Морской фронт - Пантелеев Юрий Александрович. Страница 60

Я ответил, что Ленинград — моя родина и защищать его на любом посту считаю для себя великой честью.

— Ну вот и отлично.

На следующий день я распрощался с боевыми товарищами и отбыл в Ленинград.

Глава четвертая

НЕСГИБАЕМЫЕ ЛЮДИ

Штаб морской обороны

Чуть забрезжило утро 1 октября, я уже был на Васильевском острове. С волнением вхожу в хорошо знакомое мне здание Морской академии. Здесь теперь разместился штаб морской обороны Ленинграда.

Почти десять лет минуло, как я окончил это старейшее учебное заведение русского флота. В памяти остался блеск меди на массивных тяжелых дверях, белоснежная мраморная лестница с традиционной красной дорожкой, а у входа — неизменный старик швейцар Юревич, начавший свою матросскую службу еще на парусных кораблях. В вестибюле академии можно было встретить тогда старых балтийских моряков К. И. Душенова, Н. А. Бологова, С. П. Ставицкого, Н. Б. Павловича и других флагманов эпохи гражданской войны, ставших маститыми учеными и флотоводцами.

Сейчас поблекли краски. В вестибюле стало тихо и пусто. Незнакомый матрос с автоматом на груди внимательно проверил в дверях мои документы.

Иду по безлюдным лестницам и коридорам. Классы открыты, не заперты и книжные шкафы — все ценное из них давно вывезено. Большие окна всюду заложены кирпичом, и некогда светлые высокие аудитории теперь кажутся низкими и мрачными.

Матроса Юревича, нашего старого вахтера, я все же встретил в одном из коридоров. В поношенном морском бушлате он подметал класс, что-то благодушно про себя бормоча. Мы встретились, как добрые знакомые, потолковали о делах военных. Вряд ли старик мог меня помнить, но когда я назвал год окончания мною академии, он приветливо улыбнулся и медленно, точно и впрямь вспоминая, тихим тонким голоском ответил:

— А как же, голубчик, помню, помню вас… Вы кончали академию при… — И тут Юревич назвал фамилию бывшего в то время начальника академии.

Старому матросу было уже 93 года, но он еще долго не покидал свой трудовой пост и трагически погиб вскоре после того, как в академии отпраздновали его столетний юбилей.

Штаб морской обороны расположился в подвалах академии. Здесь на КП находились оперативные дежурные и управление артиллерией флота и береговой обороны.

В неуютной узкой комнате, выходившей окном во двор, меня радушно встретил мой предшественник Ф. И. Челпанов, получивший уже новое назначение.

— Жду, жду вас, не будем терять времени…

И, сразу приступив к делу, контр-адмирал шагнул к небольшому сейфу, вынул и положил на стол несколько папок с оперативными документами.

С курсантских лет я знаю Федора Ивановича. Челпанов слыл на флоте одним из лучших артиллеристов. Небольшого роста, грузноватый, с круглой, почти наголо стриженной головой, с лукавыми маленькими глазками, он, словно шарик, перекатывался на своих коротких ногах. Впрочем, делал он все не спеша и не суетился даже под вражеским огнем.

Наша обстоятельная беседа о положении в оперативной зоне только еще формировавшейся новой военно-морской базы продолжалась до вечера. Ее прервал телефонный звонок. Командующего морской обороной срочно вызывали в штаб фронта. Челпанов ответил, что он сдает дела.

Я понимал, что в мыслях он уже далеко за пределами Ленинграда, на другом театре войны, и ему явно не хочется ехать в штаб.

— Поезжайте вы, — сказал он, — захватите с собой начальника штаба контр-адмирала Петровского. Он в курсе всех дел…

Рассуждать было некогда. Хорошо, что с Владимиром Александровичем Петровским мы тоже знакомы с курсантских лет. Это образованный и аккуратный офицер. До войны он на досуге занимался и литературой. Свои произведения о море и моряках подписывал псевдонимом Владимир Кнехт. Начальник штаба из него получился отличный.

