Морской фронт - Пантелеев Юрий Александрович. Страница 73

Вернувшись из штаба, я приказал удвоить число дозоров вдоль Морского канала. Для артиллерийского прикрытия перехода подводной лодки база выделила пять батарей, а Кронштадтская крепость — семь.

18 декабря мы провожали ледокол и с ним подводный крейсер. Лед в канале был очень тяжелым, корабли шли медленно и только к шести часам утра подошли к траверзу Петергофа. Противник осветил их лучами шести своих прожекторов и открыл интенсивный артиллерийский огонь. Но наши батареи заставили немцев быстро замолчать. Три малокалиберных снаряда, попавшие все же в ледокол, не причинили ему каких-либо серьезных повреждений. А подводный крейсер даже не тронуло. Не было и подрывов кораблей на минах. Инициатива в борьбе за канал явно перешла в наши руки.

Однако на переходе к острову Лавенсари подводная лодка не раз попадала в очень тяжелое положение и была значительно повреждена сильной подвижкой льда.

27 декабря, не исправив всех своих повреждений, она с ледоколом «Ермак» вернулась в Кронштадт, и ее выход в море, к сожалению, был отставлен.

Об этом небольшом эпизоде с подводной лодкой «К-51» можно было бы и не вспоминать, но замысел, породивший его, хорошо характеризовал направленность нашей тогдашней флотской оперативной мысли. Балтийский флот по формальным географическим факторам был будто бы в блокаде, однако балтийцы все время искали случая нанести противнику урон на море и, подобно войскам Ленинградского фронта, сохраняли в своих руках наступательную инициативу. Так, все осенние месяцы наши подводные лодки вели боевые действия на коммуникациях противника по всей Балтике. Они вы ходили в море и после того, когда весь флот перешел в Кронштадт и под стенами Ленинграда развернулись самые напряженные и решающие бои. Развертывание наших подлодок в море происходило и тогда, когда уже повеяло суровой зимой. Штормы той осенью были особенно свирепы на Балтике, случались аварии на лодках, иногда повреждались горизонтальные рули. В студеной воде в штормовые ночи матросы исправляли повреждения.

И все же, несмотря на все эти трудности, в октябре и ноябре в Балтийском море одновременно находилось до семи подводных лодок. Авиация наша не могла им помочь, ибо вся она в то время действовала на сухопутном фронте в интересах обороны Ленинграда. Исключительную выдержку и героизм проявили подводники в эти осенние месяцы. Наши подводные корабли ходили у немецких берегов — на юге Балтики, в Данцигской бухте, и на коммуникации между Таллином и Хельсинки. Они вынуждены были форсировать минные заграждения фашистов в Финском заливе. За два месяца, по донесениям командиров подлодок, семь немецких транспортов были пущены на дно торпедами лодок, которыми командовали капитаны 3 ранга Ф. И. Иванцов, И. М. Вишневский, С. П. Лисин, А. С. Абросимов и П. Д. Грищенко. Этим не исчерпывается урон, нанесенный противнику в ту осень нашими подводниками. В последних числах октября и в начале ноября лодка «С-7» обстреливала в Нарвском заливе станции Нарва, Вайвара и Асери. Огнем своих пушек она взорвала склады боеприпасов врага, подожгла большие запасы топлива. Подводная лодка «Лембит» закупорила минами пролив Бьёркезунд.

Только лед, сковавший Балтику, заставил вернуться наши подводные лодки в Кронштадт. Последней вернулась 11 декабря подлодка «Щ-309» под командой капитана 3 ранга Кабо.

Так закончили наши подводники первый год войны. Их боевые действия начались в условиях белых ночей, когда каждая зарядка батарей была сложной, не раз прерывавшейся операцией. Ни днем ни ночью подводные лодки в море не имели покоя от авиации и противолодочных кораблей противника. К тому же фашисты, нагло нарушая международное право, почти все свои перевозки производили в территориальных водах Швеции.

