Две томские тайны (Исторические повести) - Барчук Дмитрий Викторович. Страница 43

Своим родителям Гульнара запретила приезжать на свадьбу, хотя они очень хотели. Мол, следующим летом сами к вам приедем — и зятя, и внука увидите.

В студёное и тёмное зимнее сибирское утро, когда обессиленные молодые супруги засыпали после первой брачной ночи, Гульнара прошептала засыпающему мужу на ушко:

— Ты никогда не пожалеешь об этом. Я сделаю тебя счастливым.

Многие люди в нашей небогатой стране под словом «счастье» понимают в первую очередь материальное благополучие: «Чтобы дом был — полная чаша». И тянутся на это всю жизнь. Всё в дом. А под старость остаются одни в пустоте вещей. Для Гульнары «счастье» имело иной смысл. Молодой семье не надо было копить деньги вначале на квартиру, потом — на мебель, на отпуск, на машину. Львиная доля материальных благ на них свалилась сразу, молодожёны порой даже не знали, на что зарплату потратить. Гульнара стремилась к другому, чего в своё время оказались лишены её родители. К статусу, общественному положению. В советское время это стоило гораздо больше всяких там гарнитуров или машин. Если у тебя есть должность, звание или имя, то всё остальное приложится само.

Умная и честолюбивая молодая женщина быстро освоила правила номенклатурной игры. Надо делать вид, что искренне веришь в советские мифы. Мифологическое сознание не любит суровой нелицеприятной правды жизни, люди гораздо охотней верят в сказки. «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме! Ура, товарищи!»

Добыча нефти в тяжелейших условиях севера, которую потом продавали проклятым капиталистам на загнивающий Запад за доллары, прикрывалась завесой из идеологических и патриотических лозунгов: «Даёшь! Даёшь! Даёшь!»

Для мифов нужны герои. Буровой мастер Наиль Сабанаев лучше многих подходил на эту роль. Из семьи фронтовика, отслужил в армии, комсомолец, ударник, передовик. Обладатель уникальных, не поддающихся логическому объяснению, способностей. Пусть он работает за идею ради процветания советского государства, она сама позаботиться о дивидендах с этого.

В декрете она просидела недолго. Едва Фарику исполнилось три месяца, Гульнара сразу отдала его в ясли, а сама вышла на работу. Редактора газеты уволили за пьянку, а она была единственным коммунистом в коллективе, не считая трёх пенсионеров. Такого карьерного шанса нельзя было упускать. Заведующая яслями очень боялась грозной молодой редакторши, поэтому к Фарику нянечки относились особо. Его, единственного из младенцев, выносили на прогулки, и пелёнки ему меняли чаще, чем другим малышам.

К домашним ужинам Наиль привыкнуть не успел. Столовские котлеты были вкуснее, чем стряпня его жены. Готовить Гульнара не умела совсем.

Зато редактор газеты из неё получился. Районка стала лучшей в области. Гульнару Акрамовну часто приглашали на различные совещания в областной центр и через год избрали в члены обкома КПСС, а потом и вовсе она перешла на партийную работу, заняв кресло заведующего идеологическим отделом горкома партии.

Комсомольско-молодёжная бригада бурового мастера Наиля Сабанаева гремела на всю страну. За десять тысяч метров годовой проходки его наградили орденом Трудового Красного Знамени, за двадцать тысяч — орденом Ленина. Жена настояла, чтобы он написал заявление о приёме в партию. Он послушал. И когда его бригада достигла годового рекордного для Западной Сибири результата — тридцати тысяч метров проходки, Гульнара пообещала, что добьётся для мужа Золотой Звезды Героя Социалистического Труда. Но что-то пошло не так, и власть оценила трудовой подвиг стрежевчанина лишь премией Ленинского Комсомола. От злости Гульнара Акрамовна не находила себе места в новой трёхкомнатной квартире, постоянно звонила по телефону в Томск и в Москву, ругалась, умоляла, но всё без толку.

Осознав бесполезность усилий, она нашла утешение в объятиях пришедшего с работы мужа и в тот же вечер зачала второго ребёнка.

Это была её месть высокопоставленному любовнику — ответственному работнику обкома партии, не сдержавшему данного ей обещания.

