Я - Божество (СИ) - Майоров Алексей. Страница 43

Ты хочешь тянуть эту лямку дальше?

Укреплять замок на песке?

Достичь локального минимума зла.

Того окончательного процветания, которое предшествует концу Света.

Если сегодня ты ставишь палки в колёса нашего будущего, побуждая отдать Машу в плен ЭЛЬ, то завтра ты, и вовсе посчитав моё уничтожение наименьшим злом, встанешь на сторону ЭЛЬ — и тогда я проиграю?

Думай, Виктор. Мы столько раз мечтали о новом!

Прежде чем уйти на покой, я не могу не рассказать о последней битве. Какими бы мотивами не руководствовался Виктор, но его стратегические и тактические построения обладают воистину божественной сущностью: они не просто многоуровневые, они…

Они, как японские сады камней: с какой бы стороны ни посмотреть на камни в таком саду, всегда будет один камень, который не увидеть. Таковы планы Виктора, в какой бы момент времени, из какой бы точки пространства и времени, с какими бы знаниями о реальности ни посмотреть на них, всегда их часть будет скрыта.

Льстить себе дело нехитрое, но скоро я опрокину своего чёрного короля и смирюсь с очередным проигрышем. Но прежде я обязан пройти след в след по тому же пути, который проторил Виктор, который потом повторил Олег. Я пройду по этим тропам иначе, с большим могуществом, чем Виктор, с большими знаниями, чем Олег, с большей верой, чем я сам.

И прощай, Маша.

Похороны Олега — это обрывок былого, с которым я хочу порвать. И порву, но сперва попрощаюсь.

Снова Ленинград.

В первый раз это была дорога безысходности.

Во второй раз это была дорога надежды.

Сегодня — это дорога прощания.

Ощущение необычной свободы от ответственности за всех нас было приятным.

Я никому ничего не должен.

Оглядываться и забегать вперёд больше не нужно.

Шагать в ногу не с кем.

Почему Олега похоронили не в Москве?

Ума не приложу, не я этим занимался. Когда я поинтересовался у родных, те нехотя ответили, что такова была его воля.

Не важно.

Тело хоронили в закрытом гробу, видимо, оно было изуродовано во время аварии. Момент для церемонии подходил как нельзя лучше: лило, как из ведра, ливневые капли были крупными и падали с остервенелостью, словно даже и не падали, а их швыряли сверху на наши непокрытые шапками головы. Дождь вонзался в разрыхлённую землю разрывными пулями, оставляя после овальные ямки.

Я поймал машину, и та еле двигалась через весь город к месту моей обычной ленинградской ставки. Хозяев квартиры следовало предупредить, но трубку никто не подымал.

Чтобы отвлечься от разных мыслей, я снова просматривал графики Виктора, которые уже не представляли никакой ценности, кроме исторической — оговорюсь, все, кроме моего собственного и Машиного.

Оптимизма они не прибавляли.

Согласно им, Маша проживёт ещё долгие годы, а я исчезну через четыре месяца: тогда мои поиски, должно быть, приведут к встрече с нашим таинственным недругом и к смерти. Вопрос моего проигрыша оставался вопросом времени, это понятно и без графиков.

— Приехали, — заявил шофёр, — ваш дом.

Непогода смилостивилась, уже еле моросило. Я расплатился и остался один на один с двором и домом. Было воскресение, середина дня, я подивился тишине и спокойствию.

Пройдя сотню метров, я пересёк сквер и направился к дому.

Дверь в подъезд распахнута настежь. Оттуда несло гарью и сыростью. Вместо того, чтобы зайти внутрь, я задрал голову — пустые, почерневшие вокруг рам окна выстроились снизу вверх. Дом выгорел.

Мурашки побежали по спине, меня бросило в жар. Я вспомнил первый визит, когда спас девушку на крыше: потом она звонила в Москву с благодарностью, связь разорвалась и Виктор предположил, что она уже мертва. В контексте минувшего было очевидным, что она одна из нас, и Виктор намекал на это. Девушка сыграла роль приманки и, когда надобность в ней отпала, зло уничтожило её, во время телефонного разговора со мной.

