Дракон должен умереть. Книга 1 (СИ) - Лейпек Дин. Страница 24

Сейчас Генри тоже стал много читать. Благодаря Джоан в доме Сагра появилась отличная подборка книг — серьезные научные трактаты сочетались в ней с легкой поэзией крессов в оригинале или нескольких искусных переводах, записки и воспоминания известных путешественников — с любовными романами в стихах, написанными кружком придворных трубадуров, творивших еще при дедушке Джоан. Было в этой библиотеке и много книг по религии и философии. Последнее, впрочем, было чтением не для праздного удовольствия — Джоан и Сагр выискивали любые упоминания драконов.

Это их занятие, продолженное и после приезда Генри, представляло для него предмет особых угрызений совести. Он с ужасом понял, что по сути не знает ничего про то, что происходило с Джоан почти год. В прошлый приезд зимой он мало интересовался ее состоянием.

Они мало разговаривали в первые дни. Это не было холодным, отстраненным молчанием, как в прошлый его приезд. Просто Джоан с Сагром, и в обычное время разговаривавшие друг с другом немного и по существу, никак не пытались сейчас вовлечь Генри в круг своих проблем, как будто тоже чувствуя, что ему необходимо время, чтобы прийти в себя. Чтобы помолчать.

И Генри был им благодарен за это.

Он молчал. Молчал и наблюдал за тем, как они живут, не особо вмешиваясь в эту жизнь. Помогал в хозяйстве, ел с ними, вставал утром и ложился спать вечером. Иногда Генри перебрасывался с кем-то из них парой слов, легких, как весенние облака. В этих словах не было особого смысла. И не должно было быть.

Он часто сидел и смотрел, как Джоан что-то делает, стараясь угадать хоть часть того, что не знал, хотя должен был знать. Смотрел, как она ходит, как говорит, как улыбается — или, наоборот, становится серьезной и задумчивой. Генри заметил, что характер ее движений изменился — в Джоан появилась одновременно и женская мягкость, и точность, свойственная людям, которые хорошо знают, что делают. Особенно часто Генри смотрел на ее руки. Она больше не давала ему разглядеть страшные уродливые шрамы, скрывая их длинными рукавами, но Генри все равно каждый раз внутренне вздрагивал, вспоминая о них.

Иногда ему казалось, что, несмотря на ощущаемые им спокойствие и умиротворение, есть некая грань, за которой и то, и другое резко заканчивается. Что их общее согласованное молчание было вызвано тем, что ни на одну тему нельзя было бы поговорить, не опасаясь эти спокойствие и мир разрушить. И так же отчетливо Генри понимал, что им с Джоан очень нужно поговорить.

Он снова много ходил по горам. В прошлый раз Генри уходил из дома, потому что ему невыносимо было там находиться. Сейчас он уходил, пытаясь найти в себе силы задать Джоан разные неприятные вопросы, чтобы услышать еще более неприятные ответы. Но каждый день солнце садилось раньше, чем он успевал набраться решимости.

Погода по-прежнему была великолепной, и наконец воздух прогрелся так, что после полудня на солнце становилось по-настоящему жарко. Все было пропитано запахами и пронизано теплом, и Генри наконец решил, что если и вести тяжелый разговор, то именно в такой день, как этот.

Он шел по седловине, когда на противоположном склоне увидел знакомую фигуру. Даже если он в начале и не был уверен, что это Джоан, то в следующий она помахала Генри рукой. Вряд ли в этих краях разгуливало много знакомых с ним девушек.

Генри стоял и смотрел сквозь прикрытые от яркого света веки, как она идет к нему, сочетая стремительность движений с грациозностью и плавностью. Последние несколько десятков шагов под горку Джоан пробежала и резко остановилась прямо перед Генри. Она улыбнулась, и это была знакомая улыбка. Не такая открытая, как раньше, но почти такая же искренняя.

Было очень жарко, и она закатала рукава.

Он совершенно не собирался смотреть на ее руки, он просто скользнул по ним глазами и застыл, не в силах оторвать взгляд. Так же, как тогда, первый раз, Джоан заметила этот его взгляд и стала быстро, почти судорожно отворачивать рукава. Один спустился легко, но второй никак не поддавался, и он услышал, как она зашипела и тихо выругалась.

