Морской фронт - Пантелеев Юрий Александрович. Страница 68

Фашистская артиллерия особенно неистовствовала с 3 по 7 ноября, немедленно открывая шквальный огонь по любой «посудине», высунувшей свой нос из Ленинграда или Кронштадта. И как мы ни задымляли фарватер, как ни громили фашистские батареи, врагу все же удалось в эти дни потопить три небольших транспорта, буксир и две баржи, затертые льдом. К счастью, команды были спасены. Суда шли без войск. Затонули они вне Морского канала: капитаны успели вывести их из фарватера.

Осада

Величественный город мрачнел с каждым днем. В середине ноября в домах погас свет: не хватало электроэнергии. Почти все электростанции стояли без топлива. В декабре стали трамваи и троллейбусы. Если бы они просто рано утром не вышли из парков на линию, было бы легче. Но они посреди дня понуро остановились на линии и больше уже не сдвинулись. А потом осколками снарядов перебило провода, взрывами разрушило пути. Вагоны с выбитыми стеклами замерли на поворотах, на стрелках, на площадях. Метель занесла их сугробами, и эти замерзшие вагоны казались неубранными трупами.

Зима была снежной. На Невском проспекте тротуаров не стало видно. Вдоль домов пролегали тропинки, то поднимавшиеся на снежные холмы, то круто с них спускавшиеся. Город уходил под снег, его раны затягивались белой пеленой. В январе 1942 года в домах перестали действовать водопровод, канализация, отопление. На Неве у прорубей выстраивались за водой очереди, а мороз превышал тридцать градусов.

Таяли последние запасы продовольствия. По всем складам собирали все, что можно было пустить в пищу, вплоть до мучной пыли на мельницах. Подбирали везде и остатки топлива: оно нужно было заводам, изготовлявшим оружие для фронта.

Все железные дороги, ведущие в Ленинград, были перерезаны противником. Доставлять продовольствие в блокированный город можно было лишь через Ладожское озеро.

Морозы ударили рано — в начале ноября. Ладога быстро замерзала, но для прокладки ледовой трассы нужно было собрать точные данные о толщине и крепости льда на озере. Военный совет Ленфронта возложил эту задачу на Балтийский флот.

Вице-адмирал В. Ф. Трибуц, вероятно, припомнил мои рассказы о том, как я зимой 1921 года прокладывал по льду Финского залива дороги на мятежные кронштадтские форты. Он вызвал меня в штаб флота и предложил немедленно выехать на Ладогу, в Осиновец, чтобы на месте проверить, как идет ледовая разведка.

На мысе Осиновец, в пяти километрах южнее маяка, стояла морская батарея 130-миллиметрового калибра. Она надежно прикрывала вход в Неву с озера и все побережье в пределах дальности своего огня. Батарея была отлично оборудована, ее командный пункт и все орудийные дворики имели надежную защиту. Так было и на других батареях, входивших в дивизион майора Туроверова, заботливого командира, любящего свое дело артиллериста. Я часто бывал на его батареях и всегда душой отдыхал там, видя кругом воинский порядок, приветливые и бодрые лица бойцов и офицеров.

Здесь-то, на командном пункте майора Туроверова, 15 ноября и состоялась моя первая встреча с гидрографом Ладожской военной флотилии лейтенантом Е. П. Чуровым. (Ныне он доктор технических наук, начальник кафедры Военно-морской академии.) Ему, тогда еще очень молодому офицеру, поручили сформировать гидрографический отряд и произвести ледовую разведку озера. От результатов этой работы зависело и решение о прокладке дороги через Ладогу.

Беседа с Чуровым убедила меня, что я имею дело с толковым, образованным офицером, который сделает все, чтобы выполнить задачу. Под стать ему были его помощники, прибывшие из Ленинграда: старший лейтенант В. Купрюшин и лейтенанты В. Н. Дмитриев и С. В. Дуев. В распоряжении гидрографов была команда из десяти матросов. Настроены все были бодро, работали дружно, быстро. Приготовили пять финских саней, на них установили компас, уложили вехи, пешни, лыжи.

Лейтенант Чуров уже облетел озеро на самолете У-2 с летчиком Топаловым. Выяснилось, что ледовая кромка еще довольно близка к Шлиссельбургской губе и проходит примерно по параллели мыса Морье.

Чуров докладывал мне у карты:

— По намечаемой трассе лед пока очень тонок. Снега на нем почти нет, поэтому большую часть пути экспедиции предстоит пройти пешком. Но лед, видимо, быстро окрепнет, так как ожидается понижение температуры до двадцати градусов.

