До неба трава (СИ) - Шишкин Артемий. Страница 25
Ещё на полпути до места, где слышался звон оружия, несколько теней промелькнуло над головами конников и скрылось во мгле. Ещё одна тень, соткавшись из тумана, резко взмыла вверх, сильно испугав шибановского коня. Те из воинов, кто ещё не достал оружие, вытащили его из ножен. Кое-кто из них оборужился длинными пиками.
Воевода первым попал на место сражения. Он едва не налетел в разлившейся молоче на лежащего на земле Первушу и придерживающего его за плечи Горазда. Последний, перекинув поводья через плечо, держал свою лошадь подле себя. Конь Первуши испуганно ржал где-то в стороне. Воевода спешился и склонился над раненым товарищем.
- Кто его? - спросил он у Горазда, осматривая рану на шее парня.
- Упыри с воздуха вывалилися. - Володимир старался зажать руками рану. Его взгляд держал мёртвой хваткой взгляд Первуши. - В меня не единожды попали, да только с кольчугой не сдюжили совладать.
В доспехе Володимира и впрямь застряла пара диковинных стрел. К воинам тут спрыгнул Гудим. В это время сверху донёсся очередной шелест крыльев, и из тумана вынырнуло ещё одно крылатое существо. Оно резко пустило стрелу и, не останавливаясь ни на миг, снова взмыло вверх. Стрела со звоном впилась в стальной щиток на плече у воеводы. Он почувствовал болезненный удар в том месте, но пробить кольчугу доброй славянской работы вражеская стрела не смогла. Однако всё новые и новые крыланы вываливались из тумана и пускали стрелы в людей. Численность и сам вид их было не разобрать, и от этой неизвестности дружина пропадала в нерешительности и хаосе беспорядка. Последующие стрелы угодили в спину воеводы и в бедро разведчику. Пробить кольчугу они также не смогли, однако Шелест искривил лицо от боли. По крикам и звону, раздающемуся вокруг, воевода понял, что атака началась на всех дружинников.
- Шибан! - крикнул своему помощнику Светобор. - Веди всех к тому высокому камню, что на дороге был. Там и схоронимся.
- Не торопись, воевода. - Гудим положил свою ладонь на руку Светобора. - Покуда до камня того дотащимся - во мгле точно рассеем друг дружку. Окружат нас там и перебьют в молоке этом по одному.
Воевода сдвинул брови, и хотел уж было подняться, но Гудим вновь привлёк его внимание:
- Светобор, внемли же мне!
Затем он обратился к Горазду, указывая в ту сторону, куда их посылали на разведку:
- Володимир, там сежде лес травяной?
- Да. Сплошь савек да молодняк. - Горазд продолжал удерживать взгляд Первуши.
- Светобор! Надоть тещи к савеку тому. В молодняке схорониться. - Гудим вновь привлёк за руку воеводу. Ему уже не в первый раз стрелы чиркали по шелому. - Лес укроет нас от упырей поганых. Не веди отряд на пагубу!
Разведчик почти что кричал. Шелом его был сдвинут набок метким, но слабым для славянской брони выстрелом. В его голосе было столько уверенности и мольбы, что воевода вразумел.
- Шибан! Двигаем вперёд. Укроемся в лесу. - Воевода вскочил в седло. - Волен, пособи с раненым! Горазд, кажи дорогу! Все прочие - в коло становись! Состреляти упырей поганых!
Горазд поехал первым, а варяжич, соскочив с коня, принял на руки Первушу. Остальные воины взяли в кольцо Волена с раненым на руках. Дружинники перевооружились. Поняв, что ни пиками, ни тем более мечами до летунов не добраться, они потревожили свои колчаны. И первые же их выстрелы, хотя и не достигавшие цели, несколько охладили пыл нападающих. Летуны стали осторожнее и, выпуская свои гарпуны издали, близко не подлетали к дружинникам.
Наконец, воевода увидел громаду травяного леса. Она, словно летняя стена соснового бора у его родного дома, также выступила из молочной мглы. С каждым шагом громада становилась всё чётче и ярче. Начали прорисовываться отдельные травины и листья. Былины размером с гору стояли недвижно в безветренном воздухе утра. Они завораживали взгляд старого воина, заставляя задирать голову с проседью в поиске верхушек чудо-деревьев. От этого дива дивного воеводу отвлекали и водружали в нём бойца только крики и теньканье тетив его дружины.
