До неба трава (СИ) - Шишкин Артемий. Страница 30

  В это время скрипнула дверь избы, и все пятеро сели в ожидании. Из-за угла показался Свитовинг. Он нёс в одной руке большую плетёную корзину. Проходя мимо волчара, хозяин улыбнулся его внимательным и преданным глазам, и махнул рукой в сторону леса. Волчар поднялся и, потянувшись, большими прыжками скрылся в тёмных вечерних зарослях. У воеводы и Раски при виде этого, дыхание перехватило и рты пооткрывались. Они оба столько раз проходили мимо сего дикого лесного хищника, не ведая, что сидящий лишь на привязи хозяйского запретного слова, волчар мог в любую минуту сорваться, и с лёгкостью отворить их горла наружу. Хозяин подошёл и поставил корзину на стол.

  - Отведайте. Чай, с самого утра не едывали, - сказал он, и стал выкладывать из корзины принесённое.

  На столе появился большой каравай белого хлеба, холодный поросёнок, рубленые солёные грибы и большая кружка с янтарным, тягучим, как смола, мёдом. Последними из корзины появились ложки - ровно пять штук - и большая плетёная коробушка с чем-то белёсым, варёным и вкусно пахнущим. Пятеро оголодавших мужчин быстро разобрали широкие колоды, что стояли с каждой стороны стола, и расселись по местам.

  - Добро. Откушайте, да на боковую, - улыбнулся волхв.

  - Отведай и ты с нами, хозяин. - Светобор взял со стола глубокую резную ложку.

  - Нет, благодарствуйте. - Свитовинг ногой подкатил откуда-то из-за навеса маленький чурбачок и, поставив его на попа подле внешнего столба навеса, оседлал деревяшку. - Мне бы тоже почивать идти надобно, да на вопросы вам отвечать некому станет.

  - По чести молвить, многое надобно повыспросить у тебя. - Воевода достал широкий нож и встал, чтоб отрезать хлеба.

  Он держал хлеб, бережно прижимая его к своей груди, и отдавая, тем самым, ему дань благодарности. Острый славянский нож ловко резал в руках Светобора, и вскоре хлеб был поделен на шесть ровных частей.

  - Уязвлённых ваших я уже покормил. И травы им дал, чтобы почивалось крепче. - Свитовинг заметил шесть нарезанных кусков. - А пробрезгу пошли мне воевода человека умелого - зверя добыть. А то я такую ватагу не прокормлю.

  - Кого же в столь дивном лесу бить-то можно? - Горазд подцепил ложкой незнакомое с виду варево. - Изведанного зверья не сыскать. Вроде как все знакомые, ан нет, - у каждого своя чудинка найдётся.

  - Стреляй кого и в своём миру стрелял. Благорасленно будет на первах бить токмо лишь зверьё да птицу. А быльё да травы - стороною обходить. - Хозяин устало прислонился спиною к столбу. - Опосля, как обвыкнитесь да разузнаете, что к чему, и зелень рвать станете.

  Он посмотрел, как гости уминают варёный стебель осота, и добавил:

  - Высокотравье или Вышетравье, как её ещё величают, - страна богатая. Коли захочешь да с усердием подойдёшь, все свои кладовые отворит.

  - Уж ты нам поведай о крае этом диковинном. - Светобор захрустел солёненьким грибочком. - Сделай доброе дело, хозяин.

  - Уж на то и остался вечерять с вами. - Свитовинг закрыл глаза, прислонил главу к столбу и вытянул скрещённые ноги. - Внемлите. Сказ долгим станет.

  Старый волхв повёл свой рассказ. Он специально подбирал подходящие слова для описания или замены неясных пришлым людям местных слов и понятий. И так ладно, да споро получалось у него сиё сказание, что слушающим его казалось, будто в сумерках это старый дед Путята бает древнюю быль:

  Он говорил, а дружина внемлила ему. Но с каждым словом, великокняжеским воинам, сказка сия становилось всё более и более диковенной и даже дикой. Но всё пережитое дружиной ранее, да обёрнутое в саван тело павшего их товарища, подтверждали правоту слов волхва. Не сказка то была, но быль.

