Рождение вечности (СИ) - Соломенный Илья. Страница 38

Сейчас Ластор стоял за плитой, на которой булькала огромная кастрюля. На возвращение Нормана он не обратил никакого внимания. Парень достал из рюкзака тушки животных, и положил из на стол рядом со стариком. Тот даже головы не повернул. Его длинные седые волосы в беспорядке падали на плечи. Мощные надбровные дуги нависали над тёмно-синими глазами как утесы над беспокойной водой. Нос старика, похоже, был сломан далеко не единожды. Квадратный подбородок постоянно находился в движении, словно Ластор что-то жевал не переставая. Хотя, Норман знал, что так оно и было — старый лакей не признавал иного табака кроме жевательного, и когда нежданный гость вручил ему пакет этого первосортного зелья с Магеллана, Ластор был весьма рад такому подарку. Собственные запасы, по его словам, закончились ещё пару лет назад.

Норман, приведя себя в более-менее нормальный вид, уселся на широкий диван в гостиной, и запустил один из интерфейсов Улисса, надеясь понять, что же засек датчик в лесу.

— Что ты делаешь? — раздался голос из кухни.

— Кто-то крупный объявился на западном хребте. Хочу узнать, что там.

— Медведь, скорее всего. Какой-нибудь оползень разбудил косолапого, теперь будет бродить по долине. Тебе надо быть осторожнее во время прогулок.

— Я и так осторожен. И именно поэтому установил те датчики.

Ластор что-то проворчал на элирийском, но так тихо, что Норман не разобрал. Через несколько минут хозяин дома вошёл в комнату с подносом. На нем стояли две глубокие тарелки, наполненные мясным рагу, кувшин с вином, неровно нарезанный хлеб и немного зелени.

— Последняя порция того хряка, что я завалил три недели назад. Твои зайцы будут очень кстати, — усмехнулся он, составляя все на стол.

Норман только поморщился. То копытное, о котором упомянул Ластор, было ужасно старым, а его мясо — невероятно жёстким и вонючим. Сколько ни размягчай и не отмачивай его в соусе — ничего не помогало избавиться от неприятного привкуса и ощущения, что жуешь резину. Но мясо было единственным продуктом, запасов которого у Ластора не было от слова «совсем». Так что в иные дни выбор стоял простой — или вонючее, но настоящее мясо, или консервы непонятного вида и неизвестно чьего производства. Норман предпочитал выбирать первое, и потому они с Ластором часто ходили на охоту. Зимой, правда, старик реже выбирался из дому, но три недели назад не выдержал вынужденной диеты (в силках несколько дней было пусто, и Норману никак не удавалось выследить более крупную дичь, чем неуловимые зайцы) и отправился в долину: как он выразился «показать некоторым молокососам, как надо добывать мясо». Вернувшись с двухметровым хряком, он велел Норману его разделать, а сам уснул почти на целые сутки.

— Как только утихнет метель, я схожу на охоту, — пообещал Норман, глотая куски острого блюда. Прожевав их, он добавил — Но если затянется, снова придется есть консервы.

— С этим я как-нибудь справлюсь, — заметил Ластор, двигая стол так, чтобы он оказался между диваном и глубоким креслом. Несмотря на возраст (а лакей давно разменял восьмой десяток), силы в кряжистом теле ещё хватало.

«Забавно», — подумал Норман, — «Я всегда помнил его таким: старым, но крепким. Как вековое дерево».

— Продолжим? — предложил старик, притягивая к себе деревянную доску с каменными фигурами, после того как они с Норманом разделались с остатками ужина.

Парень согласно кивнул. Эта партия была уже седьмой, с тех пор, как Норман здесь объявился, и за все это время ему не удалось обыграть старика ни разу. Он был настоящим гроссмейстером и превосходным стратегом — но выиграв очередную партию он мог следующие несколько недель выводить Нормана из себя насмешками и подначками, пока тот не предлагал реванш, и они не начинали новую битву.

