Однажды. Не ты. Не я (СИ) - Морская Лара. Страница 40

— Наталия, ты же историк, неужели ты не знаешь про Ая?

— Знаю. Вернее, слышала. Однако никому толком не известно, реален он или нет. Я всегда предполагала, что диковинные животные творцов — это всего лишь легенды. А ты его видел?

Анри швырнул в меня недобрый взгляд и полез в седельную сумку.

И что я такого обидного спросила?

— Если Алали даже не благословила мою коронацию, с чего бы ей знакомить меня с драконом, охраняющим слияние миров?

Логично. Виновата. Прошу прощения, могла и сама догадаться.

Вздохнув, Анри потрепал лошадь по холке.

— Без поддержки творца очень трудно. Я стараюсь быть справедливым. Честным. Понимающим. Целыми днями и, порой, ночами, я стараюсь. Для близких, для богини, для народа. Искренне надеюсь, борюсь, а когда это не срабатывает, я просто создаю видимость. Тащу на себе ношу всего Шиана, толком не зная, куда и к какой судьбе.

Хочется заверить его, что народ это ценит, но не буду лгать.

— Жалеешь, что остался в Шиане? Ведь ты мог уйти за Джулией в Реаль, а, вместо этого, остался, чтобы нести двойную ношу — свою и богини.

Да, я произнесла имя его женщины. Вслух. Джулия — его вечная мечта, а я… одним словом, пятница.

— Я сам в этом виноват. Вижу, что с тобой уже поделились слухами о моём прошлом. То, что говорит Одам — правда. Я действительно оскорбил Алали. Обвинил её в жестокости и эгоизме. Я хотел, чтобы она нарушила правила мироздания и вернула мне умершую женщину. Говорил, что мне не нужен ни Шиан, ни моя жизнь… страшно вспомнить, что ещё я говорил. Обвинил её в своём горе. А знаешь, что самое смешное?

Смешное? В этом может быть что-то смешное?

— Не знаю.

— Джулия была влюблена в другого мужчину. И звали её совсем не Джулией. Она ушла с ним в Реаль, не оставив мне ни единого шанса что-либо изменить.

Эти слова толкнули меня в грудь, украли воздух из лёгких.

На такое не ответишь пошлостью типа «что ты, этого не может быть, да как она посмела». Не выразишь бесполезное сожаление.

— Алали знает обо всём, что происходит в Шиане. Она определяет будущее нашего мира. Я не мог принять того, что судьба сдала мне отвратные карты, и обвинил в этом Алали.

— Король Шиана — отвратная карта?

— Иногда — очень. Но я уже не помню ничего другого.

Я могу стерпеть многое, но не его грусть. Она зудит под кожей, ноет, шумит в ушах. Хочется обернуть собой его напряжённое тело и защитить от прошлых ран. Но это невозможно. Зато я могу отвлечь, развеселить и озадачить.

— Можно задать тебе личный вопрос?

— Есть ещё что-то более личное, чем то, что мы уже обсудили?

— Твои любовницы. Говорят, что ты принимаешь их по очереди, и у каждой — свой день недели. Как ты справляешься со сбоями в расписании? Например, во вторник ты уезжаешь по делам и возвращаешься в среду. Кого ты вызовешь, вторник или среду? Одна из них должна пропустить день, иначе сдвинется всё расписание.

— А я могу вызвать только одну любовницу?

Краснея, я постаралась остаться невозмутимой.

— Боюсь представить, что происходит, когда ты возвращаешься после недельной отлучки.

— Бывает непросто, но я стараюсь никого не обижать.

Анри смеялся, и тени под глазами складывались в неровные морщинки.

— Если бы меня вызвали вместе со вчерашней любовницей, я бы устроила сцену.

— Буду иметь это в виду.

— Не стоит. Я не стану твоей любовницей.

— Я бы и сам не согласился, — фыркнул Анри и взял меня за руку. — Я всячески поощряю слухи о том, что любовницы приходят ко мне по расписанию. Это отваживает настырных невест. Ты и сама видишь, что творится в Шиане. Мы стоим на пороге всеобщей паники и гражданской войны. Какая уж тут жена!

— А сколько у тебя любовниц на самом деле?

Всё равно же мучаюсь этим вопросом, так почему не спросить.

— Со вчерашнего дня на одну меньше, — усмехнулся Анри. — Не так уж и много, и расписанию они не подчиняются.

Успокоил!

Не так уж и много. Десять? Двадцать? А раз не подчиняются расписанию, то значит, заходят в его покои, когда им вздумается.