Капитан 3 ранга Ф. И. Иванцов, командир лодки «Щ-323», не раз рассказывал нам, как при атаке фашистских транспортов те отворачивали и удирали в шведские воды, а навстречу нашей подлодке летели сторожевые катера. У восточного же берега Балтики и в Рижском заливе немцы перевозили свои войска и грузы по самым малым глубинам на баржах, лихтерах и понтонах. Никакая подводная лодка на этих глубинах (10 и менее метров) маневрировать под водой не могла. Так было с подводными лодками «С-101» и «С-102» в Ирбенском проливе, видевшими, как идут под берегом груженые мелкосидящие суда противника. Очевидно, в этих случаях удары по таким коммуникациям врага надо было наносить другим оружием — авиацией и легкими силами. Мы это хорошо понимали, но оставление нами военно-морских баз и аэродромов в Балтике и в Рижском заливе мешало этой возможности.

Действия наших подводных лодок могли бы быть и более эффективными. Но ведь все кругом развертывалось совсем не так, как планировалось, как предполагалось, а протекало, как говорится, совсем наоборот.

И все же наши подводные лодки в 1941 году потопили, по донесениям командиров, одну подлодку и 10 транспортов с военными грузами и войсками, выставили около 100 мин заграждений, на которых подрывались немецкие корабли. Свобода плавания противника на Балтике была резко нарушена, наши подводные лодки заставили его ходить в конвоях с охранением. Все это усложняло переходы, замедляло оборачиваемость транспортных средств гитлеровского флота…

Наши перевозки по Морскому каналу и всякое движение кораблей во льду закончились к новому году. За ноябрь и декабрь 1941 года из Кронштадта в Ленинград прошли более сорока корабельных отрядов. Они перевезли для фронта больше 22 тысяч бойцов, 128 орудий, 28 танков и много боеприпасов. В то же время из Ленинграда в Ораниенбаум для Приморской оперативной группы войск перевезено было 14 615 бойцов, 44 танка и 22 орудия, а также много тысяч тонн боеприпасов, продовольствия, топлива и других грузов. При этом было только три случая подрывов на минах ледоколов, кстати не вышедших из строя.

Значительное утолщение ледового покрова в Невской губе создавало нам новую угрозу. Противник мог выйти теперь на лед не только с пехотой, но и с танками и артиллерией для обеспечения своих минных постановок, а то и для прорыва в город. Эта возможность не исключалась, хотя подходить незамеченными к каналу немцам стало все более и более сложно. Мы значительно усилили охрану канала дозорами. Наши лыжники более шестнадцати раз за зиму огнем автоматов отгоняли немцев, лезших к каналу. Сплошь и рядом дело доходило до рукопашных схваток в темноте. Убитые и раненые были с обеих сторон. Гитлеровцы стали выходить на лед отрядами по 25–30 человек, прощупывая всю систему нашей ледовой обороны.

В течение зимы мы не имели почти ни одной спокойной ночи Бывало, только приляжешь на командном пункте вздремнуть — телефонный звонок! С поста доносят: «На льду слышна автоматная стрельба…» Сразу не узнаешь, рота или полк лезет, а может, это уже и наступление на город? Сна как не бывало. На ледовом фронте тревога. И так почти каждую ночь.

С ледоставом увеличились, конечно, и возможности проникновения в город фашистских шпионов и диверсантов. Наши дозоры были предупреждены об этом. Однажды морозной ночью в сильнейшую метель возвращался с залива наш дозор во главе со старшиной Пономаревым. Во тьме дозорные наткнулись на нескольких фашистских шпионов, пробиравшихся из Ленинграда. Завязалась короткая перестрелка, один из лазутчиков сразу упал. Наши бойцы оказались невредимыми. Они немедленно обыскали убитого и нашли при нем очень важные документы, которые помогли ускорить раскрытие шпионского гнезда в Ленинграде. К сожалению, темнота и метель не позволили уточнить количество лазутчиков, их следы на льду сразу занесло снегом…

Гитлеровцы всячески выслеживали наши дозоры, устраивая в ледяных торосах засады. Два наших бойца, А. Епихин и Н. Вихров, натолкнулись на такую засаду. Хотя немцев было более десяти, матросы вступили в бой, стреляли до последнего патрона, бросали гранаты, а когда кончились боеприпасы, пустили в ход ножи… Высланная с дамбы поддержка обнаружила на рассвете трупы наших бойцов. Недешево отдали свою жизнь советские моряки. Вокруг них лежало несколько трупов фашистов.