Я вновь задрал голову, ужасаясь разрушениям. Судя по тому, что никого здесь уже нет, дом не подлежит восстановлению. Ощущались следы силы, уничтожившей Таню. Я нерешительно шагнул в полусумрак подъезда.

Воняло горелыми тряпками, мокрой штукатуркой, под ногами хрустели стёкла и гравий. Я начал подъём по лестнице, порою замирая и прислушиваясь: не таится ли опасность на пути. Двери квартир были выломаны, некоторые лежали на земле, некоторые косо свисали с петель, на стенах лестничных клеток краска пошла пузырями. Вертикальные полосы тянулись сверху вниз — следы воды.

Миновав пять этажей, я оказался напротив квартиры, где жил тогда.

Не знаю, чего я ожидал внутри — такая же разруха.

На кухне умывальник свернут на бок, из трубы текла струйка воды.

Мои ладони были чёрными: измазался, приоткрывая дверь. Я сунул их под воду и потёр друг о друга, осмотрел себя и проклял глупое любопытство, которое сгубило кошку — на одежде красовались угольные пятна и полосы старой побелки.

Я привык доверять своим стремлениям, поэтому огляделся, что же привлекло меня? Тщетно. В комнатах пусто.

Я вернулся на лестницу, посмотрел номер квартиры — 67, спустился обратно, отыскал ряд почтовых ящиков, тот, где угадывался номер квартиры, был заперт. Нашарив на полу среди мусора железный прут, я выломал дверцу.

Вот оно!

Внутри белый конверт.

Бумага была сырая, но, судя по сохранности, его положили после пожара.

Я повертел его перед глазами: абсолютно пустой, без марок, картинок, штемпелей, и внутри пусто.

Пустой белый конверт.

Это знак.

Но чей?

Кому?

Без адреса.

Без указания отправителя.

Я покинул руины и устроился в беседке напротив на сухой скамейке.

Итак, найден пустой конверт.

Совпадение отпадает.

Смысл не в послании, а в факте его наличия.

Картина выстраивалась следующая: одна наша часть жила и умерла в Ленинграде. Само это удивительно, учитывая расшифровку расчётов Виктора. Её графика не было среди наших!

Сразу возникает главный вопрос:

Какой у неё божественный фактор?

Если бы выкладки Виктора содержали ошибку, Олег заметил бы их и поставил бы меня в известность.

Напрашивается вывод: девушка одна из нас, но раз она не вносит свой вклад в наш суммарный божественный фактор 0.65, то она и есть наш враг!

Виктор тогда ошибся.

Таня не была приманкой, она была нашим недругом! Когда я оказался поблизости, Таня разыграла несчастный случай, а пока я вытаскивал её, она изучала меня, пока не поняла, что я и есть носитель божественного фактора, после чего отпустила, проследила и вычислила моих сообщников.

Вот почему Олег помчался в Ленинград — это не была блажь — он подавал знак. Готов биться об заклад, что последняя поездка Олега, его загадочные похороны есть ни что иное, как воля, продиктованная Виктором или его зашифрованными записями. Всё вышеперечисленное в сумме с конвертом — намёк на автора наших несчастий.

Я найду нашего врага и уничтожу.

Я извлёк записи Виктора, я вспоминаю: он записал телефон тогда… и тот листок, который я получил за миг до его смерти… если мои подозрения верны, то Олег не должен был их переводить, чтобы зло не подглядело и не догадалось. Вскоре я отыскал и то, и другое. Сам телефон пользы принести не мог — звонить туда нельзя, чтобы не спугнуть — нужен адрес.

На смятом листке, переданном умирающим Виктором, было, видимо, уточнение одного из наших графиков, а на другой стороне текст. Я развернул заметки Олега с ключом кода и попытался прочесть текст. Мудрёный шифр давался не легко, а время было дорого: я, повинуясь интуиции, пропустил почти весь текст и принялся за расшифровку последнего столбика в самом низу листа, потому что форма строчек напоминала адрес, хотя это и могло быть обычное стихотворение.

Чутьё не обмануло.

Спустя десять минут я пустился в путь, намереваясь накрыть и уничтожить противника в его логове.

Обозначенный дом находился неподалёку.