Горазд и Гудим уже стояли у самых травин. Володимир с размаху валил топором молодняк савека, прорубая просеку вглубь. Подъехавший следом Шибан, спрыгнул с седла и принялся помогать другу, работая с плеча своим длинным и широким мечом. Они уже довольно углубились в молодняк, как тут подошёл Волен. По лбу его большими каплями струился пот, но раненого Первушу он держал крепко. Светобор недаром поручил нести раненого именно ему, второго такого же силача ему было просто не сыскать. Таким мог быть ещё разве что Шибан, но тот потребовался ему в другом деле. Вот и сейчас Шибан эдаким "медведем" прорубался вперёд, оставляя за собой рубанину зелёных, сочащихся прозрачным соком, трав. Проделанный другом лаз подчищал и ширил Горазд. Он так ухватисто и сноровисто работал топором, что шедший третьим Волен, развернувшись боком, свободно внёс раненого под свод высокой травы.
За спинами воинов, увидев скрывающуюся от них добычу, крылатые существа усилили натиск. Перекрикиваясь, они поменяли тактику боя. Теперь нападающие пикировали не по одному, а сразу тройками, и тут же их новая тактика принесла свои горькие плоды. Неловкие в стрельбе Шибан и Волен уже заводили в травяное укрытие лошадей, как вдруг вышедшего из-под защитного зелёного полога варяжича сразила выпущенная сверху стрела. Она попала ему в бок, где кольчуга сходилась широкими кольцами. Волен выпустил узду коня и рухнул на колени. Вышедший следом за ним Шибан, ловко подхватил его на руки и отнёс в чащу.
Воевода пришпорил коня и выскочил на дорогу. И тут из туманной мглы прямо на него вылетели три существа. Они мчались достаточно невысоко и держались треугольником - два крылана были чуть повыше третьего, летевшего ниже и по центру от своих верхних собратьев. Воевода потянул стрелу из колчана и истончил тетиву во весь размах своих богатырских плеч. На дороге он стоял один, посему ни дикое, с хрипом, ржание коня где-то неподалёку, ни крики людей, ни топот его упирающейся лошади не мешали ему целиться. Светобора интересовал тот самый летун, что шёл ниже других. Враг сей вынырнул из тумана чуть раньше, и воевода сделал вывод, что и стрелять он будет первым. Остриё стрелы, лежащей на тетиве, упёрлось летуну в лоб. Светобор видел, как горят из-под шлема с коротким плюмажем злобой глаза, и кривится в усмешке рот. Воевода славился отличным стрелком во дни своей молодости, и даже быв обычным дружинным воином, разил слёту любую птицу. Но годы и раны взяли своё. И вот сейчас Светобор мог рассчитывать только на прежний свой опыт и удачу, ниспосланную ему Родом. Воевода разжал щепоть, в коей держал тетиву, снаряженною новой стрелой. Та скользнула между большим и согнутым указательным пальцем, чиркнув оперением по сжатому кулаку второй руки, и умчалась в цель. Но цели ей достичь было не суждено. В самый миг выстрела Светобор тоже понял, что промахнётся. Его цель - летевший понизу упырь, - вовсе и не думал стрелять в воеводу. Он летел налегке и в тот момент, как Светобор выпустил стрелу, ловко взял вбок и вверх. Воевода лишь успел рассмотреть очередную злорадную усмешку на лице летуна, как тут же ему в налобник шелома врезался короткий гарпун одного из вышелетящих. Вторую стрелу другого упыря с верхнего ряда приняла на себя кованая нагрудная пластина, обороняющая сердце воина. В глазах у воеводы потемнело, и последнее, что почувствовал Светобор, было то, как он опрокидывается на круп своего коня. Новая стрела сбила с головы воеводы шелом.
Гудим видел, как сшибли воеводу. С ним самим только что тройка упырей проделала точно такой же трюк, от которого он едва спасся в молодняке. Не успело тело воеводы коснуться земли, как Гудим быстро перемахнул заросли, за коими прятался чуть в стороне от прорубленного входа, и помчался на выручку Светобору. Он подоспел вместе с Раской, который успел отвести своего коня в укрытие. Гудим упал на колени подле Светобора со стрелой на тетиве. В тумане промелькнула тень летуна, и Раска выстрелил в неё, но промахнулся. Разведчик мельком осмотрел раны воеводы и, убедившись, что сердце воина цело, попытался приподнять его за плечи. Бестолку, - могучий телом Светобор, да ещё и облачённый в полный доспех с оружием, весил очень немало. А волочить его под обстрелом, являлось и вовсе "мёртвым" делом.