Каждому своё 4 - Тармашев Сергей. Страница 16

Потом выяснилось, что никто не погиб, дрон спугнул роботов, и они не успели никого убить. Зато они убили единственное безопасное место внутри Росрезерва. С тех пор мы живем внутри спецпалатки. Весь личный состав разбит на четыре смены и несет круглосуточное дежурство. Одна смена под антирадом осуществляет охрану и оборону входа в Росрезерв, вторую ломает интоксикация, третья и четвертая сидят на базе и ждут своей очереди.

С роботами противника надо было срочно что-то делать, пока они нас не перебили, и мы разработали план обороны. Ваш ров, который вы выкопали к входу в Росрезерв, мы зарыли наполовину. Чтобы роботам пришлось искать другой путь. На подходах к Росрезерву мы нарыли окопов, разместили в них огневые точки и выкопали волчью яму. Ее накрыли маскировочной сетью и поставили под удар ЛСУ прямой наводкой. Чтобы ЛСУ не попала под огонь противника, мы загородили ее бульдозером. Он тяжелее, чем она, восемьдесят тонн, полторы тысячи лошадей, должен был запросто ее защитить…

Пленный усмехнулся:

– Так планировалось. Короче, мы двое суток готовили оборону и еле успели. Роботы появились через два часа после того, как мы закончили. Как раз буран начался, под его прикрытием они и атаковали. По ходу дела, видят в этой пылище они не очень хорошо, потому что мы засекли их первыми. Только ветер стих, как часовые орут в эфире, что наблюдают свечение лазерных систем. Все, кто мог, сожрали антирад и бросились в окопы. А дальше все очень быстро произошло.

Роботов оказалось то ли четыре, то ли пять, светящиеся пары лазерных элементов то растворялись в пыли, то появлялись в другом месте, и точно определить не удалось. Сначала они двигались поверху, видимо, искали пропавший ров. Потом один из них спрыгнул в волчью яму. Именно спрыгнул, а не упал. В эфире раздался приказ открыть огонь, и ЛСУ вдарила по нему одновременно лазерным лучом и электромагнитной пушкой. Робота осветило вспышкой, и я хорошо его разглядел.

Рассказчика нервно передернуло, и в его голосе мелькнул суеверный страх:

– В тот миг я подумал, что он живой! Здоровенный трехметровый мужик полтонны весом, в маскировочном костюме из белой мешковины! Даже кроваво-красный отблеск глаз был словно живой! Он смотрел прямо на меня, клянусь! Словно насквозь меня видел, я четко ощутил исходящую от него брезгливость. Как будто я кусок дерьма, а он вынужден на меня наступить, хоть ему и не хочется!

Пленный потряс головой, словно отгоняя наваждение, и поежился:

– Через секунду он уже на меня не смотрел, и глюки пропали. Позже выяснилось, что каждый чувствовал на себе его враждебный взгляд. Ощущения немного отличались, кто-то ощутил ненависть, кто-то брезгливость, кто-то равнодушие. Но все видели, что он их видит! Генералы сказали, что это была атака инфразвуком. Технология еще сырая, только обкатывается, поэтому функционального эффекта не имеет, но боевой дух пошатнуть может.

Короче, робот после попадания исчез в пыли. Может, его испарило лазером, самоходка же тяжелый танк запросто поджигает, как спичечный коробок. Но никаких остатков от него мы не нашли, хотя потом пытались искать. Но в ту минуту всем стало не до него, потому что остальные роботы засекли выстрел и попрыгали в ров. Ближайший из них ударил по нашим позициям чем-то непонятным, и восьмидесятитонный бульдозер разнесло вдребезги, как цветочную вазу. ЛСУ успела выстрелить еще раз, потом ее поразило прямым попаданием, и она вырубилась. Почти сразу наши позиции накрыло то ли серией взрывов, то ли одним большим, я понять не смог. Меня вбило в окоп с такой силой, что без штурмового комплекта точно бы переломало все кости. Мозги внутри черепа так встряхнуло, словно голову раскаленным мечом пробило, и я потерялся, как после нокаута.