Потребовалось ещё целых семь лет, чтобы звёзды сошлись в заданной Гульнарой точке. Первому секретарю Томского обкома, руководившему областью без малого два десятка лет, предложили должность секретаря ЦК КПСС с перспективой стать членом Политбюро. Своего многолетнего помощника он, естественно, забирал с собой.

— Надеюсь, товарищ Сабанаева тоже переберётся в Москву. Работу в ЦК и квартиру я гарантирую, — предложил ей любовник на съёмной квартире в Томске, где они встречались уже больше десятка лет.

— А Наиль? Он что, будет бурить свои скважины в пределах Садового кольца? — язвительно спросила она.

— Ну, найдём ему тёплое место в министерстве. В столице совсем другие возможности. И о детях тоже нужно подумать. Твоему старшему скоро поступать. Выпускникам института международных отношений карьера обеспечена.

— В Томске вузы не хуже. Хорошее образование можно получить и здесь.

— Значит, ты остаёшься? И что я могу для тебя сделать на прощание? — закурив сигарету, спросил помощник первого лица области.

— А ты забыл о своём обещании? — ответила она вопросом на вопрос.

— Ты про Героя? Да далась она тебе эта «Золотая Звезда». Иди лучше ко мне, звёздочка моя ясная!

Он хотел быстрее перескочить неприятную тему, но она выскользнула из объятий и произнесла, как отрезала:

— Если мой муж не станет Героем, то я перестану считать тебя мужчиной.

Он понял, что любовница не шутит, и тоже сказал серьёзно:

— После Андропова такие вопросы решаются очень сложно. Но я поговорю с шефом. У него хорошие отношения с генеральным. Но и твой должен сильно постараться.

— Сорок тысяч метров годовой проходки устроит?

— Вполне.

Жизнь Наиля катилась по проторенной колее. Молодой город нефтяников рос и хорошел вместе с его сыновьями. И по благоустройству ничем уже не уступал областному центру. Ночи зимой здесь гораздо длиннее, чем в Томске, зато в июне их совсем нет, солнце не успевает заходить за небосклон.

Юношеская романтика уже улетучилась, настали обыкновенные трудовые будни. Его бригада по-прежнему бурила больше всех скважин, но первую, лёгкую, нефть из открытых месторождений уже выкачали, а чтобы добраться до сложных залежей, требовались новые технологии. Былой талант «лозоходца» за рутиной повседневной работы притупился. На смену интуиции пришли знания и опыт. Благодаря настойчивости жены Наиль заочно окончил техникум и поступил в политехнический институт, но проучился там всего два года и бросил, твёрдо заявив на домашнем совете, что не каждому дано быть начальником.

Геологи всё реже привлекали его для бурения поисковых скважин. На новых участках Сабанаев ошибался не меньше остальных буровиков. Но на старом изведанном месторождении Наиль Виленович бурил по-прежнему уверенно, наверняка, и ещё держал в загашнике памяти пару-тройку неразработанных местечек, разведанных ещё в период страстной влюбленности в свою жену.

Супружеские отношения Наиля и Гульнары тоже накрыла повседневность. Фразы жены «не надо, дорогой», «я сегодня очень устала», «голова что-то сильно разболелась» всё чаще заменяли близость. Тогда муж, молча, вставал с постели и уходил в зал, где до окончания программ смотрел телевизор или читал какую-нибудь книжку.

Звезду Героя Социалистического Труда на пленуме обкома партии в областном драматическом театре ему вручал молодой, не старше самого Наиля, заведующий отделом ЦК, бывший референт Лигачёва.

Горбачёвская перестройка разрушила хрупкую иллюзию стабильности, прежний привычный и уютный мир исчезал на глазах. Наиль до полуночи смотрел по «ящику» программу «Взгляд» и удивлялся смелости молодых ведущих, резавших с экрана правду-матку на всю страну. Как увлекательный остросюжетный сериал воспринимались прямые трансляции со Съезда народных депутатов СССР. Фразы ораторов сразу становились крылатыми: «агрессивно послушное большинство» или «Борис, ты не прав», сказанная Лигачёвым Ельцину на XIX партийной конференции.