Перед глазами появились настолько непристойные сцены, что я тряхнула головой.

Заметив мой осоловелый взгляд, Анри рассмеялся и потрепал меня по волосам.

— Если ты связан с двумя женщинами, то меньше шансов, что одна из них… — Он выразительно дёрнул бровями.

— Что одна из них решит, что ты на ней женишься.

— Точно, — улыбнулся король Шиана и, по совместительству, специалист по избеганию женитьбы. — Нам пора. Лучше поспешить, а то Арсентий успеет вернуться в столицу. — Анри подтолкнул меня к лошади.

— А зачем нам Арсентий?

— Он отвезёт тебя домой.

— А зачем мне домой? Никогда не была на юге Шиана. Надеюсь, там красиво. Да и столько всего увижу — творца, дракона, излучину, слияние миров. Как я могу отказаться от такого отпуска?

— Ага, отпуска.

Анри честно попытался меня отговорить, но был рад, что я согласилась поехать с ним. Ведь Алали специально попросила его привезти с собой переводчицу. Лучше пока не думать, для чего.

В седельных сумках имелось достаточно еды на несколько дней, а также комплект походной одежды для меня.

— Арсентий предсказал, что ты испугаешься, но всё равно захочешь поехать.

«Захочу» — не совсем правильное слово. Скорее, не могу не поехать.

— Спасибо, — тихо сказал Анри.

— Не за что.

— За то, что ты меня не осуждаешь. За понимание.

Слишком много внезапных откровений и обнажённых чувств. Если бы наша история была любовным романом, то после «многозначительного молчания» героиня сказала бы дрожащим голосом: «Ах, как я тебя понимаю…».

Вообще, в романах любое молчание многозначительно, авторы стараются заполнить каждую минуту жизни героев важными событиями.

После этого героиня рассказала бы о своей, тоже весьма драматичной истории любви. Обменявшись сочувственными взглядами, герои прониклись бы внезапными чувствами — а дальше по сценарию.

Но в нашей истории этого не будет. В моей жизни не было особой драмы до того момента, как в Истензии обнаружили дневник Алали. А в жизни Анри слишком много драмы, поэтому мне хочется разбавить наши совместные будни беззаботным весельем. Чтобы он не думал о том, что каждый его шаг, каждый вдох отражается на судьбах народа.

— Ты знаешь все мои секреты, а свои оставляешь при себе, — пожаловался Анри и, подсадив меня на лошадь, запрыгнул следом.

Уж лучше остаться для него загадкой, чем превратиться в разочарование. Или добавить драмы в его и так сложную жизнь, признавшись, что я не хочу расставаться. Буду тосковать и мучиться, сравнивать с ним других мужчин и каждый раз разочаровываться. Не стоит думать о грустном. Вместо этого я отвлеку его, сделаю так, чтобы Анри улыбался.

— Однажды я любила мужчину, у которого была семья. Трое детей и собака. Его звали Лунд.

Судя по тому, как дёрнулись руки Анри, он не мог не осудить меня за такой грех. Но вспомнив, с каким пониманием я отнеслась к его прошлому, сдержал обидные слова. Не трогаясь с места, обнял меня за талию и потёрся носом о затылок.

— И что случилось?

— Ничего особенного. Я ждала. Долгие годы. Его сын закончил школу, а дочери исполнилось 10 лет.

— А третий ребёнок?

— Какой третий ребёнок?

— Твоего мужчины. Ты сказала, что у него трое детей.

Смех уже зарождался в горле, но я сдержалась.

— А кто его знает, может, у него уже пятеро.

Запыхтев мне в ухо, Анри собрался было обидеться на мой обман, но не выдержал и рассмеялся.

— А кого зовут «Лунд» — мужчину или собаку?

— Больше похоже на собаку.

— В столице есть известный лавочник Лунд, продаёт отличное масло. Это, случаем, не он?

— Может, и он. Кто знает, ведь я его только что придумала.

Снова рассмеявшись, Анри взял поводья в одну руку, а другой щёлкнул меня по носу.

— А ведь я могу и обидеться.

— Не можешь. Твоих драм хватит на нас обоих.

— Ты сочувствуешь, рискуешь собой, совершаешь безрассудные поступки, чтобы мне помочь, но при этом остаёшься для меня загадкой. Иногда мне кажется, что ты вот-вот позволишь мне понять что-то важное, но потом… — Щёлкнув пальцами, Анри вздохнул. — Одной рукой даёшь, а другой отнимаешь.