Обещание длиною в жизнь (СИ) - "Anna Milton". Страница 33

Издав громоздкий выдох, я сжал пальцами переносицу.

— Дело не только в том, что я нашла работу лучше, — вдруг призналась Шарлотта.

— Меня мало заботят причины твоего переезда, — сказал я.

— Да. Но я хочу, чтобы ты знал.

— О чем?

Закусив нижнюю губу, Шарлотта склонилась над столом.

— Я скажу это один раз. Только один, — как бы в подтверждение своим словам она вскинула указательный палец. — Потому что мне будет не уютно, если я не использую свой единственный шанс изъясниться.

Я чуть сощурил глаза, пытаясь прочувствовать подвох.

— Снова что-то затеяла? — предположил саркастично.

Шарлотта усмехнулась, подперев ладонью щеку.

— Нет. На этот раз я просто хочу сказать тебе несколько слов на прощание. Ради бога, не нужно делать такое лицо, — кажется, мой недоверчивый, недоуменный вид искренне забавлял ее.

— Говори и уходи, — небрежно проронил я. — У меня куча дел.

— Буду краткой. Я ни о чем не жалею, Зак. Я пыталась заполучить тебя, прибегая к не честным способам. Поступая не правильно по отношению к твоей девушке и твоим чувствам к ней. Думаешь, я конченая эгоистка? Все не так. И у стервы, вроде меня, есть принципы. Немного иные, но все же они есть.

Я был на грани смеха и приятного удивления. Шарлотта Скарлет умеет признавать собственные ошибки? Ух-ты.

— Чтобы ты знал, Зак — я не жалею, что хотела разрушить ваши отношения с Наоми ради себя. Ради Лукаса. Но я признаю, что потерпела поражение. У меня есть гордость, поэтому я отступаю, так как осознала, что наши дороги далеки друг от друга. Поздновато, но я поняла, что здесь не на что рассчитывать. Ты чересчур упрямый сукин сын.

— Я даже не знаю, что сказать, Шарлотта, — проговорил я, пожав плечами. — Оказывается, ты не такая идиотка, какой я тебя считал.

— Умерь свое высокомерие, грубиян, — она смерила меня бесстрастным взглядом. — Не думай, будто ты лучше меня. Ты такой же испорченный и эгоцентричный, как я. В этом мы похожи.

— Не льсти себе. Я не идеальный человек, но не сравнивай меня с собой.

— Да-а-а, — она вздохнула и замотала головой. — Надеюсь, что Лукас не пойдет в нас и станет достойным человеком.

В этом я охотно согласился с ней.

— Что ж, на этом, я думаю, мы поставим точку, — подвела итог Шарлотта, встав с кресла и пригладив черную юбку. — Не забудь подписать заявление, — она указала пальцем на документ, который я, оказывается, все это время не выпускал из рук. — Может, пообедаем вместе? Ну, знаешь, прощальный ланч.

Я помахал ей.

— Обещаю, скучать не буду.

Запрокинув голову в звонком смехе, словно мы были старыми добрыми друзьями, и я только что рассказал приятельскую глуповатую шутку, Шарлотта развернулась и легкой осанистой походкой покинула мой кабинет.

ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ ГЛАВА

ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

— Готова загадать желание?

Максимально сосредоточившись на пяти разноцветных свечах, воткнутых в огромный торт с небольшими декоративными фигурками улыбающихся панд из белого и черного шоколада, Алексис поджала губы, сжала маленькие, пухлые кулачки и кивнула Наоми.

— Да, мамочка.

Моя жена с любовью погладила девочку по светлым кудряшкам.

— На счет раз, два, три!

— Хочу, чтобы мама и папа сделали младшего братика, потому что старший братик Лукас не хочет играть со мной, потому что он уже большой! — громко проговорив это, Алексис крепко зажмурилась и задула свечи.

Воцарилась тишина, которую я нарушил глухими смешками. Густо покрасневшая Наоми, придя в себя от неожиданного желания нашей дочери, стрельнула на меня растерянными глазами. Я приложил кулак ко рту и закашлял, скрывая смех.

Я не мог поверить, что сегодня Алексис Роджерс исполнилось пять лет.

— С днем рождения, детка! — улыбнувшись с любовью, Наоми захлопала в ладони.

Задорный детский смех заполнил просторный зал с высоким сводным потолком нашего дома в верхнем Манхэттене.

