные деревья. И от всего этого пышнотравья разливался в воздухе и пропитывал всё и вся - терпкий, дурманящий и одновременно знакомый и неизвестный аромат живой зелени и запах утренней свежести. Все эти деревья-травы Светобор знал с детства. Вот полезный осот, вот красавица лебеда, а вот синецветый василёк, что колышется над всеми травами в поле подобно глазам той, что он любил так давно, именно той, которая была повинна в том, что он оказался здесь...

  Светобор вернулся в действительность. Воевода осмотрелся вокруг и увидел, что лежит на собственном багряном плаще, который, в свою очередь, покрывает короткую и мягкую лесную подстилку. Своим видом подстилка напоминала мох, но только очень мягкий и упругий. На мху подле его правой руки лежал его собственный шелом. Воевода взял его в руки и поднёс к глазам. В самом центре налобника виднелась вмятина и глубокая царапина. Кои отлично объясняли присутствие на лбу воеводы большого синяка и уже кем-то заботливо омытой раны. Левой рукой воевода ощупал зерцало - "осердечник" также имел вмятину, но неглубокую, с короткой бороздою от стрелы. Уголок губы Светобора гордо приподнялся: "Не совладать ни одному "упырю" с кованым в Сарогпуле доспехом!".

  Но когда воевода повернул голову влево, то его боевой дух омрачился скорбью. Подле него сидел, прислонившись к стеблю травины, Волен. Он был бледен, и веки закрытых его глаз слегка подёргивались. Его обтирал тряпицей Горазд, который сидел к воеводе спиной, не замечая того. За Гораздом воевода увидел лежащего на земле Первушу. От его открытых зелёному пологу чужого леса глаз, у воеводы самого смежились очи. Боль в груди от увиденного вонзилась в сердце старого воина гораздо сильнее, нежели от стрелы вражьей. Она затмила боль в голове и разожгла боль в сердце. Он вновь открыл глаза, и капля крови из ссадины на лбу скатилась по щеке, затерявшись в усах, как его маленький отряд в этих травах. Первуша лежал прямиком на голой земле, и ему уже было всё равно - мох под ним, или же тёплый плащ. В голове лежал его шлем, в ногах - его оружие: меч, расписной саадак, добытый в старой битве, пика и щит. Тело погибшего было укрыто плащом до самой шеи с большой, уже не кровоточащей, раной.

  - Недолго маялся. - Горазд заметил, что воевода очнулся и со скорбью взирает на Первушу. - Давно уже Роду ответ держит. Тебя вот только узреть дюже жаждал.

  Светобор перевёл взгляд на Волена. Тот открыл свои небесно-голубые глаза и, не мигая, посмотрел на воеводу.

  - Волен дюже подранен. Да только кроение сие - не беда. Беда в чевере, что на стреле той зубатой был. - Объяснил состояние варяжича Горазд. - Коли бы вызнать, что это за чевер такой - можно было бы и цельбу верную от порчи-то учинить.

  Светобор сел и взял руку Волена в свою. Тот слабо пожал её.

  - Где дружина, Володимир? - голос самого воеводы был не сильнее рукопожатия Волена. Голос, отравой коего стала ядоносная стрела скорби.

  - Шибан и Раска в дозоре, Гудим в развед отправился. А Тиверец сгинул. - Володимир вернулся к своему целилу, кое накладывал на рану варяжичу. - Я вот остался стражанином при вас.

  Воевода подполз к Первуше. Он вытащил холодную руку парня из-под его плаща и, словно в надежде отогреть, крепко сжал её.

  - Что случилось, покуда я немог? - Светобор стоял на коленях подле тела Первуши и, держа его за руку, смотрел в открытые его очи.

  Воевода прощался с другом. Он глядел в распахнутые всем мирам глаза и мысленно общался с ним. Светобор говорил этим глазам, кои только и могли теперь связывать мёртвого и живого человека. Человека этого мира и человека мира иного. Очи человеческие - колодцы души его, и Светобор пил из этих колодцев. Он общался через них не с игармами и навями, - он разговаривал с самóй бессмертной душой человеческой. Душой, которая была, есть и будет его другом и товарищем верным. Светобор прощался, давал обещания, клятвы и просто негласно разговаривал с Первушей. А Володимир в это время повествовал ему о том, что случилось после того, как воевода потерял сознание.

  Рассказал, как Гудим нашёл способ сострелять летунов тех, рассказал, что им удалось сбить двух и ранить одного из них, и что они вышибли бы всех, кабы те не исчезли в тумане. Рассказал, что погиб только лишь Первуша, а серьёзно ранен только Волен, да Гудим слегка. Рассказал, что после того, как атака была отбита, раненый в ногу Гудим отправился разведать путь обратно на дорогу, да и сгинул, а Шибан выставил дозоры и привёл всех коней под защиту трав. А после поведал, что хоть лошадь Первуши и пропала, но со всеми остальными животными всё в порядке. И что вообще странно, что лошадей даже не ранили, хотя могли перестрелять их в первую очередь.

  Светобора прервал Раска. Он тихо прокрался к лагерю и присел на корточки подле воеводы.

  - Радостно, что ты вновь с нами, воевода, - Раска улыбнулся Светобору. - Туман сильно поредел, но много его ещё на дороге осталось. Вокруг каменья разновеликие, травы малые да сочные, а по ту сторону - лесище трав стоит... ажно, как в сказах бабки Светлуши.

  Светобор поднялся, чтобы осмотреться, как вдруг из кустов, противоположных дороге, ввалился Гудим. Он шатался и постоянно держался то за листья, то за стебли трав, что попадались ему под руку. Воевода и Раска усадили его на плащ Светобора. Разведчик сел и устало привалился спиной к стеблю. Левое его бедро было перетянуто жгутом из длинной и крепкой травины, из-под коей сочилась кровь. Гудим бросил под ноги воеводе какие-то предметы. Светобор и Раска присели и принялись разглядывать их. А Володимир взялся за цельбу Гудима.