Вместе с ним мы поехали в Смольный. Начальник оперативного управления штаба фронта генерал Дмитрий Николаевич Гусев коротко ознакомил нас с обстановкой. После прорыва фашистов к берегу Финского залива в районе Стрельна, Петергоф фронт под Ленинградом временно стабилизовался. Надо было ликвидировать этот прорыв встречным наступлением наших армий во фланги противника. По замыслу командующего фронтом, 42-я армия должна была наступать со стороны Ленинграда на Стрельну, а 8-я армия — на Петергоф со стороны Ораниенбаума.

— Командующий фронтом приказал завтра, второго октября, на рассвете высадить десант для поддержки сорок второй армии. Одну роту шестой отдельной бригады морской пехоты надо высадить вот сюда…

И с этими словами генерал указал карандашом точку на большой карте, лежавшей на столе.

Мы наклонились с Петровским и удивленно переглянулись. Точка намеченной высадки — домик рыбака, что восточнее завода пишущих машинок, — находилась всего в нескольких километрах от линии фронта. В этом месте, безусловно, надо было ожидать расположения фашистских тактических резервов фронта. Ряд вопросов мигом встал перед нами. Но мы не успели задать их. Нас вызвали к командующему фронтом.

Генерал армии Г. К. Жуков встретил нас сдержанно и сурово. Он посмотрел на меня усталыми глазами и сухо спросил:

— Дела и обязанности еще не приняли?

— Нет.

— Ну вот и хорошо, успеете принять, а сейчас займитесь делом.

Подойдя к карте, Жуков указал нам место высадки:

— Вот сюда высадить роту матросов навстречу сорок второй армии. Ясно? Никаких там десантных операций не выдумывать. Действовать быстро и скрытно. Перевезти роту, и все. Вы место знаете?

— Знаю.

— А почему вы так уверенно отвечаете? Вы же там не были! — удивился командующий.

— Это моя родина. По южному берегу залива я знаю каждый камень.

Жуков оторвался от карты, посмотрел на меня в упор, помолчал и затем добавил:

— Задачу десанту поставит вам командующий сорок второй армией. Хотя… Никакого десанта не затевайте. Перевезите мне роту, и все.

Разговор был закончен.

Мы отлично понимали, какая огромная ответственность за судьбу Ленинграда лежит на плечах этого человека. Тем более хотелось уточнить все подробности операции. Но Г. К. Жуков уже занялся другими делами.

Не буду описывать этот десант. Скажу только: мы сделали все, чтобы без потерь доставить и высадить морских пехотинцев в назначенной точке и в назначенное время. Отлично справились со своим делом командир высадки капитан-лейтенант Шавцов и военком старший политрук Киселев. Во главе всех кораблей отряда стоял капитан-лейтенант Крылов. Многие командиры катеров были нашими ленинградскими яхтсменами, отлично знавшими этот район. С десантом четко взаимодействовали корабли прикрытия. Специальный отряд кораблей западнее места высадки осуществлял демонстративные действия, чтобы отвлечь на себя внимание противника.

Десант благополучно высадился на берег, углубился во вражескую территорию. Но на этом и закончился его успех. О дальнейших действиях отряда мы долго ничего не знали, так как не могли связаться с ним.

Столь же поспешно, без всякой подготовки были в эти дни высажены нами по приказу командующего фронтом еще четыре десанта: один — в Петергофе, три — в районе Стрельны. Участвовали в них моряки и бойцы войск НКВД. Солдаты, матросы и офицеры героически выполнили боевой приказ и сделали все, что было в их силах. И не их вина, что они не достигли большой цели.

Конечно, десанты в районе Петергофа и Стрельны имели значение. Генерал армии И. И. Федюнинский, командовавший в то время 42-й армией, в своей книге «Поднятые по тревоге» пишет: «Десанты, хотя и не смогли полностью выполнить свои задачи, потому что нам не удалось соединиться с ними, все же нанесли противнику значительные потери».