  Быль о том, как во дни старые да древние жила в доме том, который и по сию пору виден с дороги, большая семья. Хозяйство небольшое и немалое Великим князем воеводе своему в вотчину отдано было. Род ширился, и двор рос. И вот уж поставили богатый дом на две семьи - отца и старшего сына. Были также в семье девки, да пришла пора, - разлетелись все они по сторонушкам, в чужие семьи, да к новым домам. Был в семье той и младший сын. Да не простой. С пелёнок волхвом уродился. А как вырос, так и вовсе себя показывать стал. С ветрами справлялся, дождям велел, животину лечил да множил, а людей и тем паче, едва ли не с того света выговаривал. Дюже много добра да злата семье добывал своим умением. Шли людишки со всех сторон. Вершими приезжали, пешими шли, а кой-кто и на лодьях плавал. С Железных ворот, с Камня шли, от Панетского моря приходили, со степи бывали да со ромейских сторон. Чёрный люд, вои знатные, князья, вожди... всех принимал да целил волхв. Да только не могло быть завсегда так. Стал волхв молодым красивым парнем, и нарушился дней черёд. Приплыл в один день посол на богатой лодье да при свите и воях многих. Тот посолник был от самого императора чужестранного. Просить приехал за сына его, тяжко ураненного в битве. Подарки привёз - сундуки да кадки! Золотом стлал, серебром сыпал, шелками писаными манил, пурпуром одежд княжеских. Да только не то сломило сердце волхва молодого. Была в лодье, окромя злата да пурпура, ещё одна диковинка. При свите посолника находилась дева младая красоты необычайной, глазами черна да профилем точёна, величава, стройна, как лань, да кожей дивно смугла. Была дева дочерью единственной одного из князей императора. Князь тот был высокого роду и имел наместничество в одной стране заморской. В общем, что тут и говорить! Уплыл волхв молодой суженым девы смуглой, да зятем наместника богатой заморской страны. Жил при дворце, служил лично императору, вёл семью и радовался жизни, покудова не сместили императора, что заступником был волхву. Новый император пошёл войною на свёкра и побил его. Жена волхва, молодая да красивая, сама на ложе победителю пала. А у волхва словно пелёны с очей спали. Сердцем умер. Духом пал, а душою к отцу с матерью летел. Чужой и стылой показалась ему тёплая и богатая страна-чужбина... Един друг прибывал с ним все злоключения - птица хищная, коршун заморский. Обликом коршун тот схож был со стрижом да ласточкой, а ростом с крупного сокола станет. Вернейшим другом и братом ближним стала птица та волхву, продолжением мысли и возможностей его. А когда взлетала птица, словно дух волхва парил над землёю. Так ту птицу и прозвали - Дух. Неведомо, сколь бродил по свету волхв, да только вернулся он в отчий дом немолодым душою человеком. Где бывал, какие страны да края диковинные ведовал - незнамо никому под Куполом.

  А вот только как пришёл до дому, так и вовсе одиноким сделался. Пуст дом родительский оказался. Пуст и холоден, ветры степные во дворе дуют, звери дикие хлев облюбовали да две могилки подле берёз за огородом. Порассказали ему люди проходящие, что, как уехал он к императору, мор да лихоманка напали на братову семью, многие из неё поумирали. Остались старые да малые. Детишек, коих и было-то двое самых младшеньких, люди добрые разобрали. А кто те люди и где их искать - никто не ведает. Отец да мать, совсем уж старые и немощные, так и остались вдвоём друг за другом ухаживать. А вскоре дожили свой и без того длинный век, да и отошли в мир лучший. Остался так наш волхв один, как былинка. Может, кто и ведает, что далее стало с ним, да только человек тот ещё не сыскался. Заперся он в доме своём большом, доме холодном да пустом, и стеной отчаяния, уныния и боли от всего мира отгородился. Только вот вскоре после того люди проезжие стали наблюдать свечения да огни диковинные, исходившие из того дома. Поговаривали, что видели фигуру человеческую, ночи напролёт творившую ворожбу. А вскоре и вовсе дорогу прямоезжую мимо дома того забросили. Забросили потому, что людишки пропадать стали. Да что люди, караваны да обозы, войска не единожды сгинули. Забыли ту дорогу и место то "пропащим" нарекли и дальней стороной обходить стали. Не смог, значит, волхв вину тяжкую за семью утраченную, за мать с отцом погубленных, за разор да запустение в отчем доме снести. Потому как не только глаза людские с укором взирали на него, а и сам он, внутренними очами своей души, зрел вину свою за случившееся. Не смог совладать с болью утраты - наложил заклятье дюже сильное. На затвор всего того места. Того места, что даровал князь Великий его отцу, того места, что знал он да любил с детства, того места, где счастлив был от ласки материнских рук и лучистого взгляда отца. Кончилась жизнь в доме, и мёртвым сделалось сердце волхва младого. И вот, не желая зреть пущий разор да чужих людей в хозяйстве отчем, но и не в силах вернуть всё утраченное, и возвёл он Закров. А весь прежний, неизменный мир с тех пор "оборотным" прозывать стали. А волхва того, "изначальным" стали величать.