До неба трава (СИ) - Шишкин Артемий. Страница 32

  Утаив лишь собственные думы и переживания, Светобор поведал свою быль. Рассказал о том, как молодой да глупый парень, приставленный к княжеской дочери в её личное охранение за совесть и порядочность, силушку и мужество удалецкое, не смог сберечь сердца девичьего. Обронила юная княжна своё сердечко, обронила да парню в руки. А он и рад - отдал своё взамен. Юнцы, а понимали, что не суждено им было жить во палатах батюшкиных - вот и утекли спозаранку. Рассказал, что коли именно он, воевода, приставил к княжне этого девичьего "хитника", то князь его и отправил на поиски. И что при сем грозил старому "дурню": коли не воротит единственную дочь, тогда пущай... И окончил своё повествование тем туманным утром, когда напали на них люди со крылами, коих волхв восинами назвал.

  Свитовинг всё это время слушал молча, и лишь периодически качал головой. Когда же воевода окончил своё повествование, волхв ещё долго сидел с закрытыми глазами и продолжал молчать. Наконец он потёр переносицу и задумчиво молвил:

  - Коли княжну не схватили восины, и коли она вообще жива, то сыскать её можно единственно в Лодье. Такая драгоценность завсегда подобающую шкатулку сыщет. Да и парень в городе непременно службу найдёт. А там, по пути можно и в Окол заглянуть. Антары многие дела в Вышетравье ведают. Ну, а коли попала княжна в лапы к восинам - почитай что сгинула. Назад уж не вернёшь.

  - Верну! Коли жива - верну! - голос Светобора был мрачен и твёрд, а костяшки на его пальцах побелели от напряжения. - Выкуп дам. Жизнь положу.

  - Жива. Не для того восинам девки, чтоб смерти пуще времени предавать. Но выкупа не возьмут, а силой чтоб взять - самому крылья иметь надобно, - помотал головой волхв.

  - Пошто же тогда им девки? - воевода поднял в удивлении голову. - Снасильничать?

  Свитовинг, печально улыбнувшись краем рта, опустил голову и вновь потёр переносицу.

  - Не совсем так, но, по сути, верно. Восины восинам рознь. Есть простые восины - истинные Веспа, так вот им девки ни к чему. Они сами детей своих родят. А есть такие - крисидами прозываются, коим девки молодые очень потребны. Дюже тяготно Криси самим вынашивать да родить детей своих. Сильно мают дети те утробу матерей. А родом высокие да надменностью славящиеся крисиды, не желают претерпевать ни мучений, ни вреда телу своему. Красоту берегут, попортить не желают... Для того и сыскивают они со всех сторон молодух нерожавших. Сыскивают, чтоб им дитя своё пересодить. Да и дитя-то у них не человечье получается - куколица осиная, да и только. Вот ту куколицу то и пересаживают...

  Теперь на хозяина, выпучив глаза, смотрели все четверо. Раска даже рот приоткрыл от удивления.

  - Да как же это? Чтоб одна баба за другую дитя носила? - голос воеводы был полон не свойственной ему растерянности.

  - Восины - не совсем люди. А Криси - и подавно. Узнать их нетрудно: власы да ногти с очами у них видом ровно камни драгоценные. Переливаются да блестят. Имеют Криси власть над остальными Веспами и прочими восинами. Но не только красотою да умом своим берут да покоряют, а силу тайную имеют. Коли влезет такая Криси в царство какое - тут же заместит собою прежних правителей. Сила такая дана только бабам крисинским. Да только не иначе как Чернобог даровал им могущество сие. Поскольку токмо его дары проклятиями оборачиваются. Дитя Криси, что куколка у пчелы, - в яйце зачинается. И должно ему, вырастя к установленному сроку, разбить скорлупу и выйти наружу. Да только муки материнские при этом уж дюже велики. Настолько, что придумали Криси дитя своего в чужую утробу пересаживать. И потребны им для того лишь молодые да нерожавшие девки. Вот только девка людская - не Криси. И утроба её не схожа с восинской. Потому и мрут наши дочери и сёстры в муках и зверствах страшных.

  Свитовинг скорбно поднял голову. И у всех четверых, во взглядах читалось уже не удивление, но отвращение.

  - Да... как же это они так... - Раска покраснел и стал заикаться. - Как пересадить-то?

  - Ну-ка, друже, принеси воды нам. - Воевода хлопнул по плечу молодого воина.