Я потребовал от гидрографов быть осторожными.

Путь экспедиции пролегает всего в нескольких километрах от противника. Вражеские дозоры могут выйти на лед и захватить наших разведчиков.

В сумерках гидрографы двинулись в путь. О выходе их сообщено было в Кабону — на противоположный восточный берег озера.

Позже Чуров рассказывал:

— Спустились мы на лед, вокруг — тьма-тьмущая! Небо заволокли тучи, ни зги не видно… Связались попарно сигнальным фалом и идем на расстоянии двадцати метров друг от друга. Впереди с компасом на санках шагаю я, за мной — лейтенант Дмитриев саженным циркулем отмечает пройденное расстояние. Вслушиваемся, чтобы не наткнуться на вражеские дозоры. Лишь изредка осторожно фонариком подсвечиваем компас. Справа видны орудийные вспышки, доносится гул артиллерийской стрельбы, иногда совсем близко слышен треск пулеметов.

В стороне двигалось наше боевое охранение — три матроса. Старший из них, Королев, шел на лыжах с шагомером. Через каждые 500–600 метров пробиваем лунку, измеряем толщину льда, ставим вешку. Ночью мороз усилился. «Стало быть, лед будет крепче», — радовались мы. Но вдруг лед под ногами стал плавно колыхаться. Остановились. Измерили толщину льда и ахнули: всего лишь пять сантиметров! Так можно и на дно загреметь, всю операцию провалить… Еще более осторожно двинулись дальше. Лед как будто устойчив. Пошли быстрее. И вдруг снова под ногами «мертвая зыбь»… Топали мы так часов пять, решили отдохнуть. Сделали небольшой привал, поделили взятую с собой еду. На каждого пришлось 800 граммов соленой трески, 250 граммов хлеба и по три кусочка сахару. Тем временем густые облака рассеялись, и в ночном небе замигала Полярная звезда. Стало веселей. По звезде сразу же определили отклонение компаса. К моему ужасу, достигало оно сорока градусов. С таким компасом и в лапы к врагу можно попасть.

Решили ждать рассвета. Мороз все больше крепчал, пробирал до самых косточек. А когда взошло солнце, невдалеке к северу четко обрисовался в рассветной дымке маяк на мысе Осиновец. Значит, экспедиция наша всю ночь плутала по льду и ушла от берега всего на пять миль…

Гидрографы хотели продолжить путь, но лейтенант Дмитриев во льдах повредил ногу. Положили его на сани и повернули к маяку. Но вскоре пришлось остановиться: дорогу преградили береговые торосы. Чуров передал сани со всем снаряжением матросам, а сам взвалил Дмитриева на спину и километра два нес его через торосы до землянки на берегу у маяка…

Рано утром нам на командный пункт вдруг донесли, что лейтенант Дмитриев доставлен в санчасть. В какую? Что с ним? Пока мы это выясняли, Чурова и след простыл. Снова проверив свои расчеты и пополнив скудные запасы продовольствия, он, вновь отправился в путь. На этот раз все обошлось благополучно. К утру 17 ноября трасса через Ладогу была проложена. Ее обставили вешками, толщину льда нанесли на планшет. На следующий день, несмотря на усталость, наши гидрографы провели по льду первые две подводы с хлебом из Кабоны на западный берег озера. Сразу же приступили к оборудованию трассы ацетиленовыми фонарями и мигалками.

После нашего доклада о результатах разведки Военный совет Ленфронта 19 ноября принял решение оборудовать через озеро автомобильную дорогу. Работы развернулись немедленно.

Одновременно Ленинградская военно-морская база формировала для Ладожского озера буерно-лыжный отряд. В него вошли 75 моряков. Почти все — добровольцы, в прошлом ленинградские спортсмены-парусники. Возглавил отряд известный яхтсмен лейтенант И. И. Сметанин. Штаб его разместился в деревне Кокорево. 19 буеров прибыли на Ладогу, когда на озере стоял еще тонкий, но хороший лед, и сразу включились в боевую работу. Они несли дозорную и разведывательную службу на фланге, охраняли на озере первые гужевые обозы и автоколонны, вели наблюдение за ледовой дорогой, предупреждая идущие машины о больших промоинах, обнаруженных на трассе. Буера спасли жизнь сотням людей, перевозя раненых и больных через озеро всего за 30 минут. Многим застрявшим в сугробах машинам они доставляли горючее. Фашистские самолеты охотились за ними, поливая их пулеметным огнем. Спасала маневренность и большая скорость — ледовые парусники легко развивали 100 километров в час.