Морской фронт - Пантелеев Юрий Александрович. Страница 67

Удельный вес морской артиллерии в контрбатарейной борьбе фронта рос с каждым днем. От флота привлекалось до 321 орудия калибром от 120 до 406 миллиметров. В сентябре на долю флота пришлось 50 процентов всех контрбатарейных стрельб фронта, а в ноябре уже 80 процентов.

Необходимость экономить снаряды требовала жесткой централизации управления огнем всей артиллерией фронта и флота. Это часто задерживало открытие огня.

— Поймите, — жаловался мне генерал-майор И. Н. Дмитриев, один из опытнейших артиллеристов береговой обороны, — ведь пока звоним, докладываем да уточняем, противник может и ускользнуть!

Кое-какие коррективы в управление артиллерией в дальнейшем были внесены.

Вскоре Ленинград в контрбатарейной борьбе стал не обороняться, а наступать. Это понятие плохо уживалось с представлением о батареях без колес и о пушках на кораблях, вмерзших в лед. Впрочем, были у нас и батареи на колесах, которые могли передвигаться.

Изучив порядок стрельбы противника, наши артиллеристы довольно часто определяли, какие немецкие батареи должны сегодня стрелять, и заранее готовились к ответу. Приехали мы как-то в декабре с военкомом Матушкиным на батарею Невского сектора. Артиллеристов мы застали на боевых постах у орудий, офицеры находились на командном пункте. Спрашиваю, в чем дело?

Молоденький младший лейтенант с улыбкой отвечает:

— Ждем вызова от фашистов!

Я не понял, но на командном пункте батареи мне объяснили:

— Как только разорвется первый снаряд в городе, мы все открываем огонь по батареям фашистов, которые нам «подопечны», и они замолкают…

И действительно, через несколько минут до нас глухо донесся отдаленный звук разрыва снаряда. Еще через минуту — сигнал по телефону из командного пункта начальника артиллерии флота — и разом заговорили пушки, будто стаю гончих спустили на обнаружившего себя зверя… Грохот стоял невероятный.

Каковы же результаты?

В захваченном нами потом журнале боевых действий 768-го немецкого тяжелого артиллерийского дивизиона было записано: «Уже после второго выстрела 2-й батареи последовал ответный огонь русских. В результате двух прямых попаданий взорвались 71 снаряд и 46 зарядов. Поврежден поворотный механизм трех орудий…» Конечно, эта батарея фашистов уже несколько дней не стреляла по городу. В своих письмах, не дошедших до родины, многие гитлеровские солдаты писали: «Морская артиллерия — это чистейший ад…»

Что касается наших подвижных железнодорожных батарей, разбросанных по всему Ленинградскому фронту, то часть из них подчинялась армейским, а часть морским начальникам. Единого командования этим мощным огневым средством поражения врага вначале не было. И совершенно правильно сделал Военный совет флота, добившись создания объединенного, очень мощного артиллерийского соединения флота.

Объединение всех железнодорожных батарей в одних руках повышало артиллерийскую культуру, обеспечивало быстрый обмен боевым опытом, единство всех методов решения сложных боевых задач.

22 февраля 1942 года была сформирована 101-я морская бригада железнодорожной артиллерии. В ее состав вошли 12 железнодорожных батарей флота и 16 батарей, принятых от армии. Всего, таким образом, бригада имела 28 железнодорожных батарей с орудиями от 120- до 180-миллиметрового калибра, а также бронепоезд «Балтиец». Командиром бригады назначен был генерал-майор И. Н. Дмитриев, бывший комендант береговой обороны Ханко. Спокойный, всегда рассудительный артиллерист, он был влюблен в свою бригаду, проявил много разумной настойчивости при ее формировании и сразу же приступил к активным боевым действиям. Комиссаром бригады был полковой комиссар Г. Яичников, много сделавший для сплочения личного состава.

Это новое соединение вошло в состав Ленинградской военно-морской базы, и вскоре после ее сформирования я прибыл в штаб бригады, разместившийся в вагонах на окраине города, где-то за Александро-Невской лаврой. Вагоны еще не успели обжить, в них было холодно, мало света.