Во время этих партий они часто говорили о семье Нормана. Он и сам не знал, что побудило его прилететь на Арбис, практически в полную изоляцию от всего цивилизованного мира. Может быть то, что Ластор был последним, и самым близким человеком, знающим его с самого детства. А может быть Норман искал ответы на вопросы, которых и сам не знал. Но скорее всего он просто запутался, и хотел тишины и покоя — а дом Ластора был идеальным местом для того, чтобы привести мысли в порядок.

— Ты не закончил рассказ о последнем путешествии отца, — напомнил он.

— Помню, — Ластор сделал ход.

Норман оценил свое положение — оно в очередной раз было куда хуже, чем можно было надеяться. Он передвинул слона, забирая одну из двух, выскочивших далеко вперед, вражеских пешек. Старик откинулся на спинку кресла, и сделал глоток вина из своей кружки.

— За год до своего исчезновения он отправился на Ветерис. Дикий мир, и Империи он был интересен разве что своим климатом, да как потенциальное общежитие в случае перенаселения соседних миров. Его не терраформировали, и как говорил Клауд, там сформировалось очень много биомов, видов и отдельных особей, каких было не найти на других планетах.

Норман слушал внимательно. Его отец был очень одаренным человеком, учёным и изобретателем, и он постоянно путешествовал по галактике, изучая многообразие жизни в ее пределах. И хотя большей частью пригодные для жизни миры были изначально терраформированы, и заселены мутировавшими и не очень особями из Солара, но иногда встречались планеты-жемчужины, на которых жизнь развивалась сама. Такие миры были редкой возможностью изучить теорию эволюции в действии — чем и занимался Клауд Райдо.

— Он провел там несколько месяцев, а потом случилась та вспышка болезни…

— О чем ты? — не понял Норман.

— Ты знаком с Себастьяном Риволи? — старик задал встречный вопрос, проигнорировав приставку «де» перед фамилией. Он считал Небожителями членов только тех семей, чьи предки побывали на Сигеру-Маоло.

— Эмм… — вопрос заставил Нормана задуматься, — Мы встречались пару раз. Давно. При чем тут он?

— Не он, а его отец — Бастиан. В то время он получил землю на Ветерисе, и начал строительство своей цитадели. Как позже выяснилось, место он выбрал не самое удачное. Крепкая, на первый взгляд, скала, пошла трещинами, как только туда загнали технику и начали строить фундамент. Она рассыпалась, и оказалось, что слой камня скрывал кое-что интересное, — Ластор сделал паузу, отвлекшись на вьюгу, с остервенением швыряющую снег в окна. Норман не торопил его.

— Они нашли там вход в галереи древнего строения, погребённого под скалой. Совсем небольшого — всего четыре коридора, зал, и две комнаты. Рабочие спустились туда, чтобы исследовать находку, и через день половина из них слегла от неизвестной болезни. Ещё через двое суток они умерли в страшных мучениях, а оставшиеся рабочие начали обнаруживать у себя симптомы этой инфекции. Старший Риволи оказался не дураком, и закрыл всю стройку на карантин. Вместе с собой, — многозначительно добавил лакей, — Понимал, что если инфекция распространится, сдержать ее будет очень трудно. В тот момент на Ветерисе было совсем немного людей, но кто знает, что взбредёт в голову больным? Угнать корабль и перенести болезнь на любую планету могли многие из тех, кто там был. Риволи сообщил Империуму о происшествии, и вызвал представителей де Сергийос. Твой отец был знаком с Бастианом — собственно, именно по его приглашению он и прилетел на Ветерис. Но он наотрез отказался покидать пределы карантина, хоть и был далеко, когда случилась вспышка. Вместо этого он убедил Риволи пустить его внутрь, и дать обследовать помещения, пока туда не нагрянули медики Империума, и не вывезли все строение по кусочкам. Уж не знаю, как ему удалось, но он собрал там целую гору данных, а через несколько дней прибыли де Сергийос. Им удалось спасти всех выживших к тому моменту, включая самого Бастиана, но помещение они уничтожили, предварительно вывезя оттуда все мало-мальски ценное.

Твой отец вернулся домой — на редкость довольным. Говорил, что обнаруженное на Ветерисе продвинет его исследования далеко вперёд. Спустя полгода затворничества в лаборатории, он отправился в Солар, вместе со всеми своими записями — и больше не вернулся.