Я - Божество (СИ) - Майоров Алексей. Страница 25

Я помотал головой, серые муравьи расступились, и напротив проявился взволнованный Олег.

— Напугал ты меня! Ты выпил водки, это усилило действие.

— Порядок… — усмехнулся я, — …было так хорошо!

Я прикрыл глаза и вновь двинулся навстречу огонькам.

— Ещё глоток чаю, кусочек лимона… — жужжал Олег. — Теперь лучше.

Вскоре я был способен передвигаться сам, втайне жалея об утраченном вселенском калейдоскопе огней и о жаре планетарного ядра, и о счастье, которое, возможно, следовало бы обрести вместо беспричинной и бесконечной борьбы, которую мы ведём.

— Тебя пытались убить, — объяснил Олег. — Наш враг потерял нас. Пока ты регулярно жевал корешки, нас не замечали. Потом ты отправил меня спать, сам протрезвел и принялся делать глупости. Позвонил Александре. Позвонил, повинуясь предчувствию. Потом навестил Виктора. А потом тебя попытались убить. Что тебя раскрыло? Либо враг следил за Виктором, либо нас предала Александра.

— С ней ещё была Маша: они помирились и были вместе, — припомнил я.

— Ага… и Маша… Все под подозрением, — Олег поцокал языком. — Убираться надо отсюда. Машину вести сможешь?

Я кивнул. Мы похватали вещи и выбежали в разгорающийся рассвет.

Олег сосредоточенно листал фолианты Виктора, порою переписывая некоторые значки к себе в блокнот. Кроме тетрадки Виктора у Олега уже был целый дипломат собственных записей, который он устроил на коленях в качестве рабочего стола.

Я уже был способен мыслить и припомнил волнение Олега, когда рассказывал ему про диагноз Виктора.

— Что ты имел в виду тогда? — толкнул я Олега в плечо.

— Что? Когда? — встрепенулся он.

— Ты сказал, что Виктор должен был о чем-то знать.

— Он знал. А если он знал, тогда понятно, почему он отказывался остаться с тобой: считал, что даже ты не сможешь предотвратить его гибель по причине его врождённой дефектности.

— И что? — недоумевал я и лениво вёл машину.

— Какого хрена он сунулся в Ленинград, зная, что это — смертный приговор? Зная, что вдали от Александры, Маши, тебя и меня ему хана ещё быстрее? — злился Олег.

— Это вопрос?

Олег сосредоточенно покачал головой:

— Знал бы прикуп — жил бы в Сочи, — вздохнул он. — Либо это был отвлекающий манёвр, либо Виктор хотел подать нам знак. Это подсказка.

— Какой манёвр, какой знак! — я был в ужасе. — Он бежал от нашего врага: он бежал либо от Александры, либо от Маши, он подозревал их в предательстве! Или в том, что кто-то из них и есть наш враг.

— Не истери, Виктор — гениальный стратег и тактик, подозревай он девочек, он бы нашёл способ предупредить нас в Москве. Нет, он пожертвовал жизнью, чтобы дать нам знак. Он нарочно уехал от всех в Ленинград, чтобы здесь, наконец, умереть, чтобы мы все своей близостью не защищали его: теперь я смогу расшифровать его графики. Время-то утекает!

Мы выехали на трассу, я дал газу, и, перекрикивая рёв двигателя, взмолился:

— Олег, ты должен справиться! Это не должно быть зря.

— Только бы Виктор не ошибся в своей посмертной стратагеме, — изрёк хрипло Олег.

"Отличненько!" — с горечью сарказма подумал я: "Виктора уже нет, а всё что мы можем — это надеяться на его посмертные расчёты".

Олег на пороге разгадки

Иногда мне думается, что ад — это и есть этот осенний парк… Над парком костлявые пальцы ветвей скребут фиолетовое небо. Ветвей, похожих на прутья клетки, которые отделяют небо, как символ необъятности и нескончаемости бытия. Внизу грязь вперемешку с асфальтом, гравием, осколками кирпича отгораживает от земли, от настоящей, нетронутой ни цивилизацией, ни жизнью, земли — не в смысле грунта, а в смысле философского противопоставления пустоте, бездне, разреженности материи, бесконечности… Осенний парк, между землёй и небом.

