Тот самый одноклассник (СИ) - Морская Лара. Страница 59

Защита Алексея не продлилась вечно, но я его не виню. Я сама бросилась в пекло зовущего синего взгляда. Сама себя обманула от и до.

А теперь он уходит, тот самый одноклассник. В этот раз у меня не будет никакого предлога заявиться к нему на работу, а позировать он откажется. И ладно, пусть не позирует. Если потребует, я перестану его рисовать. Вообще. Только пусть не уходит сейчас… и не ждёт, что я решусь выразить свои чувства в словах. Не могу я, никак.

Надо что-то придумать, пока он копается в карманах и готовится надеть куртку. Завести разговор, отвлечь, заинтересовать…

Ужин! Я забыла про ужин! Не отпущу его, пока не поужинает.

Я вскочила со стула, и из кармана на пол посыпались карандаши. Собирая их, готовила слова, чтобы задержать Алексея. Когда я подняла взгляд, он стоял передо мной с газетой в руке.

— Принёс почитать, — кратко объяснил. — У тебя нет ничего нормального, только журналы для художников.

— Ааа… да. Только журналы.

— Ты ведь снова будешь рисовать во время ужина?

— Могу не рисовать.

Отложила карандаши и молча направилась на кухню.

Алексей не собирался уходить, а просто достал газету из куртки.

Это хорошо. Это очень хорошо. От радости сбилось дыхание, и я перекладываю продукты в холодильнике, чтобы скрыть волнение. С полки на полку, с полки на полку. Разобраться бы с этим. На что я нарываюсь? Он же Резник. Ещё один, третий Резник, и он не должен мне нравиться. Да и не нравится вовсе, просто хочется его рисовать. И быть рядом.

Мне просто нравится его рисовать и быть рядом, пока я рисую. Мне хорошо рядом с моим музом. Физическое влечение? Есть немного, но его легко подавить.

Алексей вымыл руки, накрыл на стол, а потом заявил:

— Тебе нужен шкаф.

Опасные мысли как рукой сняло. Шкаф??

— У меня есть шкаф.

— Ника, скажи честно, тебя не раздражает беспорядок? Везде наброски, кисти, краски, холсты.

Кто бы говорил! Мужчина с идеальным кабинетом и захламлённой машиной.

— В квартире мало места.

— Если поставить шкаф в углу у окна, туда можно сложить все твои рисовальные принадлежности.

— Они мне не мешают.

— Можно сделать шкаф-купе, он займёт меньше места.

— Меня всё устраивает.

Алексей пожал плечами и снова пробежался взглядом по художественному беспорядку.

Я упорно помешивала суп. С каких это пор натурщики жалуются на беспорядок? Поработал бы в мастерской Фрэнсиса Бэкона(13), оказался бы похороненным заживо.

Мы ели под шелест газеты и шуршание карандаша по бумаге. В этот раз я рисовала плечо Алексея. Не собиралась, но, когда села за стол, решила, почему бы и нет. Рисовать проще, чем говорить.

Так мы и сидели в невежливой, но приятной тишине.

Увидев, что я рисую его плечо, Алексей нахмурился.

— Я не собираюсь снова раздеваться.

— А я и не прошу, и так запомнила. Я рисую движение.

Алексей покосился на своё плечо и закатил глаза, но на рисунок поглядывал.

Плечо. Ключица. Видели бы вы его подключичную ямку, как же хочется провести по ней языком. Мягкая, тёплая кожа, сильный учащающийся пульс.

Алексей поймал мой взгляд и подавился. Прикрыл глаза на несколько секунд, словно собираясь с силами.

— Прости, — пробормотала я, вцепившись в рисунок. — Мне так нравится тебя рисовать, что я слишком увлекаюсь. Не могу остановиться.

Алексей положил вилку и нож, расправил салфетку, провёл пальцем по краю тарелки.

— Я хорошо это понимаю, — сказал, чуть нахмурившись. Поднял на меня спокойный, честный взгляд и продолжил: — Рисуй, Ника. Делай всё так, как тебе хочется.

— Спасибо.

Речь шла о большем, о много большем, к которому я, возможно, никогда не буду готова.

— Ты не рисуешь моё лицо, потому что оно некрасивое, — сказал Алексей через какое-то время.