Приятно было встретить многих артиллеристов, уже получивших боевой опыт на Ханко, товарищей Кобец, Гранина, Тудера и других. Теперь одни из них принимали дивизионы, другие сколачивали службу штаба бригады. Прекрасный офицерский состав бригады оправдал себя в самый короткий срок. Командира ее И. Н. Дмитриева я давно не видел, пожалуй, с начала войны. Он мало изменился. Та же деловитость, скромность и скупость в словах. Комбриг сразу же стал докладывать мне о своих оперативных намерениях.

— Надо наступать на фашистов, а не только отстреливаться! — с жаром говорил он, объясняя на карте свой замысел.

Сущность замысла заключалась в том, что тяжелая батарея в темное время быстро выходит на огневую позицию, производит мощный огневой налет и так же быстро уходит. В пересказе все это несложно, но для такой стрельбы надо заранее сделать привязку орудий, то есть точно знать их координаты, создать несколько железнодорожных огневых позиций, чтобы противник не знал заранее, с какой из них будет стрелять батарея. Делать все это приходилось днем под огнем противника с тем, чтобы обеспечить ночной скрытный рейд. Транспортер (одно 180-миллиметровое орудие) со своими вагонами обеспечения и паровозом представляет собой громоздкое и тяжелое сооружение, требующее прежде всего хороших путей. Вокруг города были срочно построены специальные железнодорожные ветки.

Много раз артиллеристы бригады вели огонь по аэродромам, железнодорожным узлам и скоплениям войск противника.

Важнейшим пунктом снабжения 18-й немецкой армии был Гатчинский железнодорожный узел. Здесь же гитлеровцы оборудовали несколько аэродромов. Наша разведка внимательно следила за этим районом. Как-то она обнаружила, что на станции скопилось очень много железнодорожных эшелонов. Цель была заманчивой, но достать до нее наши пушки с обычных позиций не могли: дистанция превышала 40 километров. И все же 180-миллиметровой батарее № 19, которой командовал майор Меснянкин, было приказано совершить огневой налет на железнодорожный узел.

В районе мясокомбината подготовили семь новых огневых позиций, незаметно для противника подогнали сюда транспортеры. Ночью на вражескую станцию посыпались снаряды. Налет был столь неожиданным и мощным, что гитлеровцы не успели угнать ни одного состава. Эшелоны были разбиты, сожжены, превращены в гору железа.

По 19-й батарее гитлеровцы не сумели сделать ни одного выстрела, так как их орудия находились все время под огнем наших двух обеспечивавших батарей. Позднее, применив этот же тактический прием, наши артиллеристы уничтожили почти все самолеты на аэродромах Гатчины.

Быстро отстрелять и скрыться — это было очень важно. Артиллеристы бригады перекрывали все нормативы при смене огневых позиций. Надо было опередить противника, чтобы его снаряды, которые он метил в нашу батарею, падали на пустое место.

Превосходными мастерами своего дела проявили себя машинисты батарейных паровозов. Быстрым и четким маневром они вовремя ставили транспортеры на огневые позиции, а после окончания стрельбы быстро уводили их в укрытие. Помню, особенной лихостью отличался Василий Андреевич Шмакалов. Он и сейчас лучший машинист Октябрьской железной дороги.

Наши батареи отнюдь не всегда ждали, когда противник откроет огонь. Бывало и так, что, установив разведкой местонахождение вражеских батарей, наши артиллеристы согласованно и неожиданно обрушивали снаряды на врага, уничтожая до основания их батареи. Это было особенно важно при проходе конвоев по каналу.

Для всей артиллерии армии и флота был разработан специальный сигнал. По этому сигналу огонь открывали все наши батареи, бронепоезда, корабли и форты флота, а также армейские батареи. Так, в ночь на 1 января мы «поздравили» врага с новым, 1942 годом. По донесениям партизан и авиаразведки, артиллеристы наши били метко: часть немецких батарей была вовсе уничтожена, часть выведена из строя и долго не могла обстреливать город.

Контрбатарейная борьба продолжалась до самого разгрома фашистов под Ленинградом. И трудно сказать, кто здесь «оборонялся» и кто «наступал»…