Генри поймал Джоан за руку и повернул запястьем вверх. Она вздохнула.

— Я не хочу, чтобы ты это видел.

Он кивнул, ничего не ответив. Она попробовала выдернуть руку, но он покачал головой, останавливая ее. Долго смотрел на шрам со спокойным, почти невозмутимым выражением лица. Потом поднял на нее глаза.

— Я думаю, что мне очень полезно будет почаще это видеть, — заметил Генри тихо.

Джоан поморщилась.

— Это не то, о чем ты думаешь.

Он снова кивнул. Потом опять посмотрел на шрам и машинально сжал ее запястье.

— А что это? — спросил он еще тише.

На этот раз она все-таки выдернула руку и опустила наконец непослушный рукав.

— Несчастный случай, — ответила Джоан резко, тоном, пресекающим дальнейшие разговоры на эту тему. Генри невольно напрягся, и ему стоило большого труда напомнить себе, что она имеет полное право на него злиться.

— Джоан…

— Генри, ты тут не при чем. Я упала со скалы.

— Упала? — недоверчиво спросил он.

— Упала.

— Как?

— А как обычно падают люди? — раздраженно бросила она. — Не удержалась, потеряла равновесие. Упала.

Он молчал.

— Или ты считаешь, что я все-таки не человек? — Джоан с вызовом посмотрела на него.

Генри вздрогнул от этого вопроса.

— Нет, я так не считаю, — медленно ответил он.

Джоан закусила губу. Он старался смотреть на ее лицо, но взгляд снова предательски скользнул по рукам. Она заметила.

— Серьезно, Генри. У меня есть множество поводов злиться на тебя — но не за это.

— За что тогда? — спросил он, прекрасно зная ответ — и зная, как им обоим нужно, чтобы она ответила.

Джоан быстро посмотрела на него, не зло, а скорее нерешительно, как будто раздумывая, что именно следует ему рассказывать, и тут же отвернулась. Генри ждал ответа, и совершенно не к месту вдруг заметил, что под правым ухом у нее есть родинка.

— Пойдем, — наконец сказала Джоан, кивая головой в противоположную от дома сторону. — Я расскажу тебе все, что ты пропустил.

***

Все началось с того, что Джоан стала скучать.

Она всегда скучала по Генри — и всегда в этом была здоровая доля обычной скуки, потому что подросткам всегда очень важно общаться, и не всегда очень важно, с кем. Поэтому Сагр в первое время не видел ничего страшного в том, что Джоан скучает и с нетерпением ждет возвращения Генри. Кто знает, может быть, вернись он летом, все случилось бы по-другому. Но он не приехал.

Они ждали его в середине лета. Джоан пристально вглядывалась вглубь ущелья — но из-за поворота никто не появлялся, и вскоре она почувствовала первые странные симптомы. Оказалось, что не выходить из дома и не смотреть вдаль становится совершенно невозможно, хотя само смотрение и не приносило никакого облегчения. Сагр хмурился, увеличил дозы успокоительного, но это привело лишь к тому, что постоянная нервозность перешла в тяжелую апатию, грозившую перерасти в депрессию, и от пустырника пришлось на время отказаться. Тогда Джоан трижды — трижды! — за одну неделю превратилась в дракона, причем все поводы были совершенно несущественными. Кроме того, она стала беспокоится, что с Генри могло что-то случиться, и к концу лета Сагр склонен был это беспокойство разделять. Он не мог иначе объяснить столь долгое отсутствие.

Наступила осень, а Генри так и не пришел. Они пошли в деревню, чтобы отправить гонца в Тэнгейл. Ответное письмо было написано рукой леди Теннесси, и в нем сообщалось, что с Генри все в порядке, и, по ее сведениям, он сейчас находится где-то на востоке страны. К письму прилагались многочисленные подарки.

Полученные известия произвели на Джоан неожиданно положительный эффект — она разозлилась. Стала мрачнее и жестче, но зато перестала переживать, высматривать и страдать. Она злилась, и потому легко убедила себя, что ей вообще все равно, где Генри и что с ним. Сагр и сам изрядно сердился. Он не думал, что Генри мог быть настолько безответственным.