Я взглянула на него глазами художника. Внешность обычно оценивают с определённой целью: либо сравнивают с собой, либо определяют, подходит ли тебе человек. Либо бросают чисто профессиональный взгляд.

Я не могу сделать ничего из перечисленного.

— Если хочешь, я нарисую твоё лицо, — сказала неожиданно.

Вот, что странно: мне самой этого хочется.

— Нет, спасибо, я видел портрет Данилы. Такого мне не надо, — усмехнулся Алексей и тут же нахмурился, испытующе глядя на меня. Думал, я разрыдаюсь при упоминании его брата? Нет. Благодаря Алексею я поставила точку. Никаких слёз и сожалений.

— Как хочешь, но портрет Данилы был абстрактным, а я могу нарисовать… ммм… нормально, — чуть усмехнулась. Надо помнить, что говорю с Алексеем Резником — человеком, который ничего — ничего! — не смыслит в искусстве.

Помолчав, Алексей спросил:

— Ты считаешь меня некрасивым?

Я пожала плечами.

— Не знаю. Наверное.

Он кивнул и вернулся к еде.

Зря я ответила. Мне бы держать язык за зубами, так нет же, на правду потянуло.

Теперь молчание казалось тягостным. Алексей обидится и больше не вернётся, а я не могу понять, почему меня это расстраивает.

Вымыв посуду, он надел куртку.

— Я бы предложил в следующий раз принести заказную еду, но ты вкусно готовишь.

Алексей вернётся. Понятия не имею, зачем, ведь он отказался позировать, но вернётся.

— Я люблю готовить. Я не плачу тебе за то, что ты позируешь, поэтому кормлю.

— Я свободен в четверг. Подойдёт?

— Угу.

Он снова будет позировать.

На нашу следующую встречу я опоздала. Задержалась на занятии, поэтому бежала домой, по пути отправляя Алексею сообщения.

Он ждал на скамейке около моего дома. С интересом глянул на мои заляпанные глиной джинсы. Впустив его в квартиру, я поставила чайник и направилась в душ.

— Ученица хочет всё делать сама, — объяснила сквозь зубы. — Она уже месяц не может освоить центровку на гончарном круге, а сегодня умудрилась вообще всё опрокинуть.

Когда я вышла из ванной, Алексей заваривал чай.

— Вредная у тебя работа, — рассмеялся.

— Бывает. Мне не везёт с глиной и с некоторыми клиентами.

— Что она пыталась сделать?

— Вазу.

— Получилось?

— Нет и не получится.

— А что делают чаще всего?

— Кто как. Мои ученики — взрослые люди, поэтому обычно они рисуют воспоминания. Портреты из прошлого, даже целые сцены. Или пробуют что-то новое.

— А ты?

— Что я?

— Пробуешь что-то новое?

Вопрос показался двусмысленным, но взгляд был прямым и без хитринки. Алексей обычно говорил напрямую, не играл словами и уж точно не флиртовал.

— Да. Я люблю работать с акварелью и акриловыми красками, но ими не ограничиваюсь. Иногда даже скульптурой балуюсь. Большинство коллег работают в одном жанре или, в крайнем случае, в двух, а я… мечусь.

— Ищешь себя?

— Наверное, так.

— Когда был последний конкурс?

— Значимый конкурс был в декабре, когда я встретила… твоего брата. Ты помнишь, почему я не вышла в финал. — Алексей напрягся и отодвинул чай.

— Помню.

— Можно спросить тебя про Данилу?

— Можно. Всё под контролем.

— Ты уверен, что ваша мать осознала серьёзность ситуации?

Алексей подошёл ближе и сжал мои плечи. Словно прикосновение добавит убедительности его словам или усилит нашу и без того ощутимую связь.

— У меня есть тому доказательства. Неопровержимые. Но это не значит, что я хоть кому-то доверяю в данный момент. Я не один, Ника, мне помогают. Есть вещи, которые я не могу пока что тебе рассказать, но надеюсь, что ты не перестанешь мне доверять.

— Я что-нибудь могу сделать?

— Для Данилы — нет, для меня — да.

Он замолчал. Ждал моего вопроса, знака, что я хочу что-то для него сделать.

— Скажи, и я сделаю, — я сбилась с дыхания.

— Помоги мне сделать так, чтобы Данила не стоял между нами, когда мы… — Алексей прикрыл глаза и закончил, — когда мы вместе… общаемся.