Оклемался минут через пять, голова гудит, кругом сплошная стена пыли, темно, эфир орет в уши помехами, ни фига не понятно. Выглянул из окопа, красных точек не видно, зато в тылу, во въездных воротах, здоровенная дыра и лучи фонарей. Выполз и поковылял туда. Оказалось, что роботы отступили, видимо, из-за потерь. Генералы сказали, что мы уничтожили от двух до трех роботов. Правда, обломков от них никто не нашел, но, может, их просто смешало с обломками бульдозера, и мы не смогли отличить одно от другого. У нас уничтожено четыре огневые точки, людей порвало вместе с окопами, откуда они вели огонь. Остались только застывшие кровавые брызги, горелые ошметки скафандров и оплавленные обломки экзокорсетов вперемешку с обугленным грунтом.

По самоходке, предположительно, ударили кумулятивным, потому что экипаж выжгло до состояния трухи, но пробоина почему-то оказалась размером с баскетбольный мяч. Непонятно, почему броня не выдержала, но в этом заключалось наше везение. Через дыру раскаленные газы, испепелившие экипаж, выплеснулись наружу и температура внутри самоходки упала быстро. Реактор не пострадал, но системы управления вооружением уничтожены. Электромагнитная пушка умерла, из лазерного орудия теоретически еще можно выстрелить, но только на глаз, потому что аппаратура наведения и прицеливания выгорела. Ходовая часть получила необратимые повреждения, починить ее можно только в заводских условиях. Я видел на складах контейнеры с автоматическим токарно-фрезерным комплексом. Наверное, его можно попробовать развернуть и запустить, но это ничего не даст, у нас никто никогда не строил лазерные установки, это секретное изделие. И чтобы организовать ремонт, необходимо загнать ЛСУ в ангар. Темнота, холод, пыль, бураны – снаружи мы не сможем использовать оборудование. Даже развернуть не сможем. Но внутрь самоходку не затащить, она шестьдесят тонн весит, а техники у нас больше нет. Так что деваться из Росрезерва нам некуда.

Пленный криво усмехнулся:

– Генералы заявили, что победа осталась за нами, потому что «Подземстрой» не знает, что ЛСУ почти что сдохла, и там поняли, что взять нас штурмом не смогут. Но у них еще осталось два или три робота, поэтому нельзя исключать, что они могут повторить попытку. Поэтому мы должны быть готовы отбить следующую атаку. Мы вручную развернули орудие точно по оси рва, чтобы уничтожить любую цель, которая попытается приблизиться к въездным воротам, и генералы назначили на самоходку новый экипаж. Мужики, которые получили назначение, аж офигели. Многообещающая перспектива, учитывая, что предыдущий экипаж погиб, успев сделать ровно два выстрела. Но кроме них больше никого не осталось, кто мог управлять ЛСУ, так что выбора у мужиков не было…

Он вновь скривился:

– Его сейчас ни у кого нет. Мы вручную насыпали вокруг самоходки защитный вал из грунта, чтобы экипажу стало хоть немного спокойней, и с тех пор несем в окопах круглосуточное дежурство. Генералы старые, им всем за шестьдесят, от антирада они еле дышат, поэтому в состав смен не входят. Остальные разбиты на три смены по девять человек, в четвертой восемь. Сперва в ней было десять человек, она была самая большая, но позавчера один умер во время интоксикации, а вчера умер еще один. Теперь она самая маленькая. А если меня вычесть, то даже еще меньше. Наверное, туда переведут кого-нибудь…

Пленный на секунду умолк, посмотрел на всех со смесью угрюмости и беспомощности, и закончил:

– В день начала войны в бункере было триста семьдесят семь человек. На сегодня осталось тридцать восемь. Сколько еще мы проживем, постоянно сидя на антираде, никто не знает. Всеобщим собранием было решено, что безропотно умирать мы не собираемся. Если «Подземстрой» атакует опять – будем драться. А если они надеются взять нас измором, то рано радуются. Мы заминировали потолки всех хранилищ, изготовили из боеприпасов горючие средства и подготовили все к поджогу. Если нас перебьют в ходе штурма или подохнем от антирада, последние, кто будет оставаться в живых, активируют мины и зажигалки. Все, что не сгорит, завалит обрушением. Противник не получит ничего. Поэтому мы держим оборону и живем, пока можем. Если вдруг «Подземстрой» выйдет на связь, то условие у нас одно: преступники складывают оружие и сдаются представителям законной власти. «Подземстрой» переходит под управление ФСБ. Не устраивает – подохнем все. Нам терять нечего. Нас убьет антирад, их – голод. Все поняли, что инфа про перенаселение и истощение биоферм не была дезой. Иначе бы «Подземстрой» не рвался бы в Росрезерв любой ценой.