Насколько пустота и бездна бесконечны и непознаваемы ничем, кроме разума. Что такое разум? Мимолётное свойство материи, не важно, главное или сопутствующее.

Бесконечность, воспринимаемая разумом.

Ничто, воспринимаемое ничем.

Может быть, нечто, воспринимаемое чем-то?

Понятие "земля" надо понимать в контексте противопоставления "земля — бездна". Шлак цивилизации, почва, грунт, продукты перегноя отгораживают мою сущность от обозначенной земли, а сеть переплетённых ветвей, высота, сила тяжести отделяют меня от бездны.

Я — узкая прослойка между первым и вторым.

Я — граница.

Я — переход одного в другое.

Обе эти стихии бесконечно далеки друг от друга.

Я — мимолётная, неосязаемая величина без начала и без конца.

Я — переход одного в другое, не менее бесконечный, чем каждое из них.

Но я бесконечен в бесконечно тонкой границе между бесконечностями.

В этом мире я — тонкая линия, которая есть проекция бесконечности, перпендикулярной этому миру.

Я двигаюсь, я мыслю, я проигрываю, я обладаю волей к победе — я существую.

Что такое моя победа?

Это изменение описанного хода вещей, это объединение земли и бездны, бесконечности и конечности, земли и неба, мгновения и всей протяжённости времени, объединение "всегда" и "никогда". В моем мире "всё" и "ничто" равны. Я стремлюсь к этому, а нечто мне противоборствует.

Голова идёт кругом.

Уму непостижимо, какой отпечаток налагает человеческая оболочка на моё естество. Обретённых способностей мало, без искусства и умения их использовать я — ничто. Мысли путаются во «вчера» и в «завтра», в «здесь» и в «там», в «было», в «могло бы быть» и в «не было».

Мой соперник, тысячелетиями искушённый в том, что я силюсь познать экспресс-методом в считанные дни.

На чём я остановился в прошлый раз?

Главное — не вспоминать.

Главное — не думать.

Главное — опять не исчезнуть в минувшем.

Я иду на встречу с ним или с ней?

Для того, чтобы уничтожить, или для того, чтобы заключить пакт о проигрыше?

Я ищу или меня нашли?

Я собираюсь исчезнуть?

Я должен убить себя?

Или прежде я должен уничтожить Машу?

Навсегда или чтобы попытаться победить вновь?

Почему не получается закончить эту итерацию, этот виток цикла, эту очередную попытку?

Моя воля ищет ответ?

Моё божественное существо, моя божественная сущность, обретает силу и мощь, но я сам, как налёт измороси на окне… или как капельки воды на запотевшем стекле… или как туман над рекою… как дымка… как тишина — подует ветер воли — и меня нет… я растаял.

Как брызги крови на клинке.

Ветер затих — я сызнова мыслю.

Что если моё Я, моё сознание — всего лишь ширма на сцене, одна только маска кукловода, разрываемый кокон просыпающегося бога, первый вскрик младенца, юная цикада-однодневка, голоса петухов на рассвете, черновик, предтеча, увертюра, первый аккорд, отступ в начале параграфа, большая буква в начале предложения и точка в его конце?.. Я — первый поцелуй, первый взгляд полный тайны, но сам тайной не являющийся… Я — напряжение и готовность хищника в миг перед броском на жертву, ужас и осознание смерти которой тоже есть я… Я — щелчок бойка, за которым последует выстрел… я — это всё то, с чего всё начинается… последний поворот ключа перед открытием двери, мгновение перед тем, как заспешат вперёд часы, затишье перед бурей, духота перед грозой, горстка пепла птицы Феникс, осколки скорлупы, изнутри которой во вне выбрался птенец.

Я — немыслимая граница между тем, что было до и тем, что будет после.

Я то, что называется настоящим, межа между «вчера» и «завтра».

Что, если я — только сумерки: уже не ночь, но ещё не день?

Я — сумерки бога.

Я — его первый вздох.