  Тот встал и, взяв ковш, поплёлся до колодца.

  - В общем, в означенный срок поят восинку с беремем отваром диким и вызывают у неё дитя прежде времени. А затем эту куколицу тем же норовом в девку человечью помещают. Приклеивается там куколица и начинает жить да подрастать. А как время окончательное приходит - рвёт дитя пелёны утробные, да и выходит на свет. Что с роженицей тогда стаёт - можно себе представить. - Волхв проводил взглядом Раску. - Пока вынашивает - полонянку пестуют, кормят, и поят до сыта. Но и держат взаперти. Апосля, как родит, так до девки уж и дела никому нет. Только так Криси и могут на свет появляться. Оба родителя при сём должны быть непременно Криси. А коли иначе станется, тогда вовсе не куколицу восинка рожает, а обычное дитя, обычным способом. Но оно уже тогда иного, отцовского роду-племени будет.

  Они вновь помолчали. Тут вернулся Раска, и все по очереди принялись пить из глубокого, утицей вырезанного ковша.

  Воевода обтёр усы.

  - Недобрый сказ ты нам сказывал. Да только вижу, что быль то, а не сон. Дозволь же хозяин остаться у тебя гостями. Покуда друже наш от уранения не оправится. Захребетниками не станем. Только молви, чем помочь - сделаем. А коли надобно - и отпор дадим.

  - Добро. - Свитовинг улыбнулся и покачал головой. - Я с язвенными буду в избе ночевать. Вы здесь. Вода - в студеньце. По другую сторону стоит летняя печь, дрова - в лесу. На заре придёт волчар - его не бойтесь. Вы его не тронете, и он вас не тронет. Только, чур, уговор! Ночью со двора не ступать. Коли что потребно - зовите меня. Но сами - не ногой. Всё уразумели?

  Воины понятливо закачали головами. Тогда Свитовинг поднялся и, попрощавшись, устало направился в избу. Корзину и прочее он оставил на столе.

  Когда волхв ушёл, Шибан принялся ровнять сено, а Раска собирать со стола. Вскоре четверо воинов мирно спали, а Шибан издавал поистине богатырский храп. Воевода ещё раз сходил к колодцу, но возвращаться под навес ему не схотелось. Он присел на завалинку и откинулся о венцы толстых камышин, из коих был скатан дом. Светобор поднял очи к небу, отыскал сохатого и мысленно заговорил с ним. Ещё дед учил его, малого, древнему охотничьему умению просить помощи у небесной лосихи и её телёнка. "Дружи с сохатым, говори с сохатым - и никогда дороги не утеряешь. Никогда без добычи не останешься. И никто тебя не сострелит. Сохатый выведет, сохатый поможет, сохатый оборонит", - увещевал дед Светобора. Воевода медленно поднял руку и осторожно коснулся морды телёнка...

  - Что не почиваешь, воевода? Али звёзды вздумалось счесть? - Свитовинг неожиданно и беззвучно вышел из тьмы. - Так им счёта нет. Как нет счёта горестям да печалям человеческим. Ложись почивать, воевода. Хватит ещё на твой век волнений и раздумий.

  Хозяин присел подле Светобора. Они помолчали, а затем Светобор спросил:

  - А ты в кого веру имеешь?

  - Я-то? В Рода верую. В землю-родительницу и жизнь, ею даваемую, - ответил волхв. - Здесь очень многие веру свою из-за Закрова принесли, сберегли и не променяли. Но и иной другой веры в мире сём предостаточно. Ибо и люд разный сюда попадает. Степняки свою веру несут, поляне свою, а северцы, вот как ты, свою. Что-то остаётся, некоторое меняется, впрочем, как и всё под Закровом. Правда и новонарождённых верований тоже хватает. Странных, чуждых, непонятных...

  - А ты, хозяин, местным народился али случаем каким сюда забрёл?

  - Забрёл. Да не случаем, - грустно усмехнулся волхв. - Ведал я про сие "место пропадшее", вот и стало мне страсть как интересно сбывать здесь. Был я тогда молодым да глупым. Дед меня обучал волхованию. Да сказывал, что вряд ли толк выйдет. Поелику вертляв был да неусерден. Вот и перестал он науке меня учить. А мне, малому, страсть как хотелось волхвом быть. Ну и пошёл я с урасью той, да и нашёл вот... то, что искал.