— С днем рождения, моя Пандочка, — я подхватил Алексис на руки и закружил в воздухе. — Я в восторге от твоего желания, — прижав к себе малышку, сказал я ей на ушко.

— Правда-правда, папочка? — все еще хохоча, Алексис потянула меня за щеку.

— Конечно. Торжественно клянусь, что мы приступим к его исполнению в самое ближайшее время, — я крепко подхватил ее одной рукой, а второй по-солдатски отсалютовал.

Я поцеловал дочку в маленький лобик и подмигнул Наоми. Она закатила глаза, одними губами произнесла: «Даже не думай» и принялась разрезать торт.

Ну-ну. Еще посмотрим.

Мы переехали в Нью-Йорк, как только Наоми забеременела. Я узнал, что она ждет ребенка, спустя три месяца после того, как мы поженились шесть лет назад. Те девять месяцев были самыми непредсказуемыми и удивительными. И я до сих пор сомневаюсь, что Наоми страдала от токсикоза больше, чем я.

Наоми рожала в одной из лучших клиник США, и, слава богу, роды прошли благополучно и без осложнений.

Алексис Роджерс появилась на свет семнадцатого апреля ровно в двадцать три часа и семнадцать минут, спустя пять часов после того, как я привез Наоми в больницу.

Как только я увидел ее, плачущую и такую крошечную, мой мир изменился. Не окружающий меня мир (хотя он, в прочем, тоже), а внутренний. Мой мир. Моя душа. Впервые взяв свою дочку на руки, я понял, что стал другим человеком. И это ощущение совершенно отличалось от того, когда я полюбил Наоми, и даже когда в моей жизни появился Лукас.

У меня появилась возможность наблюдать, как растет мой ребенок.

Я запечатлел все значимые события в жизни Алексис. Ее первым словом стало «панда», вместо мамы и папы, поэтому в кругу семьи мы звали ее Пандочка. Она пошла, когда ей было девять с половиной месяцев. Я буду помнить всю жизнь те бессонные ночи и утомительные дни, когда у малышки резались первые зубки.

Я познал всю прелесть и горесть отцовства растущей девочки.

Я боялся будущего, когда спустя еще лет десять Алексис вступит в подростковый период, начнет интересоваться и встречаться с мальчиками. Я боялся мыслей о том, что не справлюсь, когда придет время поговорить с ней о смущающих нюансах половых отношениях между мужчиной и женщиной, когда она приведет какого-нибудь Райана к нам домой, чтобы представить в качестве своего бойфренда.

Боже. Я был безбашеннным и проблемным подростком. Мой отец прошел все круги ада, когда я был совсем юн.

Я мечтал, чтобы с Алексис все сложилось иначе.

В конце концов, я был уверен в Наоми.

Она была моей поддержкой и опорой. Она была моей гаванью, моим раем, моим домом. Когда я ломался под тяжестью неуверенности в себе и своих способностях, как отца, Наоми не переставала верить в меня. Ее улыбка была, есть и будет всегда моим маяком, освещающим путь к берегу.

Наши родители поддерживали нас, и я поражался, как они успевали справляться со своим сорванцом. Ричард был любознательным и неугомонным ребенком, мечтающим стать космонавтом. Мальчик был влюблен в небо и звезды.

Когда ему исполнилось семь, у него обнаружили лейкоз.

Он умер спустя полгода.

Это стало страшным ударом для Линдси, Наоми, моего папы. И меня. То, что мы были друг у друга в самые трудные времена, спасло нас. Наоми говорит, что Линдси до сих пор плачет... но я часто видел, как плакала сама Наоми.

Жизнь — череда непредсказуемых событий. Испытав взлет, достигнув вершины счастье, не всегда удается остаться в желанном Эдеме. Иногда судьба безжалостно бросает нас в самые пучины холодной тьмы, не проявляя милосердия.

Но, пролив слезы бессилия, мы все же находим путь обратно. Стирая себя в пыль тщетности, совершая попытки, которым нет конца, взобраться обратно — к недосягаемому, заслуженному счастью.

Я старался проявлять активное участие во взрослении Лукаса. Не всегда удавалось встречаться каждый месяц. Однажды мы не виделись полгода, и я дьявольски скучал. Я наблюдал в нем черты, присущие мне, и с каждым годом